Пока в России в начале XX века продолжалась Гражданская война, в Украине происходили собственные политические сюжеты: она разрывалась между стремлением к автономии или независимости, требованиями немецких союзников и внутренней анархией. В таких условиях на короткий срок к власти в качестве своеобразного монарха пришёл Павел Скоропадский — человеколюбивый офицер с английским воспитанием, любовью к стране и милосердием к врагам. Для кого-то его фигура культовая, для кого-то — презираемая.
Для Троцкого это был «украинский Бонапарт». Для Деникина — «новый Мазепа». В эмиграции споры противников и сторонников гетмана длились до Второй мировой войны. Менее чем за год своего правления Скоропадский успел заложить многие основы украинской государственности, но в итоге из-за своей терпимости по отношению к разным политическим силам оказался никому не мил. Рассказываем, кем был человек, мечтавший о независимой Украине при конституционной монархии.
КАК ЧЁРТИК ИЗ ТАБАКЕРКИ
1918 год, март. Советская Россия вышла из Первой мировой войны, подписав Брестский мир. Несколькими днями ранее этот мир с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Османской империей подписала Украинская Народная Республика (УНР) — так возникло новое государство, на чьей территории, впрочем, оказались германские оккупационные войска, которые разогнали Центральную раду — высший законодательный орган страны.
В таких обстоятельствах в ночь с 29 на 30 апреля сторонники бывшего царского генерала Павла Скоропадского бескровно захватили все государственные учреждения молодой республики. Он возглавил её в качестве верховного правителя — гетмана, а государство — до декабря — превратилось в Гетманат, он же Украинская Держава. Павел решительно отказался от социалистической и популистской политики Рады, планировавшей, в частности, социализацию земли, что вносило хаос в вопросы земельной собственности и, буквально, «перспектив на урожай».
«Бывшее украинское правительство не осуществило государственного строительства Украины, поскольку было совершенно на это не способно… — заявил Павел в своей „Грамоте ко всему украинскому народу“. — Беспорядок и анархия продолжаются на Украине, экономическая руина и безработица увеличиваются и распространяются с каждым днём, и в результате перед богатейшей когда-то Украиной встаёт грозный призрак голода».
По этой причине, отметил Скоропадский, трудовые массы населения всколыхнулись и потребовали немедленно создать власть, которая смогла бы обеспечить им «спокойствие, закон и способность творческой работы». «Как верный сын Украины» он отозвался на этот призыв и временно взял на себя всю полноту власти, пообещав народу стабильность.
Правда, для большей части трудящегося украинского населения это стало полной неожиданностью. У многих возникало впечатление, что гетман выскочил как чёртик из табакерки. Но это было не так. Гетманом Скоропадский стал в результате сложных стратегических игр генеральных штабов армий, воевавших в Первой мировой, и общественных тенденций, требовавших «твёрдой руки». Впрочем, куда будет вести Украину эта новая «твёрдая рука», пока никто не догадывался.
МАЛОРОССИЙСКАЯ ДИНАСТИЯ
В юности, которая пришлась на конец XIX века, ничто не предвещало Скоропадскому бурной политической карьеры. Он принадлежал к малороссийскому роду, происходившему от Михаила — брата гетмана Ивана Скоропадского, руководившего в начале XVIII века Войском Запорожским. Он, будучи уже престарелым и лишённым амбиций, пришёл на место гетмана Ивана Мазепы, стремившегося к автономии Украины от Москвы. Хотя Скоропадский Мазепе и сочувствовал, но бороться с Петром I было делом бесперспективным, и в течение века автономия сошла на нет — и Украина стала частью «регулярного» и централизованного имперского Российского государства.
Пользуясь льготами Екатерины II, большинство казацких старшин оформили себе права и привилегии российского дворянства, что открыло им немалые карьерные перспективы. Из казацких старшин вышло много выдающихся деятелей Российского государства, к примеру канцлер Александр Безбородко и министр внутренних дел Виктор Кочубей. Дворянин из города Нежина Черниговской губернии Юрий Лисянский вместе с немцем Иваном Крузенштерном возглавил первую российскую кругосветную экспедицию 1803–1806 годов, а полтавчанин Иван Паскевич, лучший полководец времён Николая I, одинаково неумолимо громил османов, персов, польское и венгерское восстания.
Судьба Скоропадских была скромнее. Отец Павла, богатый помещик Пётр Иванович, принимал участие в Балканской кампании 1877–1878 годов, но больших чинов не достиг. Его старший сын Михаил должен был строить военную карьеру, но ещё в юности заболел наследственной эпилепсией. В попытках вылечить его семья принялась ездить по лучшим курортам и врачам Европы и активно спонсировать исследования выдающегося русского психиатра и невропатолога Владимира Бехтерева. Но было очевидно, что будущее рода теперь связано с Павлом, которому болезнь не передалась.
ОТСУТСТВИЕ АФФЕКТОВ
Павел Скоропадский родился 3 мая 1873 года в германском городе Висбадене. С Германией его связывало не только раннее детство — здесь любили отдыхать и жить на курортах члены его семьи, начиная с бабушки Елизаветы Скоропадской-Тарнавской, которая и скончалась в том же Висбадене. Позднее, в 1914 году, Павел против Германии воевал, а уже в 1918-м стал её политическим партнёром, но немцев всё равно недолюбливал. Воспитан он был скорее в стоическом английском духе — благодаря деду Андрею, который очень повлиял на внука и стремился привить ему особое «английское» мировосприятие, заключавшееся в трезвости мышления, «отсутствии аффектов» и дисциплине.
