Наш герой – идеальный чекист, воспитанный в годы больших чисток, участвовавший в преступных спецоперациях, пытавший и избивавший подследственных, во время войны переселявший наказанные Сталиным народы, ни дня не воевавший, однако получивший, словно настоящий фронтовик, медали “За отвагу” и “За боевые заслуги”, орден Красного Знамени и другие награды, сам оказавшийся за решеткой, но прощенный советским правосудием.
В биографической справке героя новой публикаци, Ефима Либенсона, вместо даты смерти придется поставить прочерк. Мы не знаем, где и как умер бывший полковник госбезопасности после того, как вышел из советского лагеря в 1968 году – личные дела чекистов хранятся за семью печатями в архивах ФСБ. Однако о том, как он жил, мы узнаём из его биографии, а также документов, связанных с его служебной деятельностью и осуждением. Например, из проекта обвинительного заключения по уголовному делу Либенсона за подписью и. о. генерального прокурора СССР Баранова становится известно о садистских наклонностях чекиста.
Полный текст документа доступен в интернете. Еще одним важным документом является определение Верховного суда РФ от 14 марта 2013 года. Суд изменил статьи Уголовного кодекса, по которым Либенсон был привлечен к ответственности, с политических на общеуголовную. Российский суд также оставил прежнюю меру наказания в виде лишения свободы, но исключил из приговора указание о конфискации имущества. Такое решение было принято потому, что “Либенсон совершил не контрреволюционные преступления, а злоупотребление властью и превышение власти при наличии особо отягчающих обстоятельств”.
Как же Ефим Либенсон “злоупотреблял властью”?
В 1932 году он окончил коммунально-строительный институт в Сталинграде и сразу отправился работать в органы госбезопасности. В ту пору ему было 20 лет.
Движение по служебной лестнице шло стремительно. Либенсона, как и других чекистов в 30-е годы, постоянно перебрасывали из одного района в другой: он работал в Нижне-Волжском крае, Ярославской области, Главном экономическом управлении НКВД СССР в Москве. Пик его карьеры приходится на 1938 – 1951 годы, когда на освободившиеся после ареста ежовских палачей места Лаврентий Берия поставил “свои” кадры.
Несмотря на то что Ефим Либенсон был “универсальным” специалистом по фальсификациям, основной его задачей стало выбивание нужных показаний из “голубых воротничков” – вероятно, в соответствии с его коммунально-строительным образованием.
Свою подпись Либенсон увековечил, поставив её под обвинительным заключением по делу Сергея Павловича Королева.
Впервые гениального инженера чекисты арестовали в 1938 году и объявили соучастником троцкистской организации, “ставящей своей целью ослабление оборонной мощи в угоду фашизму”. Следствие по этому делу вели оперуполномоченные НКВД Быков и Шестаков, избивавшие подследственного – по одной из версий, Сергею Королеву сломали челюсти, ударив графином по лицу. Этот перелом много лет спустя привел к гибели ученого: в критический момент врачи не сумели корректно ввести Королеву дыхательную трубку в трахею.
По результатам “следствия” Королев попал в сталинский расстрельный список. Однако в итоге его приговорили к 10 годам лагерей. Менее чем через год пленум Верховного суда отменил приговор Королеву и отправил дело на новое расследование. Пересмотром было поручено заниматься Либенсону. В мае 1940 года он подписал обвинительное заключение, в котором вновь объявил Королева участником “троцкистской вредительской организации, по заданию которой он проводил преступную работу”. Правда, в этот раз чекисты не стали повторно отправлять шитое белыми нитками дело в суд, а рассмотрели его во внесудебном порядке в стенах собственного ведомства – на Особом совещании НКВД, которое в июле 1940 года приговорило Королева к 8 годам заключения.
