Йом-кипур в еврейской традиции – День искупления, или Судный день, когда Всевышний окончательно решает судьбу человека на будущий год. Существует традиционное пожелание: “Чтобы Ваше имя было вписано в книгу жизни и скреплено печатью”. Йом-кипур отмечается на десятый день после Рош ха-Шана (Нового года, который празднуют в новолуние осеннего месяца тишрей). В 1941 году Йом-кипур пришелся на 29 сентября. В этот день начались массовые расстрелы евреев в Бабьем Яре, ставшие одной из самых трагических страниц в истории Киева. За два дня в овраге на окраине города погибли более 33 тысяч человек.
Работая в архиве Службы безопасности Украины, авторы этой статьи из издания “Настоящее время“изучили свидетельства очевидцев, пособников и участников массовых казней, которые были собраны сотрудниками НКВД, а позже КГБ во время войны и в последующие годы, вплоть до 1990-х. Цитируя документы из архива СБУ и других источников, авторы рассказывают о событиях в Бабьем Яре 29-30 сентября, а также о двух последующих годах оккупации, когда в этом овраге нацисты продолжали тысячами казнить невиновных людей.
До “Судного дня”: свидетели о первых расстрелах
Первые выстрелы в Бабьем Яре прозвучали уже 20 сентября – на следующий день после того, как нацисты вступили в Киев. Расстрелы продолжались до 4 ноября 1943 года, когда за несколько дней до прихода Красной армии были убиты жители Киева, не подчинившиеся приказу выселиться из города.
Свидетель Иван Янович, который проживал на улице Бабий Яр (ныне улица Ольжича), что в непосредственной близи от Бабьего Яра, 15 ноября 1943 года рассказывал следователю НКВД:
“Немцы вступили в г. Киев 19.IX.1941 г., а 20.IX.41 г. они уже приводили группами в основном советских военнопленных на расстрел в Бабий Яр, расположенный от моего дома 800–1000 метров. Лично я не смотрел, как их расстреливали, потому что стояла охрана и близко не пускали, было только слышно крики людей и автоматные выстрелы”. (Здесь и далее аутентичность текста документов сохранена.)
Надежда Горбачева, которая жила на соседней улице Тираспольской, тоже свидетельствовала о расстрелах евреев до 29 сентября 1941 года:
“…22 сентября 1941 года я видела, как в течение дня в Бабий Яр проследовало около 40 грузовых автомашин, на которых были евреи-мужчины, женщины, дети, а также женщины с грудными ребятами.
Я и ряд других женщин из нашего дома подошли ближе к тому месту, где были сняты с машин евреи, мы даже несколько десятков метров ползли, чтобы видеть, что будет дальше. Я и другие женщины видели, что в метрах пятнадцати от Бабьего Яра немцы привезенных евреев заставляли раздеваться и потом раздетые догола бежали в сторону Яра, где их расстреливали. Слышна была пулеметная стрельба и одиночные выстрелы. Я видела, как немцы грудных ребят бросали в овраг. Заметно было, что многие люди падали ранеными, а дети были еще живые…”
Леонид Островский – советский военнопленный, а также узник Сырецкого лагеря (это исправительно-трудовой лагерь нацистской СД, находившийся с 1941-го по 1943 год неподалеку от Бабьего Яра) – 12 ноября 1943 года давал в НКВД такие показания:
“…25 сентября 1941 года в г. Киеве я был немцами задержан и направлен в лагерь для военнопленных, находившийся по ул. Керосинной (ныне Шолуденко – НВ)…
С 28 сентября 1941 года и до момента моего ухода с лагеря (3 октября – НВ) всех находившихся в нем евреев в возрасте до 16 лет и свыше 35 лет ежедневно грузили на автомашины и из лагеря вывозили. Вскоре эти же машины возвращались обратно в лагерь без людей, а только с одеждой, которую складывали в отдельные помещения. Поэтому находившимся в лагере стало известно, что всех, вывозимых на автомашинах, везут не на работу, как это сначала пытались объяснять немцы, а на расстрел”.