По матери, Марии Миклашевской, Павел был родственником дворянских родов Олсуфьевых, Салтыковых и Голицыных, которые обеспечили ему путь в общероссийскую аристократию и помогли в карьере. Своё «малороссийство» многие из его соседей-помещиков, став дворянами наравне с остальными, ощущали просто как экзотическую особенность происхождения, однако Павел всерьёз интересовался собственной генеалогией, и корни для его семьи были очень важны. В семье Скоропадских даже уважали Мазепу, что считалось откровенно неверноподданическим. По матери Павел проследил свой род до литовских и древнерусских князей. Неизвестно, заинтересовался ли Скоропадский гетманством, найдя у себя в роду связь с гетманом XVIII века, однако происхождение определённо повлияло на его личность и убеждения. Вероятно, ещё с юности его «украинство» было для него не пустым звуком.
В 1893 году Павел окончил в Санкт-Петербурге престижный Пажеский корпус, к нравам которого потом всё время ощущал искреннюю неприязнь. Что конкретно там происходило, неизвестно, но сначала корнет Скоропадский имел низкие оценки и пребывал на грани «вылета». Потом вся семья перебралась в Петербург, чтобы, возможно, быть ближе к Павлу, поддерживать его и одновременно лечить Михаила. После этого оценки Павла пошли вверх. По окончании корпуса он попал в лейб-гвардии кавалергардский полк, где раньше служил его отец, и стал там командиром эскадрона. Вместе с ним служили Карл-Густав Маннергейм — будущий лидер Финляндии и граф Алексей Игнатьев — будущий советский дипломат.
Военно-придворная карьера Скоропадского стала впоследствии камнем преткновения между его сторонниками и противниками как в Украине, так и в России. В глазах многих тогдашних россиян, в частности лидеров белого движения, его близость с императорским домом и последующий «гетманский проект» сделали Павла изменником. Для многих же украинцев, особенно политических противников из левого лагеря, да и повстанческого движения на селе, он был «царским генералом», который просто физически не был способен создать новое независимое украинское государство.
ОДИН ИЗ БОГАТЕЙШИХ ЛЮДЕЙ РОССИИ
Однажды в кругах общения семьи Скоропадских в Санкт-Петербурге появилась прелестная 15-летняя девушка — Александра Дурново. Вместе с сестрой Павла Лили она стала фрейлиной императрицы. Сначала Александра шутила, что 21-летний корнет «для своего возраста имеет слишком мало волос…», что было правдой, но компенсировалось высоким ростом, общей подтянутостью и чеканным профилем молодого человека. По мнению окружающих, выглядел молодой человек весьма представительно.
Когда Александре было 17 лет, они с Павлом начали тайно встречаться и ходить вместе на каток. Всё шло к браку. Но отец будущей невесты выступал против: Пётр Дурново был генерал-адъютантом свиты Его Величества, гофмаршалом, генерал-губернатором Харькова и Москвы, руководил царскими имениями. Предки — Волконские, Оболенские, Репнины, корни — от самих Рюриковичей. Словом, высшая всероссийская аристократия, на фоне которой Скоропадские — малороссийские выскочки, несмотря на то, что по матери и у них в роду были Рюриковичи. Но главное, что семья Дурново имеет огромные имения, а значит, Павел Скоропадский очевидно гонится за приданым. Тем не менее брат девушки, морской офицер Павел Дурново, тайно содействовал счастью влюблённых.
В марте 1896 года Павел принимал участие в мероприятиях по поводу коронации Николая II. Свидетель пишет: когда новый царь шёл по Кремлёвской площади, «…нерушимые, как статуи, стояли красавцы кавалергарды… и среди них выделялись поручик барон Маннергейм, будущий фельдмаршал Финляндии, и корнет Скоропадский». Правда, множество свидетельств про Маннергейма и Скоропадского были написаны после неожиданного взлёта их карьеры: тогда каждый участник событий делал акцент на своём знакомстве с «будущими великими». Поэтому о личности Скоропадского трудно судить по отзывам его окружения до 1918 года, когда он выскочил «как чёртик из табакерки», — все отождествляли его будущее с его прошлым.
Так или иначе, Павел Скоропадский воспользовался коронацией, чтобы заключить в Москве тайный брак с Александрой Дурново. Несмотря на сопротивление её отца, в 1898 году всё же состоялось венчание. С Александрой они прожили счастливо всю жизнь. Кавалергарды потом считали, что Павел добыл богатую невесту и теперь будет купаться в роскоши.
В 1899 году от воспаления лёгких умерла сестра Павла, Елизавета. Спустя два года от рака скончалась его мать. Сам Павел упал с коня и долго лечился. В то же время после смерти матери молодой человек получил всё наследство своей семьи, а с имениями Дурново в приданом он стал одним из богатейших людей России. За три года у пары родилось трое детей-погодков, у одного из которых, к горю родителей, проявились черты эпилепсии — такой же, как у его брата Михаила. Впоследствии Павел продолжил направлять немалую часть своих средств Санкт-Петербургской клинике для эпилептиков и Психоневрологическому институту Владимира Бехтерева.