Намного более трагической была судьба другого военного специалиста, попавшего к Либенсону. В августе 1938 года был арестован заместитель наркома оборонной промышленности СССР комкор Георгий Бондарь. Бывший начальник группы кадров наркомата Осиев рассказывал о том, каким он увидел Бондаря во время очной ставки:
“Бондаря ввели в кабинет истерзанного, было совершенно очевидно, что его били. Его показания еще больше меня убедили, что он, так же как и я, под давлением издевательств и избиений, решил признаваться в несуществующих преступлениях. При всей абсурдности обвинения мне и Бондарю, мы признавались”.
Георгий Бондарь был участником Первой мировой войны. В 1916 году за воинскую доблесть он был удостоен ордена Святой Анны, на следующий год – Ордена Святого Станислава III степени. В СССР он был награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени. Однако никакие заслуги Бондаря для чекистов значения не имели. По сфальсифицированным против него Либенсоном и следователем Кузнецовым следственным материалам в марте 1939 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Бондарь был расстрелян.
В структурах экономической контрразведки Либенсон сблизился с будущим министром внутренних дел УССР Павлом Мешиком. Вместе они издевались над подследственными.
Рассказывает свидетель Курушев:
“У Либенсона с Мешиком были самые близкие приятельские отношения. Они, как правило, вместе ездили в тюрьму на допросы, вместе проводили очные ставки и вместе били арестованных… В Лефортовской тюрьме Мешик и Либенсон заставили арестованного лечь на пол, после чего Либенсон с силой стал стегать его ремнем… Арестованный громко кричал, молил, чтобы его не били”.
Сохранились и показания жертв Либенсона и Мешика. Свидетель П. Мирошников рассказал:
“В три часа ночи приехал Мешик со своим работником Либенсоном. Оба были совершенно пьяные, хорошо были одеты… Мешик вызвал меня к себе в кабинет и, ничего не говоря, лично стал меня избивать кулаками и ремнем. Это избиение было более жестоким, чем когда-либо. Они оба как бы соревновались в избиении. Били они меня примерно около двух часов”.
В июне 1939 года был арестован начальник Главэнерго Тимофей Регентов. Сразу же после ареста он был подвергнут Мешиком и Либенсоном зверскому избиению. От Регентова требовали, чтобы он назвал фамилии лиц, завербовавших его в контрреволюционную организацию.
“…Когда я заявил о своей невиновности, меня начал избивать Либенсон, который с силой бил кулаком по лицу и шее. Вместе с Либенсоном меня бил и Мешик… Когда меня начали бить, я стоял, затем, потеряв сознание, упал… Сколько времени меня били, я не могу сказать, но в камеру меня притащили два человека, видимо вахтеры, так как сам я идти не мог… Со слов Либенсона я понял, что ему нужны показания, что руководителями контрреволюционной организации были Вахрушев или Первухин, которые меня якобы завербовали. <Василий Вахрушев в то время был председателем Совнаркома РСФСР, а Михаил Первухин – наркомом электростанций и электропромышленности>. При дальнейших допросах Либенсон прямо и открыто требовал показаний на Первухина и Вахрушева. Эти требования Либенсон сопровождал систематическими избиениями меня на допросах. Бил он меня кулаком, резиновой палкой, причем он, видимо, испытывал особое удовольствие от избиений, так как иногда он вызывал меня в кабинет Лефортовской тюрьмы, где я содержался, и просто, не допрашивая и не записывая никаких моих показаний, принимался меня бить. Избивал Либенсон меня зверски. Как правило, я после избиений терял сознание”.
Регентов так и не дал показаний против Вахрушева и Первухина и был приговорен к 10 годам лишения свободы.
Вскоре Либенсону выпал шанс доказать преданность своему покровителю Берии. Он принял участие в фальсификации громкого дела против Михаила Кедрова. Кедров, старый большевик, член Президиума ВЧК и Коллегии ОГПУ при Ф. Э. Дзержинском, сам был образцовым злодеем. Именно он создал в Холмогорах Архангельской губернии специальный лагерь смерти для противников новой власти. Однако, будучи хитрым и опытным чекистом, Кедров не доверял бывшим коллегам и на всякий случай хранил у себя компромат на Берию, полученный из Баку в 1921 году.