Киевскую “большую акцию” высокопоставленные командующие вермахта и нацистских спецслужб запланировали после нескольких совещаний. 24 сентября прозвучали первые взрывы на Крещатике и начался большой пожар, погибло много немцев и киевлян. Многие здания в центре города еще накануне оккупации были заминированы советскими военными, а потом их начали дистанционно взрывать. Планируя “акцию возмездия”, нацисты объявили виновными в подрывах именно евреев, а не советских диверсантов.
28 сентября по Киеву распространялся приказ: всему еврейскому населению города и окрестностей собраться на окраине возле кладбищ. С собой нужно было взять документы, деньги, вещи и прочее, поэтому многие люди не догадывались о том, что их ожидает. Большинство думали, что речь идет о переселении в другое место.
Чтобы описать то, что в действительности происходило в Бабьем Яре 29-30 сентября, мы публикуем свидетельства палачей, их сообщников и жертв, которым удалось спастись.
“Евреи гуськом подходили к яме”. Шнапс и убийства по графику
К расстрелам, которые начались утром 29 сентября, были привлечены следующие подразделения: зондеркоманда 4а из состава айнзатцгруппы “С”, полицейский полк “Юг” в составе двух полицейских батальонов, а также одна рота батальона СС и полицейский взвод общей численностью 1500 человек.
Нацисты проводили расстрелы с присущей им скрупулезностью, соблюдая порядок. За два месяца войны с СССР они уже приобрели достаточно опыта в исполнении таких казней. Поэтому даже на послевоенных допросах они описывают эти события чуть ли не как будничные.
Так, оберштурмфюрер СС Август Хэфнер, офицер зондеркоманды 4а свидетельствовал:
“…Евреи гуськом подходили к яме… Они должны были там стать на колени и притом таким образом, чтобы они согнули спину к коленям, наклонили голову и сложили руки.
Стрелок становился за ними и с близкого расстояния производил из автомата выстрел или в затылок, или в мозжечок. После того, как первые евреи были расстреляны, в яму гуськом приходили другие. Они должны были становиться на колени на пустые места, оставленные уже расстрелянными, и были расстреляны таким же способом.
Так заполнялось дно лощины. После того, как дно лощины было заполнено, расстрел дальше происходил так, что в этой яме были расстреляны послойно пласт за пластом. Стрелки стояли на трупах. Евреи, которые подходили гуськом и с края ямы видели расстрел, шли без сопротивления в яму и были расстреляны вышеописанным способом…”
Замысел такого типа массовой экзекуции, когда жертв расстреливали и укладывали пластами, принадлежит “высшему фюреру СС и полиции Россия-Юг” обергруппенфюреру СС Фридриху Еккельну. Он сам цинично называл его “укладкой сардин”.
В показаниях Августа Хефнера внимание привлекает и другая деталь: “Под вечер казнь была закончена, это могло быть между 5 и 6 часами… На следующее утро казнь продолжалась”.
Перед началом расстрелов, когда Киев был обклеен объявлениями об обязательном сборе всего еврейского населения, нацистские спецслужбы рассчитывали на явку около пяти-шести тысяч евреев. Но пришло более 33 тысяч человек, и нацисты оказались не готовы расстрелять столько людей за один день. Как видно из показаний, убийцы соблюдали “рабочий график”.
К вечеру 29 сентября они прекратили расстрелы и отправились отдыхать. Но что было делать с теми тысячами евреев, которых они не успели убить? Их смерть отложили на несколько часов и оставили ждать утра. По приблизительным подсчетам, в первый день расстреляли около 22 тысяч евреев. Оставшихся (около 11 тысяч человек) нацисты решили разместить в гаражах неподалеку от Бабьего Яра (бывшая улица Лагерная, ныне – Дегтяревская).
