За последние 500 лет в России сменились династии, режимы, система судов и уголовного судопроизводства. И только один из элементов последнего не менялся. Это были пытки. Первым заметил еще Александр Герцен, который в своем произведении «Былое и думы» иронизировал: «Екатерина II уничтожила пытку. Александр I еще раз ее уничтожил. Ответы, сделанные «под страхом», не считаются по закону. Чиновник, пытающий подсудимого, подвергается сам суду и строгому наказанию. И во всей России — от Берингова пролива до Таурогена — людей пытают…»
Пытка как стабильный метод раскрытия преступлений
Действительно, за исключением нескольких исторически кратких периодов, пытка была стабильным методом раскрытия преступлений и выбивания показаний, отмечает издание “Ракурс“. Даже в пореформенные времена, когда действовал суд присяжных, самой пыткой было нахождение в острогах времен Ивана Грозного, где не всякий подследственный доживал до суда. Ситуация изменилась только в начале XX века, когда власти предприняли масштабную программу гуманизации пенитенциарных учреждений. Продлилось это недолго. Установилась советская власть, а вместе с ней и власть ВЧК.
Во время своего могущества ВЧК арестовывал, он же пытал, он же и расстреливал. Исследование Сергея Мельгунова «Красный террор» изобилует описаниями трупов, изуродованных еще при жизни леденящими душу способами. Это были и отрезанные половые органы, отрезанные груди у женщин, волосы, вырванные с кожей.
После того как у ВЧК отняли право расстреливать, на некоторое время пытки сходят на нет — возвращаясь к концу 1920-х уже как система. Из методов, о которых известно, это была «жаркая комната» — закрытое помещение, в котором постоянно стояла жара, — и «светлая комната», где никогда не гас яркий свет. Ими методы не ограничивались. В своих мемуарах Михаил Якубович, «член» «Промпартии» — фиктивной контрреволюционной организации, созданной в кабинетах следователей ОГПУ, — описывает, каким образом выбивались показания. Об этом повествует Солженицын («Архипелаг ГУЛАГ»): «Достался Якубович мясникам-следователям, и применили они к нему всю гамму — и морозный карцер, и жаркий закупоренный, и битье по половым органам. Мучили так, что Якубович и его подельник Абрам Гинзбург в отчаянии вскрыли себе вены. После поправки их уже не пытали и не били, только была двухнедельная бессонница».
Обращает на себя внимание, что принудительная бессонница по сравнению с прочим даже не считалась пыткой.
Пытки в сталинские времена
В 1937 году пытки были легитимизированы, как считается, устным распоряжением Сталина в июле месяце наркому Николаю Ежову, — после чего начались массовые избиения и совершенно садистские издевательства, которые не приходили в голову и инквизиторам былых времен. Достаточно цитаты из Солженицына: «Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого легкого — пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, — ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом».
В 1939-м вакханалии пришел конец — сигнал был дан сверху телеграммой ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года. Однако вплоть до смерти Сталина пытки применяли в отношении VIP — обычно это были жестокие избиения и лишение сна. Известно, что по указанию Берии его подручный Богдан Кобулов избивал заключенных резиновой дубинкой по пяткам — повторяя известную китайскую пытку — или, войдя в раж, бил по спине и животу. Описан случай, когда так он разбил дубинкой подследственному брюшину.
Не отставали от МВД Берии и «конкуренты» из Министерства госбезопасности. В СИЗО «Лефортово» в 1948 году одна из заключенных слышала крики арестованного маршала Григория Кулика: «Скажите Сталину, что нас здесь бьют!..» (из книги Антона Антонова-Овсеенко «Враги народа»). Кричал он зря: Сталин, наверняка, был в курсе и не против. Расстрелянный при Хрущеве сталинский палач Рюмин отличился тем, что прижег своему подследственному папиросой язык.
Корни современной системы пыток в России
В хрущевский период второй половины 1950-х годов пытки как будто исчезают — чтобы вернуться уже в 1960-е. Однако следует заметить, что это относится к делам, которые вел КГБ. Пытки при расследовании уголовных дел, похоже, не прекращались никогда. Из тогдашнего набора пыток выросла и та система пыток, которая применяется в России сегодня. Простейшим методом были избиения. Местом пыток являлись КПЗ (камеры предварительного заключения) — в СИЗО надзиратели напрямую в них не участвовали (там были свои поводы для битья).