Об этом компромате узнал сын Кедрова – Игорь Кедров, сотрудник НКВД и, если верить отзывам коллег, такой же изувер, как и его отец. Игорь Кедров и его товарищ Владимир Голубев написали в ЦК ВКП(б) заявление, в котором разоблачали Берию как врага народа. Заявление было перехвачено Берией, и 20 февраля 1939 года он приказал Мешику арестовать жалобщиков. Вскоре была арестована и приемная мать Голубева, пенсионерка, прикованная к постели, которая и посоветовала Кедрову и Голубеву обратиться с заявлением в ЦК. В апреле 1939 года в лубянские застенки попал и сам Михаил Кедров.
Прежде всего Либенсон вынудил Кедрова-младшего и его друга признаться в том, что разоблачающее Берию заявление было написано ими якобы по заданию германской разведки. В итоге Кедров и Голубев были обвинены в шпионаже и расстреляны. Но Михаил Кедров под пытками не сломался, хотя Либенсон всячески издевался над ним. 62-летний Кедров писал в жалобе из Лефортовской тюрьмы:
“Отвратительные издевательства проделывал надо мной в особенности гражданин Либенсон. Он тряс меня за шиворот и сталкивал со стула, ставил меня, как мальчишку, в угол носом, хватал за бороду, рвал мою гимнастерку, и когда я пробовал отводить его руки, он, грозя мне пальцем, как собаке, говорил: “Тубо! Рукам воли не давай”. Когда в кабинет заходило несколько следователей, гражданин Либенсон демонстрировал меня перед ними как дрессированное животное: “Взгляните на эту харю! Шпик… Плюнуть хочется…”
На жалобу Кедрова, что он может погибнуть в результате бесчеловечного отношения, Либенсон ответил: “Кабы сдох! Сразу бы прекратили дело за смертью обвиняемого”.
В ответ на просьбы Кедрова о медицинской помощи по указанию Либенсона он был помещен в карцер на трое суток.
“…Это был не карцер, а форменный погреб, сырой, холодный с замурованным наглухо окном. Пол совершенно мокрый, загаженный экскрементами. Держали меня в подобном помещении в одном нижнем белье после перенесенной мной тяжелой гангрены ноги, это являлось совершенно ненужной жестокостью, грозившей рецидивом и ампутацией ноги”.
Не признавший вины Кедров 9 июля 1941 года Военной коллегией Верховного суда СССР Кедров был оправдан. Несмотря на это, Берия дал личное указание не выпускать его из тюрьмы. 28 октября 1941 года по личному приказу Берии Кедров был расстрелян на территории спецдачи НКВД в дачном поселке Барбыш в пригороде Куйбышева.
Либенсон показал себя пригодным для любого палаческого дела. В 1940 году он участвовал в репрессиях против сотрудников органов безопасности стран Балтии, оккупированных СССР. Он лично допрашивал начальника Департамента госбезопасности МВД Литвы Августинаса Повилайтиса и директора управления полиции Эстонии Иоганна Соомана.
Во время войны Либенсон был заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР, а затем заместителем наркома госбезопасности Калмыцкой АССР.
В 1941 году руководил следствием и утвердил обвинение в отношении знаменитого венгерского философа-марксиста Дьёрдя Лукача. В 1943 году участвовал в подготовке операции “Улусы” – депортации калмыков в отдаленные районы Урала, Сибири и Средней Азии. В ходе первого этапа операции было сформировано 46 эшелонов, которыми было вывезено 93 139 человек. В 1991 году российский парламент признал эту операцию актом геноцида.