Но вернемся к убийцам. Нацистское руководство осознавало, что, несмотря на их “опыт” и подготовку, после массовых расстрелов нужно было как-то “снять стресс”. Бывший гауптвахтмейстер полиции Георг Бидерман рассказывал на послевоенном допросе:
“…Перед началом казней я должен был для всех заготовить продовольствие, особенно для взвода войск СС. Было приобретено большое количество алкоголя, в том числе ром, коньяк и шампанское…”
В показаниях бывшего шофера в зондеркоманде 4а Курта Вернера можно найти следующие сведения:
“… В этот день (речь идет о 29 сентября – НВ) расстрелы продолжались примерно до пяти или шести часов (17 или 18 часов). Затем мы вернулись на нашу квартиру. В этот вечер опять был выдан шнапс. Мы все были рады, что расстрел закончился…. Также на второй день после расстрела был выдан шнапс. Я также знаю, что вечером офицеры напились…”
Но шнапс успокаивал не всех. Некоторые не выдерживали, вспоминал шофер в зондеркоманде 4а Виктор Трилл:
“…У нас погибло не так много людей. Я знаю только двух чиновников шупо (Schupo/Schutzpolizei – охранная полиция – НВ), которые во сне были застрелены одним коллегой, так как у него из-за расстрелов сдали нервы.
Этому человеку, который произвел выстрелы, был сделан своеобразный выговор… Когда я вернулся из отпуска, рассказывали, что оба застреленных товарища были похоронены надлежащим образом с военными почестями, в то время как свихнувшийся, который застрелился, был где-то зарыт. Тогда у нас у всех нервы были не в порядке… Я после расстрелов не мог есть три дня, настолько у меня были истрепанные нервы…”
Бывший резервист войск СС в зондеркоманде 4а Генрих Хейер после войны на допросе вспоминал:
“…Эти солдаты СС… ночью они бредили и кричали что-то вроде “Наколино или Наголино!” Что означало это выражение, я сказать не могу…”.
Для немца эти слова были непонятными, но скорее всего, речь идет о команде, которую убийцы выучили и отдавали своим жертвам: “Стать на колени”.
Это лишь часть свидетельств того, что происходило “за кулисами” расстрелов и как вспоминали о них палачи. Тем, кто хотел бы узнать больше, авторы материала рекомендуют книгу Александра Круглова “Трагедия Бабьего Яра в немецких документах”.
“Я пришел в квартиру с целью вынести старуху”. Рассказ управдома
Работая в архиве СБУ, мы смогли найти ранее не опубликованные свидетельства киевлянина Федора Лысюка. После оккупации Киева нацистами он стал управдомом нескольких домов на улице Жилянской, а затем – на улице Саксаганского. На одном из послевоенных допросов Лысюк признался:
“На управдомов были возложены обязанности, следить за тем, чтобы в их домоуправлениях не остались евреи, и обеспечить их явку на сборные пункты.
…С этой целью, я сам лично ходил по квартирам, где проживали евреи, и проверял, все ли ушли, а квартиры в соответствии с указаниями райжилуправы опечатывал”.
После проверки домов Лысюк составил список больных из числа евреев, которые не могли явиться на сборный пункт:
“В домах моего домоуправления оказалось трое больных евреев, две женщины-старухи и мужчина. Эти люди вообще не поднимались с кровати, поэтому самостоятельно явиться на сборный пункт не могли…”
Лысюк свидетельствовал, что больных из его домоуправления забрали через два или три дня после расстрелов в Бабьем Яре. Однако на другом допросе он уже утверждал, что их забрали через десять дней.
“Моя функция заключалась в том, что когда прибыли подводы, я организовал людей, которые вынесли больных с их квартир и положили на подводы.
…Когда я пришел в квартиру с целью вынести из нее старуху (речь идет о Хае Гершовне Урицкой – НВ), то со мной также вошли люди, которые должны были ее вынести. Я предложил старухе быстро одеться, но она одевалась долго, тогда я дал указание взять ее и завернуть в одеяло и так вынести на подводы. Несмотря на просьбу старухи, я не позволил ей одеть пальто…
… Я это сделал потому, что, во-первых, видя отношение немцев к евреям, был настроен антисемитски, во-вторых, я знал, что так или иначе эта старуха будет немцами расстреляна, а в-третьих, я был заинтересован в том, чтобы чем больше одежды и других вещей осталось, так как имел планы использовать их для себя с целью наживы”.
