В начале войны сталинскому “террористу №1” Павлу Судоплатову было поручено сформировать диверсионные группы для заброски на оккупированные территории в тыл немецкой армии. Некоторые из судоплатовских диверсантов до сих пор окружены легендами героизма разведки военного времени. Архивы раскрывают, кто на самом деле были эти люди.
Исидор (он же Михаил) Маклярский, рассказ о котором был опубликован недавно, далеко не единственный представитель военной диверсионно-террористической “фирмы” Павла Судоплатова, обладавший сочной биографией, подмоченным послужным списком и несколько специфическими профессиональными навыками. Был еще, например, спецагент-ликвидатор, официально известный под ником “Николай Иванович Кузнецов”, которого и поныне подают в качестве выдающегося разведчика.
Между тем, с точки зрения самих же “компетентных органов”, которые его отправляли за линию фронта, “Кузнецов” (он же “Грачев”, “Зиберт”, “Колонист”, “Пух” и др.) был лицом крайне неблагонадежным и подозрительным. Конечно, он был давним стукачом-осведомителем органов, но при этом: исключался из комсомола, несколько раз подвергался арестам и предварительному заключению, имел две неснятые судимости и ограничение в правах. С таким счастьем – и за линию фронта?
Не говоря уже о том, что вопрос относительно его профессиональной квалификации остается открытым и поныне, а техника исполнения терактов поражает убогостью и вопиющим дилетантизмом. Да и не один он (даже и на пару с Маклярским) такой “профи”: если вглядеться в некоторые – и лишь официально известные – кадры “терминатора” Сталина, может показаться, что Особая группа при наркоме внутренних дел СССР, преобразованная позже во 2-й отдел, а затем и 4-е управление НКВД (с 1943 года 4-е управление НКГБ), была каким-то заповедником для кадров совершенно отстойных.
Как признавал и сам Судоплатов, “в начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах”. Оттого и пришлось прибегнуть к мере несколько неординарной: по инициативе Лаврентия Берии его заместитель, комиссар госбезопасности 3-го ранга Василий Чернышев уже 1 сентября 1941 года утвердил “Инструкцию о порядке отбора боевиков из числа исправительно-трудовых лагерей НКВД для заброски их в тыл к противнику”. При этом из числа заключенных приоритет отдавался бывшим сотрудникам НКВД, “проверенным в лагерях на конкретных делах”.
И Судоплатов, сам же и поднявший вопрос о наборе кадров из числа чекистов, находившихся в заключении, сетует на “циничность Берии” и его простоту в решении вопроса о людских судьбах: “Берию совершенно не интересовало, виновны или невиновны те, кого мы рекомендовали для работы. Он задал один-единственный вопрос:
– Вы уверены, что они нам нужны?
– Совершенно уверен, – ответил я.
– Тогда свяжитесь с Кобуловым, пусть освободит. И немедленно их используйте”. Судя по тому, кого, как и где из числа освобожденных затем использовали, самого Судоплатова этот “гуманитарный” вопрос тоже тогда ни в малейшей степени не заботил, а имитация совести проснулась лишь полвека спустя – при диктовке мемуаров.
Отстойник для штрафников
В этом смысле весьма показателен командно-начальствующий состав спецотряда 4-го управления НКВД СССР “Победители”, которым командовал Дмитрий Медведев. Далеко не случайно новосибирский историк Алексей Тепляков назвал отряд Медведева “настоящим “отстойником” для чекистов-уголовников” (см.: Тепляков А. Г. Амнистированные чекисты 1930-х гг. в период Великой Отечественной войны // Клио. Журнал для ученых, 2012: №7).
Начнем с самого Дмитрия Медведева: по чекистским понятиям той эпохи он и сам в 1941 году как раз проходил по разряду “проштрафившихся”. По версии казенных биографов, Медведев – сын литейщика Бежицкого рельсопрокатного завода и гимназист, и “уже с 1914 года он помогал своему старшему брату Александру – члену Брянского окружного комитета РСДРП: расклеивал листовки, прятал оружие”.
Было, оказывается, и такое в биографии будущего Героя Советского Союза: пока одни воевали на “германской войне”, другие тогда же безнаказанно делали аккурат то, за что сами же вскоре и будут расстреливать: подрывали тыл действующей армии, клеили листовки и прятали оружие! Всё это без отрыва от обучения в частной мужской гимназии – единственной в Брянске, которое стоило немалых денег. Так что если отец Дмитрия Медведева и был литейщиком, то каким-то очень уж состоятельным.
На краеведческих ресурсах Брянской области ныне проскальзывает, правда, что глава семейства был мастером литейного цеха и даже имел два собственных дома. “Рабочий-домовладелец”, содержащий жену-домохозяйку, 11 детей, да ещё имеющий возможность платить за обучение (пусть даже и одного ребенка) в частной гимназии – это не совсем канонический “пролетарий”. Так что анкетная графа о происхождении впоследствии, несомненно, доставила немало головной боли братьям Медведевым – их было четверо и все стали чекистами.