ГЕТМАНСКАЯ БУЛАВА
Павел хотел стать не просто военным, а боевым офицером, и такая возможность скоро представилась: в 1904 году началась русско-японская война. Скоропадский написал прошение об отправке на фронт. Семья его отговаривала и даже нашла ему тёплое местечко адъютанта московского губернатора — великого князя Сергея Александровича. Но Скоропадский был непреклонен и отправился в Маньчжурию, где успел и в штабе поработать, и поучаствовать в боевых действиях во главе казачьей сотни. Войну он закончил ротмистром и кавалером нескольких орденов.
В 1906 году в возрасте 33 лет он стал одним из самых молодых полковников российской армии со служебной характеристикой «выдающийся, способный к высшим военным должностям, также вне очереди». Позднее критики заподозрили, что многовато он «нахватал» наград — уж не повлияли ли на это высокие связи его семьи. Однако другие свидетели, столь же скептичные, считали его действительно отважным человеком.
Впрочем, говорить о «безрассудной храбрости» Скоропадского тоже нельзя. Он считал, вполне в духе своего английского воспитания, что офицер, а тем более военачальник, не должен поддаваться аффектам, а должен быть прагматично уравновешенным. Его боевой товарищ Пётр Врангель отмечал: «Порыв, размах, решительность — эти качества были ему чужды». Может быть, в событиях 1918 года эта сдержанность уберегла Павла от импульсивных поступков, а может, сделала его излишне медленным, когда следовало действовать резко.
В 1911 году Скоропадский стал командиром лейб-гвардии конного полка, наиболее близкого к императору, а затем и генерал-майором свиты Его Императорского Величества. Существует легенда, не подтверждённая, впрочем, источниками. Однажды Скоропадский дежурил в Зимнем дворце. Проходя по залу с военными экспонатами, он увидел среди них гетманскую булаву — символ власти. Павел взял её в руки, но уронил. В это время в зал зашёл император Николай II и, увидев это, будто бы сказал: «Ты, Скоропадский, видимо, хочешь быть гетманом!» Но Скоропадский тогда, очевидно, не думал ни о чём таком. Его положение в Российской империи было высоким, карьера — перспективной, а мечты о «сепаратизме» могли бы прийти в голову разве что фанатику. Скоропадский фанатиком не был. Но странным образом он повторил судьбу уважаемого в его семье Ивана Мазепы: до того как стать «изменником», тот двадцать лет помогал укреплению Московского государства. И Мазепа, и Скоропадский не планировали «измену» заранее.
МАСОНЫ И РАДИКАЛЫ
Шанс появиться независимой Украине дала Первая мировая война. Уже в самом её начале Скоропадский ярко проявил себя в Восточной Пруссии, командуя 1-й бригадой конной гвардии в боях под Краупишкеном (Краушеном). За это он получил орден Святого Георгия IV степени и вошёл в состав Георгиевской думы, которая решала, кто достоин Георгиевского креста — награды за «службу и храбрость» для низших чинов. В 1916 году новое звание — генерал-лейтенант. В том же году его перевели из Прибалтики в Украину, что вскоре и задало ему старт в качестве украинского политика.
1917 год привёл в политику многих, кто об этом ранее не задумывался, в частности высших российских военных. Им пришлось определить своё отношение сначала к Временному правительству, потом к большевистскому перевороту и новым национальным государственным образованиям. Революция неумолимо переходила в фазу гражданской войны, и войсками должен был кто-то командовать. Это и сделало высшее офицерство неожиданным политическим актором. К примеру, генерал Лавр Корнилов в августе 1917 года выступил против Временного правительства, попытался устроить консервативный военный переворот и установить военную диктатуру, чтобы не допустить к власти радикалов-большевиков.
От царского офицера, представителя свиты Его Величества, дававшего присягу императору, стоит ожидать охранительной позиции, стремления бороться с революцией и защищать существующий режим, но генерал-лейтенант Павел Скоропадский искренне приветствовал демократическую революцию и молодую Российскую республику, которая неофициально существовала с февраля по октябрь 1917 года. Нельзя назвать его точку зрения неожиданной. Вне службы и присяги монарху, к 1917 году Скоропадский уже был человеком сформировавшихся либерально-демократических взглядов и противником «старого режима». Весь его круг общения, куда входила петербургская аристократия, критически относился к самодержавной власти Николая II, влиянию императрицы Александры Фёдоровны и Распутина. Эта весьма обеспеченная, либеральная и часто масонская среда (масоны были склонны к негласной оппозиции монархии) считала, что император ведёт страну в пропасть, и была настроена на устранение самодержавной власти и демократизацию, в чём невольно совпадала по настроениям с радикалами-революционерами.
УБЕЖДЁННЫЙ УКРАИНЕЦ
По взглядам Скоропадский был ближе всего к кадетам — конституционным демократам. «…У нас не будет конституционной монархии, скорее всего, у нас будет республика, и очень либеральная, главная причина этого — отсутствие кандидата на престол. Романовы всем осточертели, вряд ли будет Дмитрий Павлович: я думаю, будет республика, к этому нужно быть готовыми. Если удержится нынешнее правительство, всё пойдёт эволюционным путём на славу и благоденствие России, если же правительство провалится, власть перейдёт в руки толпы и начнётся анархия, что быстро выродится в какую-нибудь форму диктатуры самой деспотической…» — рассуждал Павел в письме жене. Весной 1917 года он ещё не учитывал в своём политическом мировоззрении «украинский вопрос» и видел ситуацию пока лишь с перспективы Петрограда.