Уцелевшие в Бабьем Яре: как они спаслись и как выживали дальше
Вопреки тщательности, с которой участники зондеркоманды сгоняли людей на расстрелы и убивали их, нескольким десяткам людей удалось спастись из Бабьего Яра. Их свидетельства позволили восстановить события 29-30 сентября 1941 года и выдвинуть обвинения против нацистских преступников. Но о том, как эти люди жили во время оккупации и что с ними случилось потом, знают немногие.
Дина Проничева, одна из наиболее известных выживших, долгое время скрывалась у знакомых и родственников, много переезжала, потом была арестована как еврейка, месяц сидела в Лукьяновской тюрьме и снова спаслась, благодаря помощи охранника. Муж Дины – Виктор Проничев, не еврей, – погиб в тюремных застенках, куда попал по доносу. Детей пары, Володю и Лиду, прятали подруги и знакомые. Долгое время брат и сестра жили в детдоме, даже когда их после возвращения Красной армии разыскала мама. “Я осталась одна – голая, босая. Из одеяла пошила себе пальто и в нем ходила. Взять детей было очень тяжело, так как сама жила впроголодь”, – вспоминала Проничева.
17-летней Евгении (Гене) Баташевой спастись из Бабьего Яра помогли светлые волосы. Вот как она рассказывала о событиях 29 сентября:
“…Прошло много лет, а я без ужаса не могу вспомнить того кошмара, который проходил на площадке. Это был ад в полном смысле этого слова… люди метались с одного места на другое как обезумевшие, в сплошной гул сливались крики обреченных и автоматные очереди. Я не совсем понимала, что со мной происходит, и где растеряла свою мать, сестру и брата.
В этой суматохе я встретила четырнадцатилетнюю девочку с нашего двора Маню Пальти, с которой взялись за руки и стали вместе искать спасения. Мы подошли к одному из палачей и стали объяснять ему, что мы не евреи и в Бабий Яр попали чисто случайно из любопытства. Он подвел нас к офицерам, которые стояли возле легковой автомашины, и стал им что-то объяснять.
Вскоре один из гитлеровцев жестом указал нам, что можно сесть в автомашину, что мы и сделали. Шофер прикрыл нас какой-то одеждой и поехал по направлению к центру города…”
Девочки некоторое время жили в семье Лущевых, чья дочь Оля была одноклассницей старшей сестры Гени – Лизы. Потом сосед, Николай Сорока, который был связан с подпольем, достал для Евгении и Марии фальшивые документы и помог им выбраться из Киева. Путь до линии фронта был полон новых испытаний и трудностей, о которых чаще всего не упоминают, когда говорят об удивительном спасении Гени Баташевой. Через оккупированную территорию девушки, опасаясь каждого встречного – любой мог оказаться предателем, – добрались до Харькова, где планировали укрыться у друзей. Но город тоже был оккупирован, и его пришлось обходить пешком. Они шли три месяца, пока не добрались до Донца, за которым проходила линия фронта.
Бегство из родного города, от людей, которые тебя знали до войны, было верной тактикой спасения для многих. Среди документов репатриантов – бывших военнопленных и гражданских, угнанных на принудительные работы в Германию и потом возвращавшихся в советскую Украину, – в киевских архивах находятся истории евреев, которые добровольно уехали на работу в Третий рейх, чтобы уйти от преследования.
Евгения Коробкова в 1947 году писала в комиссию по репатриации:
“…Во время войны я не успела эвакуироваться. В момент оккупации Киева немцами, меня, также, как остальных жителей, постигла участь следования в Бабий Яр, откуда мне удалось бежать. Дома мне долго не пришлось жить, так как нашелся сосед /проживающий в данное время в этом доме/, который привел немцев для моего розыска. Я скрылась и попала в Германию…”
Украинцы и украинские националисты в Бабьем Яре
Степень участия украинцев в событиях в Бабьем Яре, а особенно в расстрелах 29-30 сентября 1941 года, – предмет исследования и исторической дискуссии. Известно, что организация украинских националистов (мельниковцев) в сентябре 1941 года была причастна к созданию украинской полиции в оккупированном Киеве, подразделения которой были вовлечены в “большую акцию” как вспомогательная структура.
