С 20-х годов прошлого века органы госбезопасности ежедневно отчитывались перед партийным начальством. Фактически эти отчеты были периодическим изданием для очень узкого круга читателей и — в условиях, когда не существовало сколько-нибудь свободной прессы — единственным способом узнать, что на самом деле происходит в стране и как народ реагирует на те или иные события.
Но и эта закрытая сводка была не очень достоверной: так руководство СССР лишилось последнего канала обратной связи со страной, пишет “Медиазона“. Теперь, после рассекречивания украинской части архивов КГБ, мы можем понять, что чекисты передавали «наверх», что скрывали, как обманывали руководство и как им манипулировали.
Эксклюзивная верстка
Как и в настоящем издании, в докладах для партийного руководства информация разбивалась на рубрики, набор которых не менялся десятилетиями. Госбезопасность подробно освещала ограниченный набор тем, внимание к некоторым из них в наше время выглядят, мягко говоря, странно.
Документы, в которых чекисты посвящали в происходящее партийную верхушку, могли называться информационными сообщениями, докладными записками, справками и специальными сообщениями. Особой разницы между этими четырьмя типами документов нет. В среднем на каждый рабочий день приходилось от одного до трех таких документов. Стандартный объем — до десяти страниц. Иногда к документам прикреплялись приложения — например, изъятые листовки, брошюры, фотографии.
Иностранцы. Каждая ежедневная сводка начиналась с подробной статистики об иностранных гражданах. Больше всего внимания уделялось гостям из «капстран», дальше шли страны третьего мира и социалистические государства. Во время конфликта с Китаем за остров Даманский (в 1969 год), начала войны в Афганистане (1979-1982), массовых протестов в Польше (1980-1981) выходцы оттуда упоминались отдельно — как категория, требующая особого внимания.
Попасть в сообщения КГБ иностранец мог из-за нежелательного поведения (встречи с диссидентами, интерес к секретным объектам), провоза контрабанды, антисоветских высказываний. Докладывалось и о нападениях на зарубежных гостей, их столкновениях между собой (особенно часто дрались африканские и арабские студенты), самоубийствах — при этом обязательно уточнялось, нет ли у происшествия политических мотивов.
Особо тщательно описывались визиты иностранных лидеров — например, приезд в Украину американского президента Ричарда Никсона и французского — Шарля де Голля.
Диаспора. КГБ держал в поле зрения организации украинцев за рубежом — как условно дружественные («прогрессивные»), так и враждебные. Одним наблюдением дело не ограничивалось. Судя по запискам, спецслужба при помощи агентов или своих штатных сотрудников старалась оказывать нужное влияние на лидеров диаспоры. Одно из главных направлений деятельности — различные комбинации, которые должны были раскалывать антисоветские организации, ссорить активистов между собой, настраивать против украинских националистов жителей и власти западных стран.
Происшествия с советскими гражданами за границей. Советского туриста задержала итальянская полиция при попытке украсть в магазине радиоприемник. Футболисты киевского «Динамо» вывезли в Австрию приличную сумму в валюте. Солистка украинского оперного театра на гастролях в Западной Германии ужинала с живущим там членом ОУН. Киевский профессор отправился на конференцию в Америку и отказался возвращаться домой.
Обо всех подобных инцидентах составлялся доклад в Москву, в Центральный комитет КПСС. Иногда подчеркивалось, что руководство туристической группы или делегации пыталось скрыть от КГБ произошедшее, но благодаря прикрепленному к коллективу оперативнику (или агенту) тайное стало явным.
Антисоветские проявления. Специфический термин «проявление» применялся к любым видам анонимной оппозиционной активности. Это самодельные листовки, крамольные письма в редакции газет, антикоммунистические надписи, сорванные флаги и поврежденные памятники Ленину.
Иногда людей, стоящих за «проявлениями», удавалось разыскать. Одни сознавались, что пошли на «преступление» по идейным соображениям, другие объясняли все банальным хулиганством, в том числе алкогольным опьянением. От этого зависела и дальнейшая участь автора: в первом случае человек мог попасть за решетку, во втором все обычно заканчивалось профилактической беседой и сообщением на работу.
Инакомыслие. Наряду с «проявлениями» это одна из главных тем сообщений. Диссиденты и им сочувствующие, оппозиционные организации, «нездоровая обстановка» в университетах и творческих союзах вызывали беспокойство властей по крайней мере до конца 1980-х.
