Тюремные истории: лагерная подлянка

Жестокое, опасное и коварное устройство тюремного мира обостряет проявление любых чувств, делая их театрально-истеричными, карикатурно «выпуклыми», и «воспитывает» самые мерзкие пороки человеческой души: подлость, зависть, ненависть, трусость. Тюрьма учит: не твори добро – тебе на него ответят злом! Твори зло, и твори его первым! Живи по принципу: умри ты сегодня, а я завтра!.. Что за подлость, откуда она во мне?..

И ужасно муторно мне стало от короткого

порыва к чисто лагерной подлянке.


Игорь Губерман. «Прогулки вокруг барака»

Тюрьма – неотъемлемая часть государства, а тюремные обитатели – часть общества. И несмотря на то, что внешне тюрьма заметно отличается от любого другого общественного института, отношения между людьми, эмоции и страсти, живущие в ней, в принципе, никак не разнятся от подобных проявлений на свободе… Добро или зло, любовь или ненависть, уважение или презрение, сочувствие или зависть – вечный нравственный выбор, стоящий перед каждым человеком, независимо от того, где он находится. Важно, что он находится среди людей.

Жестокое, опасное и коварное устройство тюремного мира обостряет проявление любых чувств, делая их театрально-истеричными, карикатурно «выпуклыми», и «воспитывает» самые мерзкие пороки человеческой души: подлость, зависть, ненависть, трусость. Тюрьма учит: не твори добро – тебе на него ответят злом! Твори зло, и твори его первым! Живи по принципу: умри ты сегодня, а я завтра!..

…Савченко сидел за столом в своем кабинете и, задавая время от времени уточняющие вопросы, подсказывал агенту текст сообщения, чтобы оно получилось понятным и последовательным. За двойными обитыми ватой и дерматином дверями, между которыми для звукомаскировки висело постоянно включенное радио, стояла очередь зэков, вызванных в оперчасть [1] и пришедших сюда по собственной воле для решения своих «шкурных» вопросов.

Рядом с листом бумаги, на котором агент выводил: «Источник сообщает, что в ходе общения с осужденным…» лежал другой, где его рукой было написано начало объяснения, якобы по поводу которого Савченко в числе еще пятерых зэков и вызвал к себе своего человека: «Начальнику УИН-25 [2] от осужденного…статья…срок…начало срока… отряд… бригада… По существу заданных вопросов поясняю, что». Далее текст обрывался, бумага эта предназначалась для того, чтобы в случае, если какой-нибудь «бык тупорылый» в офицерских погонах «вломится» в кабинет, то выученный зэк накрыл бы ей агентурное сообщение. «Тупорылых быков», «раздутых» комплексом превосходства и примитивно полагающих, что от них не может быть никаких секретов, в колонии хватало.

Зазвонил внутренний телефон, Савченко снял трубку и сразу представился, чтобы не тратить время на «узнавания» и «расшаркивания»: «здрасьте – добрый день – а с кем я говорю». Звонил завхоз [3] десятого отряда, вполголоса он торопливо сообщил:

— Васильич! Сейчас в жилой секции 101-й бригады [4] сидит зверек [5], шо вчера пришел с этапа, и заматывает в жмут [6] бабки. Бабок много! На бараке почти никого нет, бригада на работе. Зверь сидит на четвертой наре справа от входа возле окна.

— Понял, — коротко ответил Савченко и положил трубку.

Он поднялся, сказал «Стоп!» привыкшему не удивляться агенту, забрал у него недописанное сообщение, сложил несколько раз и спрятал в нагрудном кармане рубашки, застегнув его на пуговицу. Потом, надев фуражку и захватив со стола объяснение, подталкивая перед собой зэка, вышел из кабинета. Запирая ключом дверь, он на глазах других зэков сунул ему лист объяснения и громко сказал:

— Иди, допишешь у дневальных, подпись пока не ставь… А вы ждите, — и махнул рукой в сторону очереди.

Сбежав по лестнице, он вышел в жилую зону и быстро двинулся в сторону локалки [7], где находился десятый отряд. Проходя мимо стоявшего посередине аллеи прапорщика-контролера, он позвал его:

— Пошли, служба!

Тот, не задавая вопросов (раз опер зовет — значит надо!) пошел следом. По пути на всякий случай «зацепили» еще и козла [8], сидевшего на пороге пультовой, откуда управлялись электрозамки локальных участков.

