«Уважаемые пассажиры, наш поезд прибывает в город Москву. Добро пожаловать в столицу поб……. гррррхжжжжж…..ти. Будьте осторожны при выходе из вагона».
«Вань, что они там провякали? Тоже не расслышал? Ну и черт с ним, бери сумку, выходим». Ну, здравствуй, Москва-матушка! Встречай сибирских гостей!
Рядом, сдавленным шепотом: «Не орите так. Это же Москва! И вообще, осторожнее с русским – здесь это не приветствуется».
– Чего?!
– Повторяю – как можно меньше говорите вслух по-русски. И вообще, нечего торчать посреди перрона, отойдем лучше куда-нить в сторону… Да шевелитесь же вы!
– Э, чего такое-то?
– Ну вы же в Москве, Столице Победившей Толерантности и Мультикультурности – в поезде же специально объявляют.
– Да не слышали мы!
– Ну так теперь слушайте! Кой черт вас вообще сюда занес, с вашей славянской наружностью-то?
– Ну, сын школу окончил. Отпраздновать надо. Я спрашиваю – Вань, может, в Кению съездим, слонов да жирафов посмотрим? Нет, говорит, батя, лучше по России проедемся, в Москву завернем…
– Туристы хреновы… Что здесь делать собираетесь?
– Ну это… Красная площадь, Третьяковская галерея, в Большой театр сходить…
– Ну да, набор экскурсионный стандартный. Так… В Большом театре у нас только “Лебединое озеро” да “Дети Розенталя”. Не советую.
– Почему, дядя?
– На “Детях Розенталя” артисты калом в публику кидаются.
– А “Лебединое” ? Это же классика!
– Молодой человек, классика-то она классика, но в новом прочтении. Все партии танцуют мужчины…
– Как? И ни одной балерины?
– Ну, одна есть – Белый Лебедь. А после того, как Принц ее топит, начинается всеобщая оргия в честь победы толерантности с обязательным участием зрителей.
– Ну и что?
– Господи, мальчик, ты, что, совершенно ничего не понимаешь?
– Вообще-то да.
– Святая простота…В общем, садитесь-ка вы обратно в поезд да дуйте к себе домой побыстрее.
– Ну уж нет. Если приехали, то приехали. И как же, Москву-то не посмотреть – через всю страну перли?
– Москву им посмотреть…. Экстремалы провинциальные… Ну ладно, покажу вам город, но после этого моментально – домой, обещаете?
– Слышь, мужик, спасибо, конечно, да мы сами справимся, чай, тут не в первый раз.
– Горе ты мое, ты когда здесь последний раз был? Десять лет назад? Пятнадцать?
– Шесть. В 2006.
– Поменялось здесь все, ребята. Сильно поменялось. Одним вам опасно. Ты какой-нибудь язык, кроме русского, знаешь?
– По-башкирски немного умею.
– Это не то. Вот если бы армянский, азербайджанский… Так что пойдем, но рта зря не открывать, если говорить, то шепотом и слушаться меня беспрекословно.
***
– Ух ты, дядя! Где это мы?
– Как заказывали – Красная Площадь.
– Слышь, мужик, не дури голову. Я ж тут бывал. Ни черта похожего.
– Она и есть.
– А Василий Блаженный где?
– Снесли в ходе борьбы с православным мракобесием.
– А что за мандула вместо него торчит? Это что…Это же жопа, а в нее штык воткнут?!!
– Тише… Это памятник гомосексуалистам – жертвам советских репрессий. Видишь, на штыке серп и молот, а рядом – свастика?
– Хуясе…
– Батя, ты только глянь, кто это? Лица размалеванные, голые, в перьях, мудями трясут… Тьфу!
– Тссс, мальчик! Я те поплююсь! Ну-ка улыбайся, а то Радужный Дозор вмиг заметет. А за нетолерантность у нас знаешь что бывает… Мало не покажется. Это геи на свой ежедневный парад гордости в Кремле собираются.
– Геи? Это пидорасы, что ли?
– Мужик! Заткнись, я тебя умоляю! Отвернись и смотри в другую сторону.
– А чего туда смотреть – там одни блоки какие-то до горизонта. Стройка, что ль? Больно много блоков-то…
– Да никакие это не блоки. Памятник 12 миллионам евреев-жертв холокоста. В три раза больше, чем в Берлине.
– А чего высокие такие?
– Так на каждом не только имя-фамилия, но полный перечень утраченного имущества.
– Ааа…
– Батя, давай в Третьяковку теперь пойдем? Верещагина наконец-то в подлиннике увидим, Крамского, Иванова…
– Э, мальчик, о чем размечтался-то… Там теперь Главная галерея Гельмана. Нет там никакого Верещагина, только перфомансы и инсталляции…
– А Верещагин?
– Милый, так уж лет пять, как публично сожгли все – в порядке искоренения русского национализма.
– Сожгли?!!
– Ну, допустим, сожгли копии. Подлинники Гельман через Сотби толкнул. И кто знает, у кого они сейчас…
– Мужик, а что это за караул такой у Мавзолея странный… Какие-то бородатые в камуфляже, с автоматами…
– Глаза разуй, сибирский валенок. Видишь, что на Мавзолее написано?
– “Ка-ды-ров”… Чего?!!
– Тссс, тише, камикадзе! Все, пошли отсюда, а то точно нарвемся.
– Дядь, а что это за магазин? Витрина странная – коробки, шприцы…
– Это, мальчик, магазин Общества таджикско-цыганской дружбы. Наркота, словом…
– Наркота?! В Москве?! Открыто?!!
– А куда деваться… Национальный промысел, нельзя запретить.
***
– Слышь, друг, давай хоть Храм Христа Спасителя посмотрим?
– А нечего там смотреть. Нет его. Одни руины…
– И его снесли?!
– Нет. Все решали, во что его переделать – в главную синагогу или в главную мечеть. Ну и… Не договорились. И отойди ты от домов подальше, не видишь, купольные перекрытия!
– И чего?
– Да ничего, в любой момент завалиться может. У нас же главный архитектор города сейчас Канчели. Каждый день чего-то наворачивается.
– Хрена себе… То-то я гляжу, кругом одни заборы.
– Ага, разбор завалов.
– Да, прав ты был, неча здесь делать. Ну ладно, съездим еще на Ленинградку, к Ежам. Поклонюсь памяти ребят, Москву защищавших…
– Там теперь вместо Ежей Площадка Стыда и Покаяния.
– ?
– Ну, место такое, где каются за то, что не допустили в 1941 в Москву Цивилизованных Европейцев.
– Ах ты, бляди….
***
– Мужик, ну что ты, что ты… Не рвись. Я ж тебя, лося здоровенного, не удержу. Успокойся, и не ори – вон уже либерацейский на нас нехорошо смотрит…
– Кто?
– Либерацейский. Либералиция у нас теперь. Либеральная полиция.
– Так зови его скорей – вон хачи какие-то пацана метелят, семеро на одного… Держись, пацан, щас я этим сукам черножопым дам. Ваня, за мной !
– Мужик!!!! Сваливаем отсюда! Бегом!!!!
– Ты че?!!!
– Мужик, он нас слышал, сейчас ОМОН нагрянет!!! Бежим!!!
***
– Уфф… Ну вот и вокзал. Ваш поезд. Ну, что посмотрели Москву?