Помимо украинского национального движения в ЦК КПУ докладывали еще о двух. Советские евреи и крымские татары десятилетиями боролись за право жить на своей земле: первые в Израиле, вторые в Крыму.
Религия. Среди всех верующих главные фигуранты сообщений КГБ — представители запрещенных протестантских конфессий: Свидетелей Иеговы (признаны экстремистскими и запрещены в современной России), адвентистов-реформистов, части баптистов. Госбезопасность и милиция искали и уничтожали нелегальные типографии протестантов, изымали религиозную литературу, разгоняли молитвенные собрания. Самых активных верующих сажали за решетку.
Похожая ситуация — и с Украинской греко-католической церковью, существовавшей в подполье с 1946 года.
Русская православная церковь как институция вопросов у КГБ не вызывала — к 1960-м она была полностью подконтрольна власти. Лишь единицы священников-вольнодумцев подвергались репрессиям.
Иудейские общины рассматривались прежде всего как часть «сионистского» движения. В начале 1980-х объектом преследований становятся последователи нового религиозного течения — кришнаиты.
Тлетворное влияние Запада. Знакомая всем риторика застойных времен: враг пытается разложить советскую молодежь, его «оружие» — хиппи и панки, карате и все та же вера в Кришну, бездуховные музыка и фильмы.
Идеологически вредные товары. Бдительные граждане сообщали, что где-то на полках магазинов лежит подозрительная или откровенно антисоветская продукция. Скажем, елочные игрушки с шестиконечными звездами, пуговицы, отдаленно напоминающие свастику, бирки на рубашках с пропущенной буквой «р» в слове «Ленинград». Каждый раз товар изымался, а сотрудники госбезопасности выясняли, нет ли здесь злого умысла.
Социология от КГБ. От агентов по всей республике в Киев стекались сведения о том, что говорят люди о важных событиях в стране и мире. Это могли быть выступление Брежнева на съезде партии, ввод войск в Чехословакию, повышение цен, отставка Хрущева, Шестидневная война на Ближнем Востоке.
При составлении сообщения о настроениях в республике Комитет следовал определенному канону. Вначале шли оформленные в стиле передовиц «Правды» заверения о том, что «трудящиеся республики» горячо приветствуют очередное решение власти.
Ниже шли примеры высказываний с цитатами.
Ближе к концу констатировалось, что «есть и отдельные случаи недовольства». После цитирования негативных отзывов иногда уточнялось, что спецслужба проверяет того или иного человека, высказавшегося вразрез с официальной линией партии.
От тех, кто жил в советскую эпоху, часто можно услышать: находясь в любых компаниях, они четко понимали, что среди собеседников, даже если это друзья, могут быть стукачи. Поэтому, если речь заходила о политике, говорили не то, что думают, а то, что нужно. Вероятно, именно такую природу имеет часть лоялистских высказываний из сообщений КГБ.
Аресты и суды. Партийному руководству регулярно докладывали о ходе уголовных дел против диссидентов, верующих, контрабандистов, предпринимателей, расхитителей и недавно разоблаченных пособников нацистов.
Насилие против партийных функционеров и любого начальства. Или, что бывало куда чаще, просто угрозы. Самый распространенный сюжет: председателю колхоза недовольные крестьяне подбросили письмо с обещанием расправы.
Среди таких эпизодов немало курьезных. Глава колхоза в Винницкой области получил записку с обещанием «зарубать» его, если тот не бросит пить водку. Автором оказался друг адресата, пытавшийся таким образом избавить председателя от зависимости.
Недовольный пролетариат. Забастовки на советских предприятиях или в колхозах — малоизвестное, но не такое уж и редкое явление. КГБ избегал слова «забастовка» — в сообщениях шла речь об «отказе от выхода на работу». Протесты не были масштабными, охватывая обычно несколько десятков человек. Недовольство почти всегда касалось вопросов зарплаты и условий труда. Спецслужба делала все возможное, чтобы стачки не становились массовыми, их участники не вздумали создавать независимый профсоюз, а требования не приняли политическую окраску.
«По личному составу». Так называлась рубрика об инцидентах с сотрудниками КГБ. Чаще всего это ДТП.
Чрезвычайные происшествия. В сводки КГБ попадали и техногенные катастрофы, несчастные случаи на заводах и шахтах, пожары, транспортные аварии, эпидемии и массовые отравления, падеж скота.