Поднявшись на второй этаж и пройдя мимо стоявшего в коридоре завхоза к двери жилой секции, Савченко сдвинул фуражку на затылок, сунул руки в карманы и в помещение зашел уже вразвалочку, походкой скучающего человека. Быстро оглянувшись вправо-влево, он увидел, что в секции, рассчитанной человек на шестьдесят, находилось всего пятеро, справа на нижней наре лицом к входу сидел интересующий его тип – по виду грузин лет тридцати пяти. Ленивой походкой Савченко подошел к нему, осмотрел с ног до головы и как бы удивленно спросил:

— А это что за персонаж? – и, коверкая произношение на кавказский манер, добавил: — Ти, наверное, ворА?

— Началнык, я музжик, — с настоящим грузинским акцентом ответил зэк, поднимаясь с кровати.

— Не начальник, а гражданин начальник, — строго поправил его Савченко, — начальник на вокзале… А ты, музжик, что-нибудь тяжелее колоды карт в руках держал?.. А ну покажи руки.

— Я музжик, — повторил грузин и показал ладони – узкие, белые, гладкие, совершенно без следов мозолей.

— Вот это мужик! – рассмеялся Савченко и, повернувшись к прапорщику, козлу и завхозу, зашедшим в секцию следом, весело добавил: — Работяга!.. Пахарь!.. В натуре, стахановец!

— Ты к нам откуда приехал, кацо? – спросил он грузина.

— С тюрми, — вздохнул тот.

— Ну, это понятно, что не из санатория ЦК КПСС. На Украину откуда приехал?

— А-а… Из Кутаиси.

— А, что там, в Кутаиси, уже воровать больше нечего?

— Я не вор, я к брату приехаль… По дэлам… А мэна по беспеределю закрили.

— Ну, это бывает, — согласился Савченко, — менты – они такие суки, всех по беспределу закрывают… А давай-ка мы тебя, жертва беспредела, слегка прошмонаем… На масть!.. Найдем что-нибудь, как думаешь?

— Я бэдний человэк, началнык, у мэна нычего нэт.

— Гражданин начальник! – снова поправил его Савченко и повернулся к прапорщику, — А ну-ка посмотри, что у него за душой. Тщательно.

Контролер подошел к грузину, угрюмо посмотрел ему в лицо и жестко сказал:

— Рот открой!.. Язык вправо… влево. Фиксы золотые?

— Нэт, рондоливие.

— Голимый [9] работяга, — хмыкнул прапорщик, прощупывая воротник и рукава рубашки.

Пока контролер обыскивал зэка и его личные вещи, а козел, встав на четвереньки, заглядывал под тумбочки и кровати, Савченко прошел несколько шагов по секции, посматривая по сторонам. В какой-то момент он случайно встретился взглядом с зэком, лежавшим в стороне на верхнем ярусе и читавшем книгу. Зэк, типичный особо опасный рецидивист [10], с худым туберкулезным лицом в резких складках и глубоко посажеными пустыми волчьими глазами, оторвал указательный палец от обложки и показал им куда-то за спину оперативника. Савченко не был знаком с особистом, никогда не пересекались, но тот явно подавал ему какой-тот знак. Сделав еще пару шагов, он неторопливо повернулся и пошел туда, куда указал рецидивист. Подойдя к этому месту, он ничего не обнаружил, в секции был порядок, постели убраны, тумбочки закрыты, никаких вещей на полу не было.

Контролер к этому времени уже закончил обыск, в общем-то, и обыскивать было нечего, у грузина было мало вещей. Не зная, что именно нужно искать, но, понимая, что цель прихода не достигнута, прапорщик стал аккуратно прощупывать матрас. Савченко, прогуливаясь по проходу между кроватями, подошел к завхозу и коротко взглянул на него.

— Бабки здесь, — не размыкая губ, почти беззвучно произнес тот, — Зверь из секции никуда не выходил.

Савченко прошел мимо грузина, стоявшего с отрешенным задумчивым лицом.

Было очевидно: он прекрасно понимает, что его кто-то «красиво сдал», а «случайный» визит опера – лишь примитивный маскарад.

— Нычего нэт, гражданын началнык, — печально произнес он, посмотрев на офицера.

— А у меня чуйка [11], что что-то у тебя, братуха, есть… Глаз у тебя мутный… Поросячий глаз… Что-то ты скрываешь от честного советского народа! – продолжая играть роль, сказал Савченко и двинулся дальше по проходу, украдкой посмотрев на особиста.