Старший из них, Александр, вообще стал первым председателем Брянской губчека и, как сообщает казенный биограф, “Дмитрий, уже окончивший гимназию, снова помогает брату в нелегкой и опасной работе”. Потом была служба в Красной Армии, а с мая 1920 года – в ЧК. Можно сказать, что он принадлежал к “дзержинскому набору”, да ещё сразу оказался на руководящей работе – возглавлял уездные ЧК, особые отделы губернских ЧК. На этой ниве столь отличился, что уже в 1921 году “за беспощадную борьбу с контрреволюцией” награжден Коллегией Всеукраинской ЧК золотыми часами.
Позже его карьера тоже шла блестяще, но по линии не контрразведывательной или разведывательной, как лживо утверждали его казенные биографы, а скорее карательной. И непосредственные его начальники-наставники, двигавшие подающего надежды кадра, были соответствующие. Так, в 1920-е годы Дмитрий Медведев успешно трудится в Одессе под началом Леонида Заковского – одного из самых известных своей беспощадностью чекиста 1920–1930-х годов. Уже в середине 1920-х годов медведевского наставника обоснованно подозревали в чистой уголовщине – организации серии убийств и ограбления перебежчиков, а также присвоении контрабанды.
Впоследствии Заковский – один из наиболее зверских деятелей Большого террора – в августе 1938 года расстрелян как “латышский, германский, польский и английский шпион”, не реабилитирован. Как гласит апокриф, “вместе со своими боевыми товарищами Медведев успешно осуществил сложнейшую операцию по уничтожению целой сети подпольных штабов так называемой Украинской повстанческой армии, ликвидировал известную в свое время в Одессе банду атамана Заболотного”.
Насчет Украинской повстанческой армии откровенный вымысел – впервые такое название использовано лишь в декабре 1941 года, а собственно организация существует лишь с осени 1942 года. Насчет атамана тоже полная чепуха: командир Приднепровской бригады четвертой повстанческой дивизии армии УНР полковник Семен Заболотный в январе 1920 года своими силами очистил Балтский уезд от деникинцев, позже поднял оружие против большевиков.
Для его захвата чекисты применили весьма характерную тактику: согнали заложников – из числа мирных жителей, пригрозив их расстрелять, Заболотный сдался, и его вскоре расстреляли. Происходило всё это в феврале 1922 года, а Медведев появился в Одессе лишь в августе того же года. Ещё в “геройских” легендах о Медведеве история о том, как “ему удалось организовать и осуществить розыск личного клада Махно”, что тоже интересно: ни одного клада Махно никто и нигде до сих ещё не находил.
В 1926 году Медведев переведен в Харьков, где поступил под начало наставника тоже примечательного – Генриха Люшкова: того самого, который, будучи начальником УНКВД Дальневосточного края, в 1938 году совершил побег к японцам в Маньчжурию. Но в конце 1920-х – начале 1930-х годов Люшков ещё вовсю банкует в Украинской ССР, тысячами фабрикуя расстрельные дела, раскрывая несуществующие заговоры. Так, в 1926 году Люшков “нащупал террористическую группу, подготовлявшую покушение на председателя ВУЦИКа тов. Петровского” – полностью фальсифицированное.
Чтобы при таком начальнике сделать карьеру, надо было особо отличиться на том же поприще. Видимо, Медведев постарался, раз в 1927 году был награжден именным маузером с гравировкой “За беспощадную борьбу с контрреволюцией”. В 1929 году он вновь награжден именным маузером с такой же надписью.
Был у нашего персонажа в ту пору ещё один старший наставник-покровитель, столь же кроваво-известный, как и Люшков, “связь” с которым с конца 1930-х годов также проходила по разряду особо компрометирующих обстоятельств: Израиль Леплевский, фабрикатор огромного количества липовых дел, в их числе “Украинского национального центра” и “Военно-офицерской организации” (операция “Весна”).
В 1937 году Леплевский среди тех, кто кровавой метлой чистил от мифического “военно-фашистского заговора” армию, зачищал и Украину – в качестве наркома внутренних дел УССР, но в 1938 году и сам расстрелян – как “участник фашистского заговора в НКВД”… С 1932 года Медведев работает в Киеве: начальник Секретно-политического отдела (СПО) Киевского областного отдела ГПУ – это вторая должность в областном чекистском аппарате. Потому и вопрос, принимал ли Дмитрий Медведев участие в насильственной коллективизации, прямым результатом которой был Голодомор, можно считать риторическим.