Из ежедневной сводки 454-й охранной дивизии за 29 сентября 1941 года известно, что “за пожеланием городской комендатуры Киева в распоряжение 195-й полевой комендатуры предоставлено 300 украинских вспомогательных полицейских, которые отбыли подготовку на месте и хорошо знакомы с условиями Киева”.
Именно эти 300 полицейских должны были быть задействованы в начавшейся в тот день “большой акции”, к которой активно присоединился военный комендант города, а до того начальник 195-й полевой комендатуры генерал-майор Курт Эберхард. Что же это были за люди?
Современные исследователи не ставят знак равенства между “украинской полицией” и “украинскими националистами”. Члены ОУН служили в полиции, но кроме того, ее ряды нацисты формировали из числа советских военнопленных. Один из организаторов отрядов полиции под псевдонимом “Ксенон”, который 23 сентября прибыл из Житомира в Киев, так описал своих подчиненных:
“Состав гарнизона областной полиции был на 75% из большевистских пленных. Эти люди были босые, оборванные, так, как их набрали из лагерей пленных, где нечего было есть, не было воды, не было чем накрыться, спали на соломе”.
Согласно свидетельству водителя зондеркоманды Фрица Гефера, а также показаниям служивших в полиции, которые они давали на послевоенных допросах, эти полицейские сортировали и охраняли одежду и вещи евреев возле стены Лукьяновского кладбища на улице Семьи Хохловых. Вещи были отобраны у людей перед расстрелом. Некоторые из полицейских ловили евреев на улицах и доставляли в Бабий Яр. Но, как рассказывали полицейские на допросах, они доводили пойманных на улицах людей до места, за которое уже было запрещено заходить гражданским, на пересечение современных улиц Ильенко и Семьи Хохловых, а не в сам Яр. К оврагу их вели и исполняли казнь участники зондеркоманд – украинским полицейским немцы ответственной работы не поручали.
Из допроса полицейского И. Музира в МГБ:
“…Григорьев подошел к немецкому офицеру и заявил: ” Мы Украинская полиция – привели жидов “. Сначала немецкий офицер не понял Григорьева, но женщина-еврейка, что стояла рядом, перевела ему слова Григорьева. После того офицер позвал другого немца и приказал ему отвести нас дальше в поле, где всех раздевали…
Когда пришли на это место, я, Сирош, Григорьев, Гришка и Щербина начали раздевать всех людей, которые шли мимо. После того, как с того, кто проходил, было снято всю верхнюю одежду, он проходил вперед, а мы раздевали следующих. Примерно через час к нам подошел немец и приказал прекратить раздевать людей и начать грузить вещи на авто”.
В полицию часто попадали люди, которые не имели отношения ни к ОУН, ни к Красной армии. Как, например, упомянутый Музиром полицейский Ф.Сирош, который до войны был осужден за спекуляцию. По состоянию на 1941-й ему очень не хватало денег, чтобы прокормить жену и двоих детей.
Один из полицейских-военнопленных – киевлянин А. Стасюк. Он попал в окружение в “Киевском котле” и впоследствии присоединился к полиции. Стасюк не был националистом. В послевоенном допросе в МГБ он так рассказывал об участии полиции в сентябрьской “акции”:
“…Когда мы пришли на место, то увидели, что там большая площадь, где лежала масса вещей в беспорядке. Нас всех заставили эти вещи носить в одно место и складывать. Мы эту работу выполняли. Когда там собрали вещи, то пришли грузовые автомашины…”
Был среди полицейских, находившихся возле стены Лукьяновского кладбища, и член ОУН Роман Бида под псевдонимом “Гордон”. Об этом оуновце оставил свидетельство В. Альперин, который в 1991 году опубликовал свои воспоминания о том, как его, пятилетнего мальчика, вместе с матерью и бабушкой вывел почти из-под пулемета за пределы Бабьего Яра украинский полицай “с печальными глазами”, назвавшийся “паном Гордоном”. Роман Бида помог этой семье с фиктивными документами и даже смог получить для них ордер на поселение в другой квартире.
Позже “Гордон” работал начальником следственного отдела городской украинской полиции. Примерно в ноябре-декабре 1941 года его арестовали и казнили нацисты.