Тот снова оторвал палец от книги, оттопырил его в сторону, выразительно скосил глаза и поднял брови, показывая куда-то метров за шесть от места обыска. На его лице читалась досада – как же так, кум [12] никак не может «въехать» в его «маяки»!.. Савченко с удивлением подумал, что особист ведь не знает грузина, который только вчера пришел в отряд, ничего личного между ними быть не могло, с оперчастью он тоже никогда не «дружил», с чего бы ему так стараться? — и медленно, как будто от безделья, пошел вглубь казармы. Под пятой по счету кроватью вдруг показался ботинок, стоявший одиноко и как-то криво. Савченко наклонился, чтобы взять его, и тут же еще дальше, под следующей кроватью увидел второй ботинок. Он по очереди поднял их и в одном заметил перетянутый резинкой жмут денег.

Картина прояснилась, и опера стал разбирать смех. Когда они зашли в секцию, грузин, на ногах которого были комнатные тапочки, быстро опустил деньги в один из пары своих ботинок, стоявших рядом на полу, а потом по очереди пяткой послал их под кроватями куда подальше. Спасибо «доброму» особисту – подсказал!

Савченко поднес ботинки грузину под нос:

— Твои кони?

— Нэт, гражданын началнык, нэ мой. У мэна размэр нэ такой.

— Ну, это мы попозже померяем, такой – не такой, – Савченко достал деньги, а ботинки передал завхозу, – На, отдай какому-нибудь мужику… Только настоящему мужику.

— Сколько тут? – показывая деньги, спросил он грузина, пытаясь поймать его на дешевой прокладке [13].

— Нэ знаю, гражданын началнык, я этот дэнги ныкогда нэ видель, — грузин явно занервничал, но на прокладку не «повелся», уголовного опыта ему было не занимать.

— Ну, значит бесхозные… Повезло тебе, гость нашего города!.. И повезло нашему родному государству, в доход которого ты эти деньги отдаешь.

Зэк в ответ невозмутимо пожал плечами.

Савченко сел на ближайшую кровать, снял резинку и стал вслух пересчитывать деньги. Купюры были всякие – сотки, полтинники, четвертаки, червонцы.

— …шестьсот пятьдесят… шестьсот шестьдесят… шестьсот семьдесят. Все. Шестьсот семьдесят рублей! – он согнул деньги пополам, поднялся с кровати и положил их в карман.

— Пошли,– позвал он своих спутников и направился к выходу.

Грузин продолжал стоять с непроницаемым лицом… Савченко подошел к двери и, не поворачивая головы, искоса посмотрел на особо опасного рецидивиста. Тот продолжал «читать» книгу.

…Его волчья физиономия светилась тихим счастьем: «Умри ты сегодня, а я завтра!»

Примечания

1. Оперчасть – устаревшее название оперативного отдела, выполняющего в колонии функции спецслужбы.

2. УИН – учреждение исполнения наказаний, «стыдливое» название исправительно-трудовой колонии в СССР в конце восьмидесятых годов.

3. Завхоз – сленговое название старшего дневального отряда. Главный представитель официальной низовой, зэковской администрации в отряде, что-то типа сельского старосты.

4. Бригада – первичная производственная и административная единица в колонии. Отряд состоит из нескольких бригад. В номере бригады одна или две первые цифры обозначают номер отряда, последняя непосредственно номер бригады. В 10-м отряде есть бригады 101, 102 и т.д.

5. Зверь, зверек (жарг.) — название любого кавказца.

6. Жмут (жарг.) – способ компактного хранения денег, когда несколько купюр сворачиваются в тугой валик и перетягиваются ниткой или резинкой.

7. Локалка – локальный участок. Жилая зона колонии разделена заборами на несколько локальных участков.

8. Козел (жарг.) – здесь член СПП – секции профилактики правонарушений, своеобразной лагерной добровольной народной дружины или вспомогательной полиции. В более широком смысле козел – зэк, открыто сотрудничающий с администрацией.

9. Голимый (жарг.) – неимущий, бедный, нищий.

10. Особо опасный рецидивист – на жаргоне: особист, особый, особняк, полосатый. «Титул», дававшийся в СССР судами некоторой категории осужденных. ООР отбывали наказание на особом режиме. По отбытии половины срока за «примерное» поведение могли быть переведены на строгий режим, где находились просто рецидивисты.

11. Чуйка (жарг.) — интуитивное подозрение.

12. Кум (жарг.) — оперуполномоченный.

13. Прокладка (жарг.) – провокация.

Владимир АЖИППО, специально для «УК»

You may also like...