В КПЗ подследственного просто избивали «в кружок» (последствия такого избиения в 1977 году я прочувствовал на себе, поимев отбитую почку). Били в боксерских перчатках — чтобы не оставлять синяков. С теми же предосторожностями били валенком, куда был заложен кирпич. (Ныне для этих целей используется пластиковая бутылка с водой — ею бьют по голове.) Били, подвесив подследственного на наручниках. В своих воспоминаниях диссидент Вадим Делоне, отбывавший срок с уголовниками, упоминает подвешивание на наручниках вниз головой — и то же битье.
Где-то в 1960-е годы появляется пытка, благополучно дожившая и до сегодняшнего дня — «слоник». Подследственному на голову надевают противогаз и закрывают клапан. Когда он, задохнувшись, теряет сознание, противогаз снимают, окатывают водой — и снова в «слоник».
В середине 70-х начали пытать током. Наверное, идея была заложена публикациями о пытках в Чили после переворота Пиночета — либо пришла в голову какому-то поклоннику Пиночета в МВД СССР. Шокеров еще не было, но использовали автомобильный аккумулятор, клеммы которого подсоединяли к телу. Такая пытка еще в первой половине 1980-х была редкой и аккумулятор имелся не в каждом КПЗ. Ныне она расцвела полным цветом, известен случай, когда подследственный парень в Нижнем Новгороде выбросился с третьего этажа, чтобы избежать пытки током.
Пресс-хаты и пытки в СИЗО
В 1970-е начинаются пытки и в СИЗО. Они творятся руками «козлов» — заключенных, согласившихся сотрудничать с администрацией в обмен на освобождение по одной трети срока прямо из СИЗО. Обычно для этой грязной работы выбирали бывших спецназовцев, десантников и спортсменов. В качестве бонуса «козлам» выдавалось дополнительное питание, чай для варки чифира, водка и наркотики.
Таких «беспредельщиков» собирали в особые камеры — или, на жаргоне, «пресс-хаты», — куда кидали подследственных, от которых нужны были признательные показания. Особо часто это применялось к арестованным за хищения. От них требовалось получить явку с повинной и выдать полную сумму похищенного.
Впервые о существовании «пресс-хат» стало известно из документа «О пытках в Грузии», подготовленном грузинскими правозащитниками («Хроника текущих событий». Выпуск 36. 1975 год). Из него вырисовывается мрачная картина террора в отношении деятелей теневой экономики, который начался после прихода к власти в Грузии бывшего министра внутренних дел Эдуарда Шеварнадзе в 1972 году. Видимо, не столько в борьбе с коррупцией, которая была пандемична в республике, сколько из расчета, что «теневики» не доплачивают, Шеварнадзе стал их арестовывать — в тбилисском СИЗО «теневиков» отправляли в «пресс-хаты». Там напрямую ставилось условием написать «явку с повинной» и заплатить некую сумму — при отказе следовали жестокие избиения, изнасилования и даже убийства.
Документ цитирует жалобу одного из заключенных: «С первого же дня Ю(рий) Цирекидзе начал истязать меня. Избил меня до того сильно, что я на несколько часов потерял сознание и администрации пришлось прибегнуть к помощи врачей. Затем меня кололи железными прутьями, ударяли стулом по голове, на коже моих рук тушили зажженные папиросы и обещали убить меня, если я не напишу показания, обличающие меня самого… Я отказался, и меня так избили, что я потерял сознание на 2‒3 часа. Вызвали врачей, которые привели меня в чувство».
Избиения в «пресс-хате» заканчивались и смертью. Тот же заключенный Цирекидзе был в итоге осужден за убийство подследственного (правда, получил всего шесть лет и, скорее всего, отбывал срок тоже в «пресс-хате», где занимался своим грязным делом).
Невыносимые условия содержания
Били не только уголовных подследственных. Представление, что после Сталина к политзаключенным не применялись «методы физического воздействия», является ошибочным. Пытки осуществлялись в первую очередь созданием невыносимых условий содержания. В каком-то смысле СИЗО похож на круизный лайнер, где имеются «каюты» всех классов. В какой из них будет сидеть политзаключенный, формально определялось администрацией СИЗО — однако на самом деле это было исключительной прерогативой КГБ. И в отношении «упрямых» заключенных следователи использовали эту возможность в полную меру.
Даже в лучшем СИЗО Советского Союза, СИЗО КГБ «Лефортово», были камеры разных «классов» — светлые и сухие, или темные и заплесневелые. В СИЗО КГБ в Ереване в полуподвальных камерах обитали скорпионы. («Хроника текущих событий». Выпуск 35. 1977 год.)