Так что вовсе не случайно Медведев попал в число тех, кто 20 декабря 1932 года был первым награжден только что утвержденным знаком “Почетный работник ВЧК-ОГПУ (XV)”. В списке награжденных этим знаком тем же приказом значатся такие признанные “авторитеты” органов, как Генрих Ягода, Яков Агранов, Артур Артузов, Всеволод Балицкий, Абрам Беленький, Лаврентий Берия, всесильный начальник ГУЛАГа Матвей Берман, Глеб Бокий, Василий Каруцкий, Карл Паукер, Роман Пиляр, председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР Василий Ульрих, уже названные Леплевский и Люшков, а также самые “производительные” палачи-расстрельщики ОГПУ – Василий Блохин, Петр Магго, Василий Шигалев…
Дмитрий Медведев и его заместитель по разведке А.А. Лукин демонстрирует А.Ф. Федорову трофейный образец нового немецкого снаряда, 1943 год
Пик карьеры Медведева пришёлся на 1935 год, когда его назначили начальником Кировоградского отдела НКВД. В 1936 году он аттестован капитаном госбезопасности (что было равнозначно армейскому полковнику) и направлен в Москву на курсы высшего начальствующего состава при Центральной школе НКВД СССР, его готовят к переводу в центральный аппарат НКВД СССР. Один из апокрифов сообщает, что Медведев “с 1936-го направлен на работу в ИНО (Иностранный разведывательный отдел)” и даже “два года находился за границей”.
Все это сказка: никакого ИНО и заграницы уже просто быть не могло, поскольку на партсобрании тех курсов начсостава “вдруг” выясняется, что его старший брат – “оппозиционер”. Обличив за связь с братом-троцкистом, Медведева тут же исключают из партии. Но старые покровители пока на месте и связи работают, так что Дзержинский райком ВКП(б) отменил это решение, заменив исключение на выговор. Но все равно это уже крушение, приходится выступать на собраниях, каяться в притуплении бдительности, о работе в центральном аппарате можно забыть.
Медведева отправляют в резерв НКВД УССР, а затем в Харьков с понижением – инспектором в областное Управление НКВД. Итак, очередное “штрафное очко” – компрометирующие семейные связи. Старший брат, Александр Медведев, хотя и “первочекист”, действительно оппозиционер, и со стажем: активный участник “рабочий оппозиции”, в сентябре 1924 года он исключен из партии. В 1926 году восстановлен. С начала 1930-х годов управляющий только что созданного Всесоюзного автогенного треста, однако в 1935 году вновь исключен из партии – за “сокрытие своего прошлого участия в оппозиции” и за “антипартийное высказывание в день годовщины убийства Кирова”.
В 1937 году арестован (в 1942 или 1944 году он погибнет в лагере), что вновь сказалось на судьбах уже всех остальных братьев. Приказом НКВД №1275 от 27 июля 1937 года Дмитрий Медведев уволен в запас согласно ст. 38 п. “в” Положения о прохождении службы начсоставом ГУГБ НКВД: “невозможность использования на работе в Главном управлении государственной безопасности”.
В его личном деле черная метка: запись, что “уволен в запас – за связь с братом – троцкистом, ныне арестованным органами НКВД СССР”. Но “за живое” все же не взяли, хотя тогда и за меньшее стреляли. Зато взяли двух других братьев, тоже в прошлом чекистов: попал в лагерь, но выжил второй по старшинству, Алексей, не вернулся из лагерей самый младший, Михаил. Целая семья чекистов – “врагов народа”. Можно лишь удивляться, отчего с Дмитрием Медведевым по тем временам обошлись столь мягко.
Несколько месяцев пришлось провести в подвешенном состоянии, в ожидании ареста, но в марте 1938 года – по канонической версии, после неоднократных жалоб на имя Ежова и Сталина – восстановлен в кадрах НКВД: принято решение “считать возможным использовать Д.Н. Медведева в органах НКВД, но вне центрального аппарата”. Но в партии он пока не восстановлен и отправлен в традиционный отстойник для вышедших из доверия чекистов – в систему ГУЛАГа. С 25 апреля 1938 года Медведев замначальника 3-го (оперативного) отдела Беломорско-Балтийского комбината НКВД в Медвежьегорске.
В структуре лагерного управления именно третьи отделы курировали агентурно-осведомительную сеть среди заключённых, вербуя стукачей и пачками “лепя” новые дела. Видимо, на этом поприще были успехи и достижения, иначе как расценить последующее повышение – с 8 апреля 1939 года капитан госбезопасности Дмитрий Медведев уже начальник 3-го отдела Норильлага – Норильского ИТЛ НКВД.