В сентябре 1945 года Либенсон становится заместителем начальника УНКГБ-УМГБ по Ростовской области. Несмотря на высокую должность, Либенсон лично пытал арестованных. Не выдержав издевательств, подследственный Воробьев, которого обвинили в шпионаже в пользу США, вылил на себя ведро кипятка и получил ожоги, но вместо больницы был помещен в карцер и затем вновь был подвергнут истязаниям.
За все эти злодеяния Ефим Либенсон был поощрен своим шефом Берией повышением в спецзвании до подполковника госбезопасности. За доблестный труд на чекистских должностях он также был награжден медалями “За отвагу”, “За боевые заслуги”, “За победу над Германией”, “30 лет Советской Армии и Флота”, орденами “Знак почета” и “Красная звезда”.
В 1951 году, в разгар антисемитской кампании, новый заместитель министра госбезопасности Михаил Рюмин в угоду паранойе Сталина принялся срочно оформлять грандиозное дело – сионистский заговор в органах госбезопасности. Были арестованы генерал-лейтенант Леонид Райхман, генерал-майор Наум Эйтингон, полковники Ефим Анцелиович, Арон Палкин, Владимир Блиндерман, Лев Шварцман, Яков Броверман, Михаил Маклярский. Арестовали и Либенсона. Однако после смерти Сталина и ареста Рюмина дело было прекращено, и Либенсона 24 апреля 1953-го освободили из-под стражи.
Но 28 ноября его арестовали вновь, теперь уже по делу “заговорщической группы Берии”, которая якобы планировала “использовать органы МВД СССР против коммунистической партии и советского правительства для захвата власти, ликвидации советского строя и восстановления капитализма в СССР”. Через месяц ближайший друг Либенсона Павел Мешик была расстрелян, а сам он дожидался судебного решения еще полтора года. 30 июля 1955 года его приговорили к 25 годам лишения свободы за “контрреволюционные преступления”, лишили звания, наград и конфисковали имущество. Срок Либенсон отбывал в Мордовской АССР. В 1968 году суд сократил ему срок до фактически отбытого, и он вышел на свободу 13 декабря 1968 года.
В 2013 году рассмотрение дела на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда РФ привело к переквалификации обвинения Либенсону, а из приговора исключили указание о конфискации имущества. Вернет ли российское государство наследникам чекиста облигации государственных займов на сумму 30 тысяч рублей и автомобиль “Прага”?
Дело Либенсона комментирует создатель проекта “Немезида” Александр Бусаров, который при поддержке центра “Досье” работает над историко-юридическим комментарием к материалам этого проекта:
“При исследовании подобного рода дел бросается в глаза ложь – всеобъемлющая, многослойная, многолетняя, многократно визированная, сначала официально утвержденная, а затем официально опровергнутая. В этой лжи живут следователи, руководители следователей, прокуроры, судьи, палачи, надзиратели и охранники. В ней заставляют жить арестованных, родственников арестованных, друзей и знакомых арестованных, свидетелей, журналистов, писателей, историков… Вся страна, всё население оказывается погружено в туман лжи, в котором уже почти невозможно понять, кто говорил правду, кто выдумывал, кто клеветал, кто доносил, где жертва, где палач, кто злодей, а кто праведник…
Одна из задач проекта – попытаться донести до общественности правду о сталинской эпохе, советских органах госбезопасности и в некоторой степени рассеять туман лжи. Дело Либенсона весьма показательно: патологический садист, беспрекословно подчиняющийся высшему руководству страны, – это и есть образцовый чекист.
А насколько отличаются нынешние органы госбезопасности от сталинских, и нынешние следователи от советских чекистов, которые пытали, издевались, фальсифицировали дела, выполняли указания руководителей в нарушение требований закона и вопреки интересам службы, ломали человеческие жизни, совершали страшные преступления по своей инициативе и по указанию командиров – об этом пусть судит сам читатель, изучив историю Либенсона и его товарищей и сопоставив её с ситуацией сегодняшнего дня».
Автор: Дмитрий Волчек; Радио Свобода