Но его 34-й корпус находился далеко от Петрограда, в Украине, на Подолье, где на него влияли местные политические расклады. Революционная демократия в Киеве проявила себя в создании Центральной рады — представительного органа украинских социалистических партий. Рада под руководством авторитетного историка и общественного деятеля Михаила Грушевского начала претендовать на функцию «краевого представительства». Уже летом Рада предприняла попытки переговоров с Петроградом о создании автономной Украины.
Под влиянием большевиков росла радикализация солдат на фронте. Одновременно Рада стала предлагать украинизацию армии, то есть создание этнически украинских формирований. Часть российского командования отнеслась к идее не без интереса, так как такие части меньше поддавались бы революционной пропаганде. Скоропадский поначалу относился к этому скептически, так как в офицерской среде были распространены представления русских националистов, что тогдашнее украинское движение — это происки германцев, чтобы ослабить Россию, и с этой точки зрения оно явно подрывное. Но теперь, ознакомившись с реальной ситуацией, Скоропадский уже не смотрел на украинскую политику как на «интригу врагов», поскольку Рада не проявила каких-либо прогерманских симпатий, оставаясь лояльной центральному правительству и не требуя независимости. Её целью была автономия в составе России.
В этих обстоятельствах Скоропадский писал жене, что хотел принять живое участие в общественной жизни, «конечно, трудно сказать, в какой форме». Он начал учить украинский язык и в шутку упомянул: «Собираюсь, возможно, сделаться украинцем, но должен сказать по чести, не очень убеждённым». Как и многие представители его среды, в своих письмах и мемуарах Павел вкладывал в понятие «украинцы» политический, а не этнический смысл. Украинцами для него были те, кто сознательно и активно участвует в политике и гражданской жизни.
Провал июньского наступления России на фронте и немецкий контрудар в июле усилили позиции Центральной рады в Украине, в то время как влияние Петрограда сокращалось. В украинском правительстве формировалось военное министерство, которое Скоропадский посещал, но остался разочарован его профессиональным уровнем.
Тем временем антиправительственный заговор российского патриота, но сторонника украинизации генерала Корнилова потерпел поражение. В армии усиливалась анархия, хотя Рада продолжила её украинизацию уже без Корнилова. Сам Скоропадский в выступлении генерала участия не принимал, так как был далеко, и неизвестно, захотел ли бы он присоединиться. Тем не менее консервативное офицерство в командовании Юго-Западного фронта стало подозревать Павла в «украинизационных интригах». Генералы Сергей Марков и Антон Деникин считали его «авантюристом». Поводом был тот факт, что 34-й корпус Скоропадского стал Первым Украинским, а сам носитель гетманской фамилии стал командиром украинского корпуса. Одно это делало его пока хоть и символической, но уже политической фигурой.
Среди политизированной публики в Украине пошли разговоры, что, может в этих условиях хаоса пришло время восстановить сильную единоличную власть в национальных традициях — легендарное гетманство. Легальная демократия, как наблюдала общественность, с управлением страной в условиях войны справиться неспособна. Сам Скоропадский потом утверждал, что тогда «всерьёз над этим я не думал».
НА ПУТИ К ГЕТМАНСТВУ
В октябре 1917 года Скоропадского заочно избрали генеральным атаманом Вольного казачества — полувоенной организации, созданной местными жителями для функций местной самообороны во многих уездах. Лоббистом персоны генерала был один из его бывших подчинённых Иван Полтавец-Остряница — он стал потом адъютантом гетмана. Скоропадский непосредственно в этом движении участия не принимал, хотя и от почётного звания не отказался. Но украинское правительство боялось стихии Вольного казачества, которое могло представлять собой альтернативную власть на местах, и наконец-то тоже стало подозревать генерала в политических амбициях. От него все чего-то ждали, и уже неясно, «общественный запрос» ли породил «гетманское предложение» или оно формировало «запрос». В любом случае в воздухе витали идеи о необходимости хоть какой-нибудь украинской контрреволюции после почти года «революционной демократии».
Общая обстановка накалялась: в Петрограде произошёл большевистский переворот. В Киеве большевики не смогли захватить власть, и Центральная рада провозгласила Украинскую Народную Республику в составе будущей федеративной и демократической России (когда таковая, как надеялись, возникнет после поражения большевиков). Но де-юре и де-факто это было провозглашением суверенитета УНР. В армии распространились бунты и неповиновение командованию разагитированных большевиками солдат.
Скоропадского назначили командующим украинских войск на всём Правобережье с задачей остановить наступление бунтовщиков с запада на Киев. Это удалось, хотя воевать никто не хотел, и армейские части бывшей Императорской армии, что украинизированные, что обычные, фактически уже разбегались, а сам фронт против германцев и австрийцев поэтому разваливался на глазах. Такой обстановка была на западе. А с востока на УНР в декабре начали наступать уже не большевизированные бунтари, а сама Советская Россия.
Рада начала мирные переговоры с австро-германским блоком в Бресте. Ощущалось, что мир вскоре понадобится любой ценой. И если армия разваливалась снизу, то левое руководство Рады не доверяло и старшему офицерству, выдвигая на командные должности людей недостаточной квалификации, низких званий и без штабного опыта. Даже Симон Петлюра был отправлен в отставку с должности военного министра.