Правда, повышение оказалось недолгим: 25 мая 1939 года он отозван в распоряжение ГУЛАГ НКВД СССР, а 3 ноября того же года вновь уволен из органов НКВД за “необоснованное прекращение уголовных дел”. Трудно сказать, в чем заключалась та “необоснованность” и какие именно дела Медведев прекращал, да и прекращал ли. Это чисто формальная формулировка: невероятно, чтобы свежеиспеченный начальник 3-го отдела Норильлага мог что-то “массово прекратить” за столь короткий срок пребывания в должности, которую никак не мог получить без реальных заслуг по части вовсе не прекращения дел, а совсем наоборот.
“В первые же дни войны как с польскими панами, так и финской белогвардейщиной, – как напишет он уже в 1941 году в рапорте на имя наркома госбезопасности, – я обращался к Вам, полный готовности на любую работу, на любой подвиг”. Но тогда на подвиг не позвали, и он – пенсионер НКВД, а в 1941 году устроился управляющим межрайонной конторой №3 треста Мосгорторп, проживая в подмосковном Томилино. 22 июня 1941 года Медведев через “бывшего коллегу” передал рапорт на имя наркома госбезопасности СССР (то есть Меркулова) от “почетного работника ВЧК, бывшего капитана госбезопасности Д.Н. Медведева”: “Снова беспокою Вас, товарищ народный комиссар, – пишет почетный сотрудник ВЧК, – своим непреодолимым желанием отдать все свои силы, всего себя на борьбу с фашизмом”.
Через какого именно “бывшего коллегу” пошел наверх тот рапорт, догадаться несложно: как поведал в одном из интервью сын Дмитрия Медведева, “отец через Судоплатова и шел. У него с Павлом Анатольевичем были нормальные отношения”. Нормальные, видимо, ещё с той поры, когда в конце 1920-х годов они неоднократно пересекались по служебным делам в тогдашней столице Советской Украины – Харькове.
Надо сказать, что, невзирая на заявленный в рапорте опыт “двадцатилетней оперативной работы”, ни воевать, ни организовывать партизанские действия и совершать диверсии, ни вести разведку “бывший капитан госбезопасности” не умел, поскольку ранее занимался совершенно иным. Несомненно, во время работы в Одессе Медведев обрел некоторую практику борьбы с бандитизмом. Но ещё более богатый опыт был у него в борьбе с небольшевистскими политическими партиями и организациями, в том числе и проверенным чекистским методом провокаций.
Не случайно в некоторых источниках утверждается, что в одном из чекистских учебных заведений он даже читал спецкурс по методам внедрения в различные небольшевистские партии. Затем им был обретен и опыт борьбы с оппозицией уже внутри самой ВКП(б). Опять же, имелся опыт, и немалый, беспощадной борьбы с теми советскими гражданами, настроения которых казались бдительным чекистам не вполне советскими.
В конце концов, ведь именно за это Медведева и продвигали по службе, многократно поощряя и награждая: серебряным портсигаром, золотыми часами и двумя маузерами – с гравировкой “За беспощадную борьбу с контрреволюцией”, знаком “Почетный работник ВЧК-ГПУ” – за это же. Вот именно в этом своём главном качестве – специалиста по провокациям и карательным операциям он и оказался востребован, впрочем, как и многие другие.
Тем паче, вовсе не боевая деятельность значилась среди приоритетов новой структуры Судоплатова. Далеко не случайно известный партизан и Герой Советского Союза Григорий Балицкий в своих дневниках охарактеризовал Медведева “зашкарублым энкеведистом” (см.: “…Создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников…”. Красные партизаны Украины, 1941–1944: малоизученные страницы истории. Док. и мат. / Авт.– сост.: Гогун А., Кентий А. Киев. 2006).
Схожая “штрафная” биография у Александра Лукина, заместителя Медведева по агентурной разведке, его давнего сослуживца: в конце 1920-х годов Лукин работал под началом Медведева в Херсонском областном ГПУ. В апреле 1934 года тем же приказом ОГПУ, что и Маклярский, удостоен знака “Почетный работник ВЧК-ОГПУ(ХV)”. К 1938 году дорос до замначальника особого отдела НКВД Московского военного округа, а 22 февраля награжден уже орденом Красной Звезды – в числе тех, кого тогда массово отметили за “выдающиеся” успехи по части чистки Красной Армии.
Но в марте 1939 года, когда нарком Берия развернул чистку своего аппарата от “ежовцев”, снят с должности, как тогда говорили, “за нарушение норм соцзаконности” и исключен из партии. Одним словом, типичный “штрафник”. И хотя ни в диверсиях, ни в разведке ничего не смыслит – пусть кровью искупает вину в немецком тылу, благо вербовать хотя бы своих сограждан ещё не разучился, чем и занялся.