Реакции КГБ на чернобыльскую аварию посвящен сборник документов, подготовленный архивом СБУ и Украинским институтом национальной памяти. В нем, в частности, цитируется поступившая из Москвы методичка, как сотрудники КГБ должны были рассказывать о случившемся: техника не при чем, виноват человеческий фактор, на Западе атомные электростанции тоже взрываются — тут в пример нужно было приводить инцидент на американской АЭС «Три-Майл-Айленд».
Язык для своих
Сообщения КГБ сложно читать без понимания стилистических особенностей и эвфемизмов, характерных как для советской бюрократической культуры в целом, так и для идеологизированной спецслужбы.
Если кто-то покусился на образ Ленина — скажем, изрисовал портрет или написал оскорбление — в записках для ЦК его почти никогда не называли прямо, заменяя имя на фразу «основатель Советского государства». То же самое с современными советскими лидерами — здесь в ход шла конструкция «один из руководителей Партии и Правительства». В большинстве случаев под «одним из» подразумевался нынешний генеральный (первый) секретарь ЦК.
Обидные фразы в адрес нынешних правителей и Ленина не цитировались — лишь упоминалось в общих чертах об «оскорбительных выпадах» и «злобной клевете». Если же фамилия генсека все же указывалась, то при наборе вместо нее ставился пропуск, а позже оперативник дописывал слово от руки — для того, чтобы избежать лишних разговоров среди машинисток.
Обтекаемо упоминаются в сообщениях приемы оперативной работы. Детали спецопераций обычно заменяются формулировками типа «оперативным путем». Наверно, партийным секретарям такие подробности были ни к чему — но исследователю читать такое весьма досадно. Особенно чекисты избегали пояснений в тех случаях, когда работали грязными методами, не вписывающимися в нормы советского законодательства. Исключения единичны. Например, КГБ открытым текстом пишет, что для срыва нежелательного брака потомков двух классиков украинской литературы, Ивана Франко и Леси Украинки, перед церемонией организовал похищение сумки невесты с паспортом.
Если речь идет о внешних или внутренних противниках, сообщения эмоционально окрашены, хоть и в меньшей мере, чем пропагандистские тексты в советской прессе. Например, любые мероприятия инакомыслящих брезгливо обозначены как «сборища». В КГБ любили, рассказывая об оппонентах, сверх меры пользоваться кавычками — даже там, где они обычно не нужны. Этим подчеркивалась фейковость всего, что делают противники. Это у советских людей могут быть организация, митинг, интервью, кампания, стихи, а у «отщепенцев» — «организация», «митинг», «интервью», «кампания», «стихи».
Можно ли верить КГБ?
Нередко читатели воспринимают сообщения КГБ как исключительно надежный источник информации: ведь спецслужба не могла отправить на стол секретарю ЦК какую-то ерунду!
Увы, это совсем не так. На страницах сообщений Комитета хватает грубых ошибок, неточностей, пересказов каких-то нелепых слухов, обывательских штампов. Конечно, возможность оценить уровень достоверности документа есть не всегда — но очень часто все очевидно.
Автору удавалось связаться с некоторыми упомянутыми в сообщениях КГБ людьми, их родственниками и близкими друзьями. Почти все они указывали на ошибки. Например, известная украинская писательница Оксана Забужко в состоящей из одного предложения биографической справке о своем отце нашла целых три неточности.
Особенно очевидна некомпетентность, когда речь в докладах шла о западной культуре и неформальных молодежных движениях. Подчеркивая серьезность этой проблемы, чекисты, судя по документам, имели о ней весьма смутное представление. Любимой музыкой хиппи в конце 60-х они по старинке называют джаз. Безобидный жест “Victory”, показанный западногерманским музыкантом Джеймсом Ластом на концерте в Украине, приписывают неонацистам и неким «правым хиппи».
Докладывали о существовании таких модных западных коллективов, как «Мани-мани» (явно перепутали с хитом группы ABBA) и «Четвертый Рейх», а группу Queen переименовали в «Квинт».
Это, конечно, детали, но в том числе из-за невнимания к деталям власть не понимала, с кем борется. Все упоминаемые КГБ субкультуры — от хиппи и панков до любителей «новой волны» и брейк-данса — без разбора обвинялись в фашизме. Возникновение таких молодежных течений не объясняется ничем, кроме козней вражеских спецслужб.