В этой ситуации неизвестно, решил ли уже Скоропадский пойти ва-банк и назначить себя главой Украины, но Киев специально не посылал его корпус на восток, где продолжалась война, боясь, что воодушевлённый генерал «захочет стать гетманом». Возникла ситуация самосбывающегося пророчества: от него ожидали, что он захочет стать гетманом, и это толкало к той же мысли самого Скоропадского, подстёгивало его амбиции. При этом Павлом активно интересовалась Антанта, искавшая, кто может представлять действенное сопротивление Германии в Украине — легитимная Рада или же её потенциальные «сменщики».
Но его корпус, как и вся армия на запад от Киева, бездействовал и разваливался, и в итоге 24 декабря 1917 года Скоропадский ушёл в отставку. В наступающем 1918 году его руки были развязаны: он больше не был подчинённым киевского военного министерства, а стал «частным лицом», как и Петлюра, который больше не был военным министром. Именно эти два «частных лица» сыграют главные партии в украинской политике в 1918 году.
СБОРИЩЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ АВАНТЮРИСТОВ И ДЕМАГОГОВ
К гетманату Скоропадского привела политическая ситуация, сложившаяся в Украине к 1918 году. Российская армия развалилась, украинскую не успели создать, и теперь она состояла из немногих добровольческих подразделений. Большевики прорвались к Киеву и учинили в городе кровавую вакханалию, которая стала шоком для населения всех состояний, этнических групп и вероисповеданий: людей без разбору убивали на улицах, грабили дома, офицеров бывшей армии массово расстреливали.
Но делегация Рады всё-таки подписала в Бресте мирный договор, по условиям которого УНР признали Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Османская империя, причём войска первых двух были призваны в качестве союзников для изгнания красных. Заплатить за это Украина должна была существенными продовольственными и сырьевыми ресурсами. Одновременно с миром был принят акт о независимости — так появилась украинская государственность, но никто не мог дать гарантий её суверенитета, потому что в условиях войны решающую роль играл фактор военной силы.
За две недели австро-германцы изгнали большевиков и остановились на восточных границах Украины. Киев был освобождён, но в него первыми входили украинские добровольческие подразделения во главе с Петлюрой. Дальше уже действовали условия второго Брестского мира — с РСФСР: Советская Россия должна была признать УНР и уточнить в ходе переговоров границу, которая в любом случае должна была проходить дальше на восток по сравнению с нынешней — на территории Слободской Украины, частью которой были нынешние Белгородская, части Воронежской и Курской областей с украинским населением. В любом случае вопрос о том, что Белгород — часть Украины, даже не обсуждался. Основой для этнических границ служила ещё царская статистика распространения малороссов.
Однако немцы, столкнувшись с реальной ситуацией в УНР, разочаровались: государственная служба и местная администрация не были налажены, в селе действовали повстанцы против всех властей. А новый аграрный закон о «социализации земли», подготовленный доктринёрами социализма, из которых состояла Рада, вообще заводил в тупик по вопросу о том, чья земля и кто будет поставлять немцам урожай. Если всё обобществить, то кто ответственный за хлеб? А хлеб Германии и Австро-Венгрии было очень нужен, они и Брестский мир заключили ради этого. Впрочем, от Рады уже мало что зависело: крестьяне управлялись с переделом бывшей помещичьей земли самостоятельно.
В итоге немцы решили, что Рада — это сборище политических авантюристов и демагогов, бесперспективный политический партнёр. Бюрократия ей почти не подчинялась, местную администрацию и полицию разогнали ещё в ходе постановлений Временного правительства. Бывшая царская армия и её украинизированные части в основном распались — не только в результате агитации большевиков, но и в результате «демократизации», введённой Временным правительством.
ПОИСК СИЛЬНОЙ РУКИ
Перед австро-германскими союзниками встал выбор: или просто упразднить УНР путём смены статуса своего присутствия в Украине из «союзников» на «оккупантов», или найти более эффективного местного менеджера — политического партнёра. Упразднить украинское государство было бы невыгодно с пропагандистской точки зрения, поскольку Украина, с тех пор как в конце 1917 года она объявила о своей автономии от Советской России, была официальным союзником Рейха. Конечно, на неравных правах, но всё же.
Поэтому немцы вскоре стали искать «сильную руку», проводя этакий «мониторинг» среди правых или умеренных украинских деятелей. Германское военное командование, что в Берлине, что его представители в Украине, было априори консервативным, и реформаторские страсти Рады вызывали у него аллергию и ассоциацию с, так сказать, «лёгкой формой большевизма». Хотя в УНР 1917–1918 годах был вполне многопартийный демократический режим без какой-либо репрессивной политики по отношению к инакомыслящим.
Начались консультации: кто мог бы возглавить Украину, сохранив её суверенный статус? Поскольку некоторые из них проводились и с младшим партнёром — Австро-Венгрией, то был и вариант поставить во главе Украины украинофила из венской императорской семьи — Вильгельма Габсбург-Лотарингского, который воевал в украинском подразделении австрийской армии (Легионе украинских сечевых стрельцов) под «позывным» «Васыль Вышиваный».
Однако ведущей силой блока были германцы, и усиливать влияние Вены в Киеве им не хотелось. Тут-то их внимание и привлёк Скоропадский. Будучи «частным лицом», он пытался собрать вокруг себя в Киеве умеренные круги: представителей помещичьего сословия, предпринимателей, либералов, не склонных к левому радикализму. Это было попыткой создать новую партию, которая бы сочетала приоритеты частной собственности, гарантий прав населения и строительства Украины как независимого государства. То есть устранила бы революционные перегибы украинских левых, но при том не ушла бы в сторону общероссийской реакции, которая отрицала Украину как таковую.