Из зоны – в тыл врага
Еще более “сложные” биографии иных товарищей из состава его отряда не должны вызывать удивления. Например, Владимира Фролова – тоже старинного знакомца Медведева по совместной чекистской службе сначала в Одессе, а затем в Сталинском оперсекторе ГПУ Донецкой области. В отряде “Победитель” он, по одной из трактовок, был заместителем Медведева по разведке – тоже агентурной, хотя в ведении собственно разведки против немцев разбирался так же, как и его командир, и другой зам., – т. е. никак, ибо ранее к разведке отношения не имел, прослужив в территориальных органах ОГПУ-НКВД на Украине, из УНКВД Винницкой области в 1936 году – где отличился на ниве чисто карательной – резко двинут на повышение в Москву, в центральный аппарат ГУГБ НКВД.
Но в июле 1938 года исключен из партии, арестован по подозрению в шпионаже и как “социально-опасный элемент” осужден Особым Совещанием при НКВД СССР, но – весьма мягко: всего лишь к трем годам заключения. При этом, хотя чекистский стаж у него был с 1919 года, членом ВКП(б) он отчего-то стал лишь в …ноябре 1936 года. Поскольку такого быть просто не могло, значит, за какие-то грехи из партии он ранее уже исключался.
Отбыв срок, сей незаменимый “социально-опасный” чекист-специалист попал прямиком в ведомство Судоплатова. Но уже в марте 1944 года Фролов служит по ведомству совсем иному – в Управлении исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления НКВД по Московской области. Вернулся, так сказать, к истокам? В 1944 году судимость с него сняли, но в партии так и не восстановили, предложив вступить в ВКП(б) заново и на общих основаниях… Налицо компрометирующий чекиста в глазах начальства факт судимости и отсидки в лагере.
Виктор Кочетков, ещё один подчинённый Медведева, тоже был из “таких”. В органах госбезопасности он с 1920 года, много лет проработал в подразделениях ОГПУ-НКВД, курирующих транспорт, был начальником дорожно-транспортного отдела НКВД Орджоникидзевской железной дороги. Но в 1939 году был снят с должности “за допущенные извращения в следственной работе” и “грубые нарушения революционной законности”, исключен из партии и арестован.
В феврале 1940 года приговорен к пяти годам лагерей, но отбывать наказание отправлен, можно сказать, на льготных условиях: начальником строительства лесогорной дороги и Орджоникидзевского лесозавода, затем – директором паркетной фабрики отдела исправительно-трудовых колоний НКВД. После начала войны освобожден и отправлен “искупать вину” в ведомство Судоплатова, хотя вовсе не был специалистом по подпольной деятельности, а об организации диверсий и терактов знал разве лишь из показаний тех железнодорожников, которых ранее арестовывал и допрашивал по 58-й статье. Тем не менее, был назначен командиром отдельной группы, отданной затем под начало Медведева.
Константин Пастаногов
Зато Константин Пастаногов, лишь мимоходом упомянутый в книгах Медведева как “героический” парень, – куда более “знаменит”. Точнее, хорошо известны его кровавые дела: как установил историк Алексей Тепляков, Константин Пастаногов – один из главных организаторов массового террора в Новосибирской области. Свою карьеру он начинал в 1926 году в качестве сексота Барабинского окружного отдела ОГПУ, позже зачислен в кадры.
Когда по всей стране развернулась насильственная “сплошная коллективизация” и раскулачивание, Костя Пастаногов особо охотно вызывался в наряды по приведению в исполнение многочисленных расстрельных приговоров “кулакам”. Тогда же он подвел под расстрел и родного дядю, написав на него донос. Но самолично расстреливать дядю всё же якобы отказался, хотя и предлагали, что уже в 1937 году ему и попытались инкриминировать.
Но тогда в его защиту выступил начальник управления НКВД по Западно-Сибирскому краю Сергей Миронов-Король, разъяснивший: “Приводить в исполнение приговор может не всякий чекист, просто иногда по состоянию здоровья… На его дядю первые материалы о контрреволюционной деятельности поступили от т. Пастаногова. И если бы даже Пастаногов заявил, что ему неудобно идти расстреливать дядю, здесь, мне кажется, не было бы нарушения партийной этики”.
То есть не так уж чтобы очень и отказывался? К тому же на его “боевом счету” и без дяди были сотни лично им “исполненных” приговоров, не считая тысяч тех, кого он подвел под расстрел уже как оперативник, следователь и начальник Секретно-политического отдела УНКВД по Новосибирской области, а затем и как временно исполняющий обязанности начальника областного УНКВД. Особо отличился Пастаногов в апреле 1938 года, когда сфабриковал дело о фашистском заговоре… детей: дал распоряжение начальнику Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД Лунькову арестовать 60 детей, оформив на них дела как на участников “контрреволюционной фашистской организации”.