Например, хиппи в докладах КГБ описываются как серьезная угроза советскому строю аж до конца 1980-х, хотя к тому времени это была малозаметная и замкнутая на самой себе тусовка. При этом футбольных фанатов, куда более пассионарное, склонное к уличному насилию и зачастую националистически настроенное сообщество Комитет словно не замечал.
Ложным оказалось еще одно предположение — о том, что потребность первых лиц в объективных и точных сведениях избавляла записки КГБ от информационных манипуляций, преувеличений и пропагандистской шелухи.
Пребывая в подчинении партийного руководства и будучи от него зависимыми, чекисты понимали, как преподнести информацию в выгодном для себя свете, как расставить акценты, что описать во всех красках, а что приглушить. Госбезопасности не была чужда тактика, характерная для силовиков многих стран и эпох — энергично бороться с «ветряными мельницами», чтобы доказать свою нужность и эффективность.
Известны случаи, когда офицеры КГБ проводили профилактическую беседу со школьниками, которые ради забавы создали виртуальную «подпольную организацию» с абсурдным «уставом», после чего докладывали о «ликвидации формирования подростков на негативной основе». Оперативники на местах могли для отчетностей искусственно завышать показатели своей работы — например, записывать в агенты посторонних людей, иногда попутно присваивая выделенные на агентуру деньги. Поэтому и к статистическим данным о работе КГБ, приводимых в документах, надо относиться осторожно.
Чекисты переобуваются
Приводимые в сообщениях оценки и анализ чего-либо напоминают по своему содержанию пропагандистские брошюры тех же времен. Любое негативное с точки зрения режима явление, будь то стремление шахтеров создать профсоюз или увлечение молодежи западным кино, объяснялось не объективными причинами, а кознями ЦРУ, радио «Свобода» и националистов. Лишь изредка добавлялось робкое замечание об «отдельных недостатках» в той или иной сфере. Это не значит, что в КГБ думали о происходящем именно так. Просто правила игры предусматривали табу на малейшие выпады в сторону партии и правительства со стороны чекистов. Часто встречающийся тезис о КГБ как о «государстве в государстве», силе, которой боялись даже в ЦК КПСС, не имеет под собой оснований.
Об этом же в своей лекции говорит историк, исследователь архивов Никита Петров: «Почему сотрудники КГБ, которые должны были бы выпускать такие релизы о том, почему возникают антисоветские настроения, в каких слоях населения распространяются, в чем причины — почему они беспомощны и не могут записать на бумаге истинные причины? Вы же прекрасно понимаете, что записать это — значит либо согласиться с этим, либо расписаться в том, что это и есть истинная мотивация граждан не любить советский строй, и у советского строя действительно есть настоящие проблемы. Если к таким выводам приходит сотрудник КГБ — ему в КГБ не место».
Яркой иллюстрацией зависимости чекистских оценок от сиюминутной конъюнктуры могут служить два сообщения об обстановке в республике, отправленные главе Верховного Совета УССР Леониду Кравчуку в августе 1991 года с разницей в два дня. Под обеими бумагами стоит подпись председателя КГБ Украины Николая Голушко.
Первый документ датирован 20 августа — на следующий день после того, как сторонники сохранения СССР объявили введение чрезвычайного положения в стране. Исход противостояния к тому моменту не был очевиден. Председатель КГБ СССР Владимир Крючков вошел в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) — то есть был одним из лидеров путчистов. В Москву по инициативе заговорщиков были введены войска.
Вот как КГБ Украины описывает настроения в Украине: «Содержание документов руководства страны, обращения Государственного Комитета по чрезвычайному положению и принимаемые меры воспринимаются в различных слоях общества в основном положительно. Обстановка в трудовых коллективах республики спокойная…»
В качестве противников ГКЧП упомянуты лишь часть интеллигенции, «криминальные элементы из числа “теневиков” и кооператоров» и активисты национал-демократических организаций.
Второй документ подписан 22 августа — когда путч уже провалился, ГКЧП был расформирован, а его членов начали арестовывать. Здесь тональность совсем другая: «Поступающая информация свидетельствует о том, что население республики с большой тревогой и озабоченностью следит за ситуацией в стране, осуждает авантюристические действия группы государственных лиц, пытавшихся совершить государственный переворот».
Автор: Эдуард Андрющенко; МЕДИАЗОНА