Пара сталинских строк на клочке бумаги положила начало новому витку репрессий — по национальному признаку. Сохранилась записка Сталина на листке из блокнота с коротким и выразительным текстом: «1) Всех немцев на наших военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительствах во всех областях СССР арестовать». Он дважды повторил «всех», и это стало главным и определяющим в идеологии «массовых операций». Арестовать всех подозрительных по национальной принадлежности везде, где они есть.
В решении Политбюро ЦК ВКП(б) 20 июля 1937-го эта задача была Сталиным конкретизирована: «Предложить т. Ежову дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах…». Через пять дней приказ № 00439 был подготовлен и вступил в силу. Следом наступила очередь поляков — приказ № 00485 от 11 августа о ликвидации польских «диверсионно-шпионских и повстанческих кадров».
Приказом Ежова № 00593 от 20 сентября 1937-го начата операция против вернувшихся из Харбина. В основном это бывший персонал Китайско-Восточной железной дороги, реэмигрировавший из Манчжурии в СССР после продажи дороги. Вернувшиеся рассматривались как «агенты японской разведки», засланные в СССР с целью ведения «террористической, диверсионной и шпионской работы». В ноябре 1937-го вспомнили о латышах, и Ежов дал директиву развернуть против них репрессии «по типу польской операции».
Первоначальные сроки окончания каждой из «национальных операций» НКВД постоянно продлевались. 31 января 1938-го Политбюро разрешило НКВД продолжить операции по уничтожению «диверсантов и шпионов» до 15 апреля. И одновременно приказало «погромить» болгар и македонцев. А 26 мая 1938-го Политбюро постановило: «Продлить до 1 августа 1938 года упрощенный порядок рассмотрения дел на лиц польской, немецкой, латышской, эстонской, финской, болгарской, македонской, греческой, румынской, иранской, афганской, китайской национальностей и харбинцев, изобличенных в шпионской, террористической и другой антисоветской деятельности».
В «национальных операциях» использовалась так называемая «альбомная процедура» осуждения. Каждые десять дней местные органы НКВД составляли справки на арестованных с «кратким изложением материалов следствия и секретных материалов, характеризующих степень вины арестованных», и в виде альбомов отправляли в Москву на утверждение. Как заведено — по 1-й категории расстрел, по 2-й — лагерь. В Москве решение принимала Комиссия НКВД и Прокурора СССР — Ежов и Вышинский (или их заместители). После этого приговоры приводились в исполнение на местах. На практике эта процедура приводила к тому, что в регионах месяцами ожидали решение. В сентябре 1938-го нерассмотренные в Москве «альбомы» передали на рассмотрение «Особых троек», созданных приказом НКВД № 00606 и действовавших до 15 ноября 1938-го.
Главными жертвами стали лица имевшие национальность «буржуазно-фашистских» государств, граничивших с СССР. Основные репрессии шли по четырнадцати линиям и были направлены против: поляков, немцев, харбинцев, латышей, эстонцев, финнов, румын, греков, афганцев, иранцев, китайцев, болгар, македонцев, чехов и людей с ними связанных.
В отличие от «кулацкой операции», в «национальных операциях» не устанавливались «лимиты». Организаторам террора казалось, что, означенные оперативными приказами категории лиц были достаточно четкими и вполне определенными. Но это только руководству так казалось. На местах имели место и расширенное толкование, и произвольный подход к выбору лиц, подлежащих аресту.
Первый секретарь Красноярского крайкома Сергей Соболев на оперативных совещаниях УНКВД заявлял:
«Довольно играть в интернационализм, надо бить всех этих поляков, корейцев, латышей, немцев и т.д., все это продажные нации, подлежащие истреблению… Всех националов надо ловить, ставить на колени и истреблять как бешеных собак». Конечно, по окончании террора Соболева осудили за подобные откровения, посчитав, что «давая такие указания, Соболев клеветал на ЦК ВКП(б) и тов. Сталина, говоря, что он такие указания имеет от ЦК ВКП(б) и лично от тов. Сталина».
Судьба Соболева была решена — расстреляли в феврале 1939-го.
По всем «национальным операциям» было приговорено 346 850 чел., из них 247 137 — к расстрелу (Кривенко С.А., Прудовский С.Б. Статистика национальных операций НКВД 1937–1938 гг.).
В прошлой публикации были приведены данные по итогам «кулацкой операции»: с августа 1937-го по ноябрь 1938-го приговорены тройками 767 397 человек, из них 386 798 — к расстрелу. Это сведения из акта приема-передачи дел НКВД (ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 11. Л. 42). Но при подведении итогов в ноябре 1938-м не были учтены все донесения с мест. Уточнение числа жертв «кулацкой операции» на основе первичных сообщений региональных управлений НКВД внесло существенную поправку: всего приговорено 831 892 человек, из них к расстрелу — 443 220 человек (Рогинский А.Б. Статистика «кулацкой» операции 1937–1938 гг. по приказу № 00447).
А в конечном счете в 1937–1938 гг. по всем этим операциям и с учетом приговоренных к расстрелу Военной коллегией (25 355 человек), военными трибуналами и др. судебными органами (19 401 человек) было приговорено к смерти 735 000 человек. А общее число арестованных за тот же период составило полтора миллиона человек.
Грянувший в 1937-м массовый террор — не стихия, как некоторые пытаются изобразить сегодня, не природное бедствие, которое невозможно предсказать и предотвратить. Большой террор 1937–1938 гг. — это спланированное, продуманное и осуществленное преступление власти против народа. И это преступление опиралось на идеологические доктрины большевистского мировоззрения и, безусловно, на преступную волю Сталина.
Задачей Сталина, начавшего кампанию массового террора, было физическое уничтожение своих политических противников и советизация управленческой верхушки путем замены старых и имевших революционные заслуги людей новой интеллигенцией, выращенной в сталинских идеологических догмах.
Социально-классовая чистка в ходе «кулацкой операции» органично сочеталась с «национальными операциями» — отсечением и уничтожением всех элементов, связанных с заграницей. Наконец, целью террора было установление полного единомыслия в стране, чтобы авторитет и руководящая роль Сталина уже никем не подвергались сомнению.
И, действительно, 1937-й вселил в граждан СССР страх такой силы, что он еще долго позволял держаться советской системе. Это была, своего рода, прививка страхом.
Каждый понимал, что высказывать мнение, противоречащее официальной доктрине стало смертельно опасным, как и любой контакт с заграницей и иностранцами, чему подтверждением стали «национальные операции» НКВД.
Автор: Никита Петров; НОВАЯ ГАЗЕТА