Сказано – сделано: Луньков исполнительно доложил Пастаногову, что вскрыта контрреволюционная организация, насчитывающая свыше 60 человек, планировавшая расширяться за счёт вербовки учащихся, агитировать “за срыв занятий в школах и оставление учебы”, терроризировать “передовиков учебы” и осуществлять моральное разложение молодёжи “путем втягивания в пьянки, половое сожительство и совершения хищений”, а также внедрять в её ряды фашистские лозунги, популяризировать “методы троцкизма” и клеветать на вождей.
Тут же завели дело, собрав обличительного материала аж на 160 школьников. Для начала арестовали 15 из них, в том числе 10–12-летних детей. Почти восемь месяцев детей держали в переполненных камерах со взрослыми уголовниками и политическими заключенными, выбивая из них показания. Скоро они все сознались, что состояли в контрреволюционной диверсионно-террористической повстанческой организации и по заданию врагов народа срывали портреты вождей, революционные лозунги и плакаты, писали “на стенах и заборах антисоветские выражения”, распространяли среди пионеров и комсомольцев контрреволюционные анекдоты и частушки.
Прокуратура дело тихо спустила на тормозах, отдав под суд “всего лишь” четверых из этих детей… Ещё у Пастаногова было хобби: он просто обожал изобретать новые методы “дознания”. Одно из таких его изобретений: арестанта сажали на стул с острыми железками и целыми часами чекисты толпой ходили вокруг него, изрыгая угрозы и нецензурную брань: “…Мы тебя заставим писать, нас больше, видишь, мученик, контрик!..”
Арестованного Пастаноговым областного прокурора Игнатия Баркова так запытали, что тот во время допроса выбросился прямо из окна кабинета Пастаногова, с четвёртого этажа здания УНКВД. Или ему помогли выброситься… В мае 1940 года Пастаногов исключен из партии, уволен из НКВД, а затем арестован. В ноябре 1940 года ему дали восемь лет лагерей “за нарушение законности”. Но и в лагере использовали, так сказать, по профилю: назначили старостой лагпункта в Новосибирске. Как без такого квалифицированного специалиста было обойтись Судоплатову? Потому в конце 1941 года Пастаногов, не отсидевший из положенного срока и года, освобожден со снятием судимости и отправлен в отряд Медведева.
В тылу врага он пробыл едва ли месяц, получил ранение в руку, был эвакуирован на “Большую землю”, а в декабре 1943 года в числе прочих судоплатовцев получил орден Красной Звезды. Затем был отправлен обратно в Новосибирск – помощником начальника областного Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний, после войны ненадолго возглавил отдел СМЕРШ, курирующий милицию и пожарную охрану, но уже в 1946 году вновь был обвинён в злостных нарушениях “социалистической законности” и отправлен во Владивосток.
Но и там так умудрился напортачить, что был изгнан с оперативной работы и переведён уже в Севкузбасслаг МВД. Только и там не сладилось: уверовав, видимо, ещё с младых чекистских ногтей в магическую силу доноса, Пастаногов так и не смог остановиться, завалив ими вышестоящие инстанции. Потому в 1954 году был уже окончательно исключен из партии с уникальнейшей формулировкой – “за доносительство” и изгнан из органов…
Алексей Луньков
А его подельник по “детскому делу”, начальник Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД Алексей Луньков тоже оказался востребован Судоплатовым, тоже за линией фронта и тоже после отсидки. Кстати, именно Луньков в своё время и “настучал” на Пастаногова, что тот злостно уклонился от расстрела собственного дяди, особо подчеркнув, что тот приговор Пастаногову-старшему в исполнение “приводил лично я”.
Лунькова арестовали в 1939 году, но ещё не за детей, а за то, что когда осенью 1937 год его направили в Куйбышевский оперсектор УНКВД Новосибирской области, он вместе с коллегами, вместо того чтобы расстреливать осужденных, душил их верёвками, удавив порядка 600 человек.
На заседании трибунала чекист оправдывался, что душил не садизма ради, а из-за неподходящих условий для расстрелов. Зато, мол, дело по удушению поставил так образцово, что на каждого приговорённого тратили не больше минуты, набрасываясь на него впятером. Получив семь лет лагерей, в декабре 1941 года Луньков был освобожден и отправлен на дальнейшую перековку к Судоплатову. Который тут же и откомандировал квалифицированного душегуба и детолюба для работы по специальности – начальником штаба в отряд Станислава Ваупшасова.