В провинциальных СИЗО было еще легче найти такую камеру, в которой политзаключенному небо показалось бы с овчинку. На суде политзаключенный Эдуард Кулешов описывал условия Ростовского СИЗО так: «В душном, грязном полуподвале с обшарпанными, прокопченными стенами и потолком, на сплошных железных двухъярусных нарах, накрытых грязными, вшивыми матрасами, вповалку лежат полуголые люди. Постельных принадлежностей не выдают. На 25 человек — всего три кружки, не хватает ложек; в камере нет ни стола, ни скамейки, ни вешалки; кроме вшей и клопов полно других насекомых. По выщербленному цементному полу, который не то что вымыть, но и подмести трудно, свободно разгуливают мыши. Настоящее горьковское «дно». («Хроника текущих событий». Выпуск 53, 1979 год.)
Камера СИЗО в дагестанском городе Хасавюрте, где пришлось сидеть Вазифу Мейланову, арестованному за пикет в защиту академика Сахарова (1980 год), была не лучше: «Из-за летней жары, обычной для Хасав-Юрта, духота в камере была невыносимой… В 1983 году на одно спальное место приходилось по двое, а то и больше заключенных, и в духоте немыслимой, из-за нехватки кислорода спичка моментально гасла — все дышали, как рыбы на суше.
Вряд ли этому стоит удивляться, если и в некоторых камерах «элитной» Бутырки ситуация была не лучше — об этом свидетельствует православный писатель Анатолий Левитин-Краснов, сидевший там в 1970 году: «В крохотных камерах ютятся по 20‒30 человек. Иной раз приходится по два метра на человека. Духота невероятная. В таких условиях люди проводят по 5‒6 месяцев. Камеры кишат паразитами: блохами, клопами, иногда и вшами… За любое нарушение режима виновного выволакивают в коридор и избивают. В камерах атмосфера террора: хозяйничают блатные с садистскими наклонностями, избивают заключенных».
В той же Бутырке распорядитель Фонда помощи политзаключенных Сергей Ходорович оказался в «пресс-хате». Явно по указке тюремной оперчасти заключенные били его, добиваясь узнать, где хранятся деньги Фонда. Издевательства кончились лишь после того, как Ходорович сумел передать записку на волю с описанием ситуации, и она стала достоянием гласности.
В Ижевском СИЗО в такой камере сидел издатель запрещенной литературы Андрей Миронов (1985 год), и сокамерники развлекались, устраивая ему «велосипед» — спящему засовывали куски газеты меж пальцев ног и их поджигали. Там же ему сыпали сигаретный пепел в глаза.
В «пресс-хате» СИЗО Улан-Удэ «козлы» били бывшего доцента МВТУ имени Баумана Александра Болонкина, пьяными возвращаясь от тюремного чекиста, «кума». Добивались письма с «покаянием» и признанием вины (1978 год). Один раз зашло так далеко, что уголовник бросился на Болонкина с ножом. При этом никто из «козлов» не скрывал, что делают это по указанию «кума», гарантировавшего им безнаказанность. Постоянно угрожали изнасилованием и убийством («Хроника текущих событий». Выпуск 51, 1978 год).
И, конечно, в распоряжении «кума» всегда был карцер. Повод отправить туда всегда был под рукой. Обычно карцер представлял собой полуподвальную камеру, где даже в летнее время царила стужа. Зимой температура там приближалась к нулевой — для этого были сняты батареи отопления и вместо них шла просто еле теплая труба. Заключенного же раздевали, давая вместо одежды тоненькую зековскую робу. В такой камере в «Лефортово» девять суток просидел Натан Щаранский, не признававший своей вины на следствии (из книги «Не убоюсь зла»):
«Закуток в три квадратных метра — два на полтора — с цементным полом и цементным же пеньком посередине, таким маленьким, что долго на нем не высидишь. Света нет, лишь тусклая лампочка над дверью — чтобы надзиратель видел тебя в глазок. Стены влажные, в потеках, штукатурка свисает с них клочьями. Сырость сразу же проникает сквозь одежду…
В карцере холодней, чем в коридоре… Ты понимаешь, что хорошо бы побыстрей заснуть — до того, как снова замерзнешь, — но нет, не получается. Подтягиваешь к животу ноги и растираешь мышцы, не вставая с нар. Как будто помогает, но только до тех пор, пока снова не вытянешься. Наконец решаешь не обращать внимания на холод, пытаешься расслабиться и думать о том, что произошло на следствии. Но тут вдруг еще не закаленные карцером мышцы начинают конвульсивно дергаться. Особенно странно ведут себя ноги: независимо от моей воли они занимаются гимнастикой сами по себе — поднимаются и падают, поднимаются и падают…»
Я лично отсидел в карцере чуть более трех суток. «Кум» выписал пять суток, но уже на вторые я заболел, так что срок пришлось сократить. Отходил потом от болезни целую неделю.