Некоторые представители старых казацких родов, например Дмитро Дорошенко и Евген Чикаленко, отказались пойти на такую авантюру, в смысле «стать главой движения». Скоропадский же был вполне приемлем для аристократической кайзеровской монархии благодаря своей родовитости и статусу профессионального военного высокого ранга. Его диалог с генералами и политиками Вильгельма II не требовал бы переводчика ни в смысле языка, ни в смысле неких «социальных стандартов».
Оценив ситуацию, Скоропадский пошёл на авантюру и устроил государственный переворот. Большую часть работы за него сделали немцы. Вечером 28 апреля немецкий фельдфебель с патрулём зашёл в зал заседаний Центральной рады, якобы для ареста трех министров, и приказал всем встать и поднять руки. Это и сделали все, кроме главы Рады профессора Грушевского. Всех обыскали и вывели в другое помещение, а потом просто отпустили домой. Так, 29–30 апреля 1918 года республиканский режим УНР сменил Гетманат Павла Скоропадского. Украинская Народная Республика стала называться «Украинская Держава». Технически это была диктатура, оформленная в украинском национально-историческом духе.
ГЕТМАН СКОРОПАДСКИЙ
Наступили полгода истории Украины, когда её судьба во многом зависела от Павла Скоропадского. На посту гетмана он успел сделать немало: создал и украинизировал государственную службу, обеспечив присягу бюрократов на верность украинскому государству и перевод делопроизводства на украинский язык; существенно расширил территорию украинского государства на севере; почти присоединил Крым; начал переговоры с Россией о границах на Слободской Украине в сторону Воронежа и Курска; основал национальную Академию наук, Национальную библиотеку, Государственную оперу, хор; выделил госфинансирование нескольким национальным театральным и музыкальным учреждениям, университетам, гимназиям и институтам.
Практически все эти институции, унаследованные сначала возобновившейся УНР, а потом Украинской ССР, существуют до сих пор. Национальная Академия наук Украины в 2018 году отметила своё столетие. Её первый президент, выдающийся учёный Владимир Вернадский, буквально недавно, в 2019 году, оказался «героем» самой дорогой гривневой банкноты — тысячи гривен.
Геополитика гетмана Павла Скоропадского была простой. Она исходила не столько из логики международно-правовых дипломатических отношений, хотя и учитывала их, а из военно-стратегических соображений и поля возможного. В конце концов, Скоропадский был военным. Единственным основным фактором было то, что в реальности «геополитика» была только у Берлина, а Киев мог лишь воспользоваться его «благорасположением». В глубине души гетман, как он неоднократно упоминал, был не прочь порешать вопросы статуса Украины и с Антантой, но эта «калитка» для него пока что была по понятным причинам закрыта, ведь страны Антанты — Франция, Британия, США — были противниками германо-австрийского блока в мировой войне. Украина пока что оказалась официальным союзником Германии.
Гетман оперировал квазинезависимой Украиной, которая решала свои территориальные вопросы как в рамках Брестского договора, так и в пределах германского доминирования. Он пытался решить с Румынией вопрос Бессарабии, вёл переговоры с Кубанской республикой о её вхождении в состав Украины и устроил экономическую блокаду Крыма, чей статус был неясен, и контролировался он местным пророссийским правительством. Гетман считал, что «без Крыма Украина — это туловище без ног». Велись переговоры, и Крым был уже на грани падения в украинскую корзину. Но скорое падение Гетманата превратило полуостров в поле битвы красных и белых.
Созданию армии препятствовали австро-немецкие союзники, что и сказалось в результате плачевно для власти гетмана.
СКОРОПАДСКИЙ ПРОТИВ ПЕТЛЮРЫ И ПЕТЛЮРА ПРОТИВ СКОРОПАДСКОГО
На фоне суровых событий Гражданской войны Скоропадский был не то что «либерал», а конкретный «человеколюб». Хотя при нём и действовала тайная полиция «Державна варта» (на русский можно перевести как «охранка»), но политических убийств она не совершала. Вероятно, сказалось «английское воспитание» Павла, предполагавшее уважение к правам людей. Хоть он и был гетманом, но жёстким диктатором не был и считал важным организовать в стране парламент.
«Украинцы вначале поддержали меня, думая, что я пойду с ними полностью … Но … они, особенно в последнее время, резко пошли против меня. Лично я понимал, что Украина на существование имеет полное основание, но лишь как составная часть будущей российской федерации, что необходимо поддерживать всё здоровое в украинстве… Великороссам же надо указывать их определённое место», — писал в воспоминаниях Скоропадский, имея в виду, что проукраинские круги хотели «социалистическую демократию» без гетмана, а пророссийские — «единую неделимую Россию» без какой-то Украины. И Скоропадский был вынужден между всем этим балансировать.
Конечно, очень скоро против Скоропадского возник тайный политический союз бывших деятелей Центральной рады, для которых Скоропадский был узурпатором законной власти УНР. Лидером союза стали драматург-социалист Владимир Винниченко и уволенный военный министр Симон Петлюра. Первый никогда не переставал быть интеллигентом и публичным интеллектуалом, а вот второй вполне мог и вооружённое восстание поднять. Уйдя с официальной должности, Симон ярко проявил себя, в передних рядах возглавляя подавление большевистского восстания на киевском заводе «Арсенал».