Станислав Ваупшасов – ветеран закордонных дел терроризма аж с начала 1920-х годов, когда в ходе операций т.н. “активной разведки” по заданию партии и правительства резал на польской территории жандармов, пограничников и чиновников, провоцируя польские власти на карательные акции против населения Западной Белоруссии. После отправлен в традиционный чекистский отстойник – начальствовать над зэками на строительстве канала Москва – Волга. Потом в его активе была проигранная Испания, где “товарищ Альфред” тоже трудился по основной специальности…
Еще один чекистский засланец в тыл врага, Иван Золотарь, тоже, кстати, сослуживец Пастаногова и предшественник Лунькова на должности начальника Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД. Отличился тем, что в 1934 году лично расстреливал осуждённых алтайских немцев в Славгороде. А будучи уже начальником горотдела НКВД, как свидетельствуют показания невинно потерпевших, “фиктивно создал в Ленинске троцкистскую организацию и с применением к нам издевательств и пыток заставил нас подписать ложные протоколы допроса, в которых записаны как участники этой контрреволюционной организации почти весь актив города…”.
Подчиненные Золотаря позже показали, что их начальник проявлял “особую жестокость” не только к арестованным, но и к самим чекистам. Погорел он на том, что когда в октябре 1937 года в Ленинске-Кузнецком было расстреляно 369 человек, их тела даже не удосужились толком захоронить. Бывший начальник УНКВД по Новосибирской области Григорий Горбач на следствии показал, что “приговора (так в документе. – Авт.) в исполнение были приведены в таком месте и так, что на второй день какой-то человек натолкнулся на место, где был обнаружен труп”.
Впрочем, ему ещё много чего инкриминировали: пьянство, многочисленные интимные связи с подчиненными сотрудницами, избиение сотрудников, присвоение казенного имущества, кражу дорогого ружья “Зауэр”, незаконное хранение дома 1000 патронов от нагана. Но свои пять лет лагерей он всё получил именно за расконспирацию мест захоронения расстрелянных и – за …массовые походы в баню арестованных: их через весь город водили туда и обратно среди бела дня под конвоем через весь город – тоже расконспирация. Свой срок Золотарь не досидел: в январе 1942 года освобожден по “особому ходатайству НКВД СССР” и встречен в судоплатовском управлении.
Ещё один герой-судоплатовец – Лаврентий Якушев (Бабкин), тоже из разряда проштрафившихся гоблинов. Считался одним из наиболее беспощадных чекистов ежовского призыва. Работая с октября 1937 года по февраль 1938 года начальником УНКВД по Житомирской области (и получив тогда же за усердие орден Красной Звезды), он “лично принимал участие в избиении заключённых, приговорённых к высшей мере наказания, в сожжении 11 заключённых. По его приказу заключённые сами копали себе могилы. 200–250 связанных заключённых ставили в очередь и расстреливали на глазах других заключённых”.
Ещё по приказу Якушеву его сотрудники “занимались вытаскиванием кирками и клещами золотых зубов изо рта трупов расстрелянных”. После пошел на повышение: назначен наркомом внутренних дел Крымской АССР, где и трудился в поте лица аналогичным образом. В 1939 году приговорен к 20 годам лагерей, в том числе и за то, что учинил расстрел 553 человек, осужденных и казненных уже после запрета приводить в исполнение приговоры троек. Всего же по спискам, оформленным и подписанным задним числом, по его приказу только с 20 по 29 ноября 1938 года крымские чекисты расстреляли 822 человек. Разумеется, уже осенью 1941 года Якушева амнистировали и направили “партизанить” к Судоплатову.
Можно привести истории и ещё нескольких кадров “от Судоплатова”. Например, был такой Иван Юркин, выпустивший в 1973 году брошюрку “У нас особое задание”. Во время войны – командир оперативно-чекистской группы “Утес”, затем, как говорится в аннотации к книге, назначен начальником Особого отдела в партизанскую дивизию Ковпака и “в тяжелых условиях партизанских рейдов особая группа чекистов вела сложные операции против националистов, разоблачала предателей, засланных в расположение партизан, выполняла иные специальные задания”.
Иван Золотарь
Еще один “партизан” Судоплатова, бывший начальник секретно-политического отдела УНКВД по Алтайскому краю Петр Перминов, тоже из числа умелых специалистов по уничтожению сограждан. 25 августа 1937 года, в самый разгул вакханалии Большого террора, награжден знаком “Почетный работник ВЧК-ОГПУ (XV)” – тем же приказом, что и ранее упомянутый Золотарь.
Тем же приказом отмечены заслуги и других чекистских садистов-убийц. А уже 19 декабря 1937 года постановлением ЦИК “За образцовое и самоотверженное выполнение важнейших правительственных заданий” удостоен ордена Красной Звезды: опять же, в одном “почетном” списке с такими поистине выдающимися расстрельщиками-исполнителями, как Петр Магго, Василий и Иван Шигалевы, Василий Блохин… Затем падение: арест, исключение из партии.