Андрея Миронова посадили в карцер перед судом. На первый день он вышел из карцера своими ногами, на второй упал в обморок — только после этого его вернули в обычную камеру.
Избиения — стандартная практика обращения с политзаключенными
Избиения тоже оставались в стандартной практике обращения с политзаключенными. При задержании на демонстрации 25 августа 1968 года против оккупации Чехословакии на Красной площади Виктору Файнбергу выбили передние зубы.
После задержания был избит литовский католик Казимерас Гудас, у которого при обыске были изъяты 2500 свежеотпечатанных молитвенников. Там же, в Литве, арестованного священника Юзаса Здебкиса били так сильно, что мать еле узнала сына на свидании. Вина Здебкиса заключалась в том, что он готовил детей к первому причастию.
В львовском СИЗО КГБ били 18-летнего Петра Медведя — за то, что он вывесил «жовтно-блакитный» флаг. В Караганде на следствии били русского немца Генриха Реймера, добивавшегося эмиграции в Германию. Особенно жестко обращались с верующими протестантских церквей.
В феврале 1978 года чекисты арестовали 19-летнего адвентиста Якова Долготера — с брошюрами подпольного издательства «Верный свидетель». Долготера держали месяц в заключении и требовали, чтобы он сказал, откуда у него литература. Парнем занимались два сотрудника КГБ:
«Избивали меня попеременно — то один, то другой. Били по голове, по лицу, по челюстям. Били по шее, каждый раз поднимая воротник, чтобы не оставить следов… Били под дых, били в области почек, каждый раз приговаривая с бранью: «Говори, где взял, кто дал, а то мы покажем тебе, что такое советская власть!»…
Подвешивали меня шарфом за шею и одновременно ударяли под дых. Становились друг против друга, а я оказывался посреди них, и избивали меня один с одной стороны, второй с другой, так что я был в их бандитских руках как мяч. Ставили около стены и ударяли по лицу так, что я каждый раз ударялся головой об стенку… неоднократно меня отхаживали и приводили в чувство, обливая холодной водой, заставляли приседать по 500 раз. Использовали какой-то химический препарат, который сначала дали понюхать, а затем насыпали на левую руку, которая моментально покраснела и начала опухать». (Из книги Л. Алексеева «История инакомыслия в СССР».)
Что это за химический препарат, сегодня мы можем только гадать.
В тюрьме КГБ Ужгорода следователь прокуратуры Белоцерковский избивал математика Павла Кампова так, что у него горлом пошла кровь (1970 год). Позднее Кампов заболел туберкулезом, и между избиением и болезнью была причинно-следственная связь. Кампова не только били. Более года он просидел в камере, где днем и ночью горела мощная лампочка в 200 ватт. Кампов был инвалидом по зрению, и от этого у него болели глаза («Хроника текущих событий». Выпуск 63, 1981 год).
Капитан ВМФ Валерий Саблин в 1975 году поднял восстание на корабле «Стерегущий». Корабль вышел из Клайпеды в Ленинград с довольно скромными требованиями: Саблин хотел, чтобы ему дали возможность выступить по радио с предложением провести свободные выборы. Корабли и авиация Балтийского флота «Стерегущий» остановила, Саблин был арестован и приговорен к расстрелу. На последнем свидании с ним родители заметили, что Саблина избивали, у него не хватало нескольких зубов.
* * *
Описанное показывает, что сложная система пыток, существующая сегодня в России, берет свое начало в советские времена и является как бы той самой «преемственностью развития российского государства», которую вместе со своими «идеалами» передали наши предки — как и прописано в новых поправках к Конституции. Пути преодоления «преемственности» выглядят довольно сложными. Обычно указывают на патологическую толерантность общества к пыткам, ибо, по опросам, непропорционально высокая часть респондентов соглашается с тем, что для раскрытия преступлений допустимо применение насилия.
Другой причиной живучести пыток считается «палочная система», существующая в полиции. Однако стоит признать, что другой оценки эффективности деятельности правоохранительных органов, кроме процента раскрываемости преступлений, не существует. Без нее отделения полиции превратятся просто в библиотеки заявлений о преступлениях.
В итоге стоит признать, что главной проблемой, которая позволяет пытке существовать и сегодня, является суд. Если дела о применении пыток доходят до суда, то обычно сотрудникам МВД выносятся непропорционально мягкие приговоры. И почти во всех судах заявления подсудимых о даче показаний под пытками с ходу отвергаются как оговор, а сами показания принимаются в качестве доказательства. Так что до тех пор, пока в России не будет независимого суда, пытки будут продолжаться.
Автор: Виктор ДАВЫДОВ; РАКУРС