Поэтому при Скоропадском Петлюру арестовали. Он провёл некоторое время в Лукьяновском тюремном замке — аналоге тюрьмы для статусных персон «Лефортово» в России, после чего был отпущен и сразу возглавил антигетманское восстание. Формальным лидером восстания Директории (коллективного руководящего органа, как во времена Французской революции) был Винниченко, но военные доверяли только Петлюре.
Потом гетман утверждал, что основной его ошибкой было то, что у него на момент переворота, по сути, не было команды единомышленников. Он рассчитывал на создание своей политической партии, которая бы постепенно распространилась по всей стране и создала общественную базу для режима, который бы можно было назвать «конституционной монархией». Но такое движение не удалось создать за короткое время правления Скоропадского.
«ВСЕГДА СТРАСТНО ЛЮБИЛ УКРАИНУ»
Итак, политически активные украинцы не жаловали Скоропадского, российскими военными, аристократией, помещиками и городской буржуазией, патриотической интеллигенцией он был уже отвергнут и шельмован как мазепинец и сепаратист, разрушитель единства русского народа, к которому неотъемлемо относились и малороссы. «Нет никаких украинцев, их придумали немцы или австрийский генштаб», — таково было представление о национальной украинской идее в России. Несмотря на то, что многие бежали из Советского государства в Украинскую Державу, мало кто понимал, откуда она взялась и зачем. Они видели Скоропадского временной «державной» малороссийской опереткой, которая когда-то была так популярна в театрах столиц.
В «Воспоминаниях», которые Павел начал писать по свежим следам событий, в начале 1919 года, Скоропадский размышлял о том, как оказался в роли «свой среди чужих, чужой среди своих». Возможно, причина в том, что он умеренно относился и к тем, и к тем. Он строил независимую Украину, понимая и её, и Россию во всех их противоречиях. Но понимать слишком многих разных людей со слишком разными взглядами оказалось вредно. Балансировать на неспособных к диалогу факторах — невозможно.
«Всегда страстно любил Украину не только как страну с тучными полями, с прекрасным климатом, но и со славным историческим прошлым, с людьми, вся идеология которых разнится от московской, но тут разница между мною и украинскими кругами та, что последние, любя Украину, ненавидят Россию; у меня этой ненависти нет, — писал Скоропадский. — Во всём этом гнёте, который был так резко проявлен Россией по отношению ко всему украинскому, нельзя обвинять русский народ; это была система правления; народ в этом не принимал никакого участия; потому мне и казалось, да и кажется до сих пор, что для России единой никакой опасности не представляет федеративное устройство, где бы всякая составная часть могла свободно развиваться».
Он предполагал, что в Украине могли бы сосуществовать и свободно развиваться две параллельные культуры — русская и украинская. «Если же всё украинство — мыльный пузырь, то оно само собою было бы просто сведено на нет…»
С другой стороны, «великорусские круги», то есть общественные деятели и творческие люди, бежавшие в Украину от коммунистического террора, были для Скоропадского невыносимы. «Все прятались под моё крыло, и до комичности жалко, что эти же самые люди рубили сук, на котором сидели, стараясь всячески подорвать моё значение, вместо того чтобы укреплять его, и дошли до того, что меня свалили».
Великорусскую интеллигенцию Скоропадский и винил в своём свержении. По его мнению, эти люди совершенно не понимали «духа украинства». «Простое объяснение, что это всё вздор, что выдумали украинство немцы и австрийцы ради ослабления России, — неверно. Вот факт: стоило только центральному русскому правительству ослабнуть, как немедленно со всех сторон появились украинцы, быстро захватывая всё более широкие круги среди своего народа… если поискать, то у каждого из них найдётся украинская книжка и скрытая мечта осуществления Украины. Поэтому когда великороссы говорят: украинства нет, то сильно ошибаются, и немцы и австрийцы тут ни при чём… Вообще же это возмутительно презрительное отношение к украинскому языку основано исключительно на невежестве, на полном незнании и нежелании знать украинскую литературу», — рассуждал Павел.
В его представлении «украинцами» был именно социальный актив украинского народа, который реализовывал новый национальный политический проект с середины XIX века и вышел на политическую арену в Российской империи с начала XX века. Тогда население Украины ещё пользовалось архаическими локальными идентичностями: казаки, полтавцы, местные, хохлы, малороссы. «Украинец» же уже означало уже очевидную национальную идентичность и соответствующие политические претензии.
В общем, на момент прихода к власти Скоропадский имел своё собственное представление об Украине и её исторических отношениях с Россией. Это был 1918 год. Ещё не 1919-й или 1920-й с иными реалиями. Пытался ли он укрепить Украину, чтобы способствовать восстановлению единой России после большевиков? Возможно. На тот момент об этом сложно судить, так как ситуация в России была очевидна: большевики, в Украине — немцы. Можно было попытаться спасти хоть что-нибудь. Но мировая война продолжалась, и никто не знал, чем это всё закончится. На тот момент в Украине Скоропадский сказал своё слово. Сделал свою ставку: есть Украина, но её будущая политическая ориентация зависит от того, как закончится мировая война. Главное, чтобы было кому договариваться с победителями.