В мае 1941 года Перминов приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к расстрелу за вполне конкретные и масштабные преступления против “социалистической законности”, но в последний момент “вышку” заменили на 10 лет. В 1942 году его амнистировали, сдав “ценный кадр” под расписку Судоплатову, который и отправил его в спецотряд Виктора Карасёва “Олимп”. Впоследствии Перминов стал заместителем по разведке в отряде уже своего старого сибирского приятеля – Ивана Золотаря. Как позже сообщала справка-объективка НКГБ СССР, Перминов лично выявил до 200 “немецких шпионов-предателей” и участников националистических формирований…
Другой “судоплатовец”, Леон Агабеков, возглавлял отдел НКВД Узбекской ССР, на ниве репрессий отметился знатно и 19 декабря 1937 года награжден орденом Красной Звезды – тем же постановлением ЦИК, что и Перминов. В 1939 году арестован, но осужден лишь на пять лет – как участник “антисоветской заговорщицкой организации”, по заданию которой “фальсифицировал следственные дела и производил необоснованные аресты”.
В 1942 году освобожден, отправлен к Судоплатову и заброшен в немецкий тыл как начальник группы. Отличился так, что был замечен аж Богданом Кобуловым, первым замом наркома госбезопасности, отметившим в 1945 году: опергруппа Агабекова “проделала серьезную работу по вскрытию деятельности ряда антисоветских польских и белорусских подпольных организаций, которые вели активную работу против Советского государства”. Так ведь для того и посылали, не с немцами же бороться!
Задача – сеять террор
Виктор Кочетков
Иными словами, амнистированы были, в своём подавляющем большинстве, вовсе не кадровые разведчики, а именно квалифицированные каратели, специалисты по части организации политического сыска и массовых репрессий. Да и в основном составе Особой группы НКВД СССР также абсолютно преобладали не кадровые разведчики, а работники контрразведывательных, особых, транспортных и секретно-политических отделов. И вряд ли это случайность.
Исполнители такого профиля, скорее всего, действительно и подбирались исходя из поставленных задач. Задачей же №1, как некогда сказал автору этих строк уже упомянутый Виктор Кочетков (дослужившийся до полковника госбезопасности), был террор: “Никакой разведкой мы не занимались. Задачу нарком (т.е. Берия. – Авт.) нам ставил лишь одну: терроризировать командный состав вермахта, убивать генералов…”
Положим, здесь мой собеседник изложил указания наркома в смягченной форме: штабы вермахта были совершенно недосягаемы для “народных мстителей”, так что доступной мишенью могли быть лишь чиновники оккупационной администрации и те, кто сотрудничал с оккупантами. Или, по крайней мере, считалось, что сотрудничает. Это афишируемая часть дела, смысл которой очевиден: вбить клин между немецкой администрацией и населением, спровоцировав немцев на масштабные карательные акции и массовые репрессии того типа, что были проведены в СССР перед войной.
Особенно желательно это было учинить в западных областях Украины и Белоруссии, которые, по сути, предстояло советизировать заново. Вот как раз именно их население и должно было так взвыть от немецких репрессий, чтобы встретить советскую власть как родную. Впрочем, на остальной части временно оккупированной территории тоже предстояла серьезная работа: слишком уж там “расслабилось” население, основательно забыв про колхозы, хлебозаготовки, лесоповалы, ударный труд по-стахановски, руководящую и направляющую роль ВКП(б) и лично товарища Сталина.
Потому и необходимо было, не теряя времени, развертывать за линией фронта ту же чекистскую деятельность, что и на собственной территории: поиски “врагов народа” с последующим их репрессированием, пусть, конечно, и несколько не в тех масштабах. Вторая задача – контроль: бдить, выявляя и ставя на учет всё, что подлежало ликвидации в своё время. Собственно ликвидация врагов и “врагов” – особенно наиболее видных представителей всевозможных групп и партий, “расплодившихся” за время немецкой оккупации – русских, украинских, белорусских, польских “и других национальностей”, – это уже третья задача.
Разумеется, надлежало “выявить и учесть” представителей несоветских вооруженных формирований. А там поступила и команда провести масштабную чекистскую операцию по заблаговременному обезглавливанию в глубоком немецком тылу всех тех, кого посланцы Лубянки не сумели поставить под свой контроль. По возможности эту грязную работу желательно было сделать чужими руками: натравив немецких карателей на украинские и белорусские национальные отряды, а украинцев и белорусов – на польские формирования.
Основная же сверхзадача: ликвидировать ту местную и национальную элиту, которая в перспективе могла представлять помеху и даже опасность для повторной советизации территорий. По сути, это было перенесение Большого террора за линию фронта. Вот как раз для реализации этой сталинской задачи “квалифицированные специалисты” из числа проштрафившихся чекистов и годились. В случае чего их совершенно и жалко не было – отработанный материал. Каковым и стали даже выжившие “штрафники”: практически всех их после войны выкинули из органов…
Автор: Владимир Воронов; Радио Свобода