“Особое обращение” и сжигание трупов: как работал Сырецкий лагерь
В сентябре 1941 года расстрелы в Бабьем Яре не прекратились. В следующие два года он стал последним пристанищем не только для евреев, но и для ромов, синти, советских военнопленных и подпольщиков, украинских националистов, людей с ментальными особенностями и психическими заболеваниями, просто заложников из числа киевлян.
В июне 1942 года в непосредственной близости от Бабьего Яра был создан Сырецкий исправительно-трудовой лагерь СД. Выжившие узники Сырецкого лагеря стали первыми свидетелями, чьи показания зафиксировали следователи НКВД. Один из них пришел в районное отделение НКВД 9 ноября 1943 года, чтобы сообщить о “расправе немцев над еврейским населением Киева”.
Это был Владимир Давыдов, который первым рассказал жуткую историю об убийстве евреев в Бабьем Яре, а также о Сырецком концентрационном лагере и о том, как его узники должны были выкапывать и сжигать десятки тысяч трупов.
В августе 1943 года из узников Сырецкого лагеря сформировали так называемую команду смертников (327 человек), которая выкапывала и сжигала трупы на месте расстрелов в Бабьем Яре. Закованные в ножные кандалы узники строили “печи” из ограждения и надгробий старого еврейского кладбища, расположенного вблизи Яра, укладывали на них штабелями выкопанные тела и дрова, а потом все это сжигали. В одной такой “печи” за один раз уничтожали до 2000 тел расстрелянных. Восемнадцати узникам-смертникам удалось выжить. Среди них был и Давыдов.
Как бывший сотрудник НКВД (до войны он работал начальником отдела труда Волгостроя) Давыдов знал, как работает советская система спецслужб – возможно, поэтому он пришел свидетельствовать первым из бывших пленников Сырецкого лагеря:
“…Через несколько дней, в процессе раскопки… мы увидели жуткую картину, а также и услышали вонь разложившихся трупов.
Нас заставляли работать очень быстро, даже не давали разогнуться.
Трупов в этом яру было десятки тысяч, было 2 больших отрога яра, где было примерно 50 000 трупов-евреев. Затем, на Бабьем Яру на протяжении полкилометра была яма расстрелянных, вернее противотанковый ров, там были убитые командиры Красной Армии, вернее комсостав, можно было это видеть по знакам различия… В этой яме было человек 20 000…”
Свидетельства Владимира Давыдова легли в основу сообщения, которое 12 ноября поступило наркому госбезопасности СССР. Там впервые шла речь о “100.000 советских людей, в том числе до 20 000 военнопленных Красной армии, об использовании для убийства машин-“душегубок” и привлечения заключенных Сырецкого лагеря для сокрытия следов массовых убийств в Бабьем Яру”.
До недавнего времени считалось, что немецких документов о расстрелах в Бабьем Яре не сохранилось. В процессе работы над книгой о Сырецком лагере авторам этой статьи удалось найти в архиве СБУ оригинал немецкого сообщения о побеге узников, которых перевозили 24 августа 1943 года из Полтавы в Киев в пересыльный лагерь (по-немецки Durchganghaftlager, DHL; примерно с мая 1943 года Сырецкий лагерь имел такое название). По дороге восемнадцати из 67 заключенных удалось бежать.
Документ уникален тем, что на нем видны следы работы эсэсовских чиновников, которые решали судьбу оставшихся узников из этого этапа, которых привезли в Киев. Ярким красным карандашом надписью “flucht – побег” помечены 18 фамилий беглецов.
Возле большинства фамилий стоят надписи синим карандашом “SB” (Sonderbehandlung), что означает “особое обращение”, то есть расстрел. И только несколько человек обозначены буквами “DHL”, что означает направление в Сырецкий лагерь. Среди людей, которых росчерком синего карандаша лишили жизни и расстреляли в Бабьем Яре, – семья евреев, женщина с ментальными расстройствами, советские военнопленные, бродячий слепой музыкант, коммунист, священник – “агент НКВД”, беглецы с принудительных работ и другие.
За два дня сентября 1941 года в Бабьем Яре убили 33 771 человек. За два года число жертв увеличилось до 100 000.
Автор: Владимир Бирчак, Татьяна Пастушенко; НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