ДЕКОРАЦИЯ, КОТОРАЯ ПАДАЕТ
11 ноября 1918 года в Компьенском лесу было подписано перемирие между Германией и Антантой. Германия выходила из Первой мировой войны, Антанта победила. Для гетмана Скоропадского это событие стало катастрофой. Не потому что проиграли его «друзья»-германцы — то ли временные союзники, то ли возможные оккупанты. Нет, он рассчитывал, что его роль стабилизатора ситуации на фоне большевистской угрозы подскажет Антанте, что Украинская Держава полезна. Но Антанта считала его немецкой марионеткой, несмотря на всё его «антантофильство». Победители сделали ставку на российское белое движение, которое считало Скоропадского изменником.
Для этого движения также не существовало и Украины, равно как и Польши. Только «единая и неделимая» Россия. В ноябре 1918-го все в Киеве, кто читал новости, поняли, что Гетманат закончился. И не только русские патриоты, но и украинские. Заговор деятелей бывшей Центральной рады против гетмана готовился ещё с лета, но, если бы Антанта его поддержала, восстания бы не было. А так судьба гетмана стала безразлична и Берлину, и Парижу, и Лондону.
Скоропадский предпринял последнюю попытку зацепиться за внешние обстоятельства: он сменил ориентацию с условно независимого курса Украины на федерацию с белой Россией. Кабинет министров он заменил на пророссийский, издал соответствующую грамоту по поводу федерации. Но пророссийски ориентированные люди уже считали Скоропадского временной декорацией, которая падает. Всё возвращалось на круги своя: Антанта поддержала русское белое движение. Украина «закончилась». Поэтому белым гетман был уже не нужен, а федерация с Россией окончательно отвернула от него украинских патриотов, которые подняли восстание и в начале декабря захватили Киев. К власти пришла Директория УНР, которая воевала против белых и красных до начала 1921 года. Именно с ней у современных украинцев ассоциируется борьба за независимость против России столетней давности.
Под конец этой драмы уже было непонятно, кто тут «свои», а кто — «чужие». Скоропадский покинул Киев и оказался в Берлине.
ГРАЖДАНКИ ШВЕЙЦАРИИ
К 1919 году для 45-летнего Павла Скоропадского рухнуло два мира: мир Российской империи, в котором он жил с 1873 по 1917 год и верно ему служил, и Украинская Держава, которая просуществовала полгода и которую он создал сам.
Семья в суматохе этих событий терялась два раза, но вскоре жена и дети вернулись к Скоропадскому далёкой кружной дорогой через Италию. Пока Павел был гетманом, умер его трёхлетний сын. Но зато успела родиться младшая дочь и последний ребёнок — Елена. Она единственная из семьи гетмана, кто увидел независимую Украину.
Огромные наследные богатства Скоропадских в России в ходе революции и Гражданской войны рассеялись как дым, но нелюбимые Павлом немцы союзников не бросали, так что он получил возможность жить под Берлином в коттедже в курортной местности Ванзее. Там он мог даже немного заниматься политикой.
В начале 1920-х годов в среде украинской политической эмиграции у него даже образовался круг поклонников, которые считали, что гетманство — возможно, лучшее, что пережила Украина в 1917–1921 годах. В Праге, Варшаве, Берлине и Париже, а потом и в Канаде и США возникли очаги гетманского движения. Но после Второй мировой войны оно уже не имело политических перспектив. Похоже, что даже советские спецслужбы потеряли к этому движению интерес, что, возможно, избавило его лидеров от перспективы быть убитыми советской агентурой — судьбы, постигшей многих украинских политэмигрантов, например лидеров ОУН Евгена Коновальца (убит в 1938-м), Степана Бандеру (убит в 1959-м) и, весьма вероятно, Симона Петлюру (убит в 1926-м).
Скоропадский благополучно дожил до 1945 года, но был тяжело ранен при бомбардировке в районе Мюнхена. Там, в близлежащем госпитале, он и умер. Его сын Данило, живший в Великобритании, скоропостижно скончался в 1957 году в возрасте 53 лет, не оставив потомков.
Когда в 1991 году появилась независимая Украина, возникли общественные движения, которые хотели продолжения традиций украинской монархии, но сейчас они незаметны в общественной жизни. Младшая дочь гетмана Елена Отт-Скоропадская относилась к этому скептически.
«Моему отцу украинская политика, как я помню с детства, только вредила. Я чту память отца, но воспитала своих дочерей как гражданок Швейцарии. Я думаю, для них это лучше», — сказала в своё время эта женщина при встрече с киевскими историками. Исполняя свой долг перед отцом, большую часть гетманских регалий и значимых вещей семьи Скоропадских Елена передала киевскому Музею гетманства, где это теперь составляет наиболее ценную часть коллекции. Отт-Скоропадская умерла в 2014 году.
Несмотря на то, что период Гетманата считается одним из наиболее ярких периодов Украинской революции 1917–1921 годов, в Украине до сих пор нет ни одного памятника гетману Скоропадскому.
Текст: Кирилл Галушко, историк; “Батенька …”
Иллюстрации: Злата Улитина-Нарышкина
Источники:
- Скоропадський П. Спогади. Київ-Філадельфія, 1995.
- Українська держава. Жорсткі уроки. Під ред. К.Галушка. Харків, 2018.
- Донцов Д. Київ, рік 1918. Упорядник К.Галушко. Київ, 2000.
- Папакін Г. Павло Скоропадський: патріот, державотворець, людина: Історико-архівні нариси. Київ, 2003.
- Савченко В. Павло Скоропадський. Останній гетьман України. Харків, 2008.