Русское зверство. Заключенный одной из российских колоний рассказал как рашисты издеваются над пленными украинцами
Журналисты издания “ДОХА” получили письма российского заключенного, который сидел вместе с пленными украинцами в ростовском СИЗО. В них он говорит о нескольких людях, в том числе о сдавшихся в плен на «Азовстали». Сейчас они являются обвиняемыми по сфабрикованным уголовным делам, их этапировали в СИЗО-1 Ростова-на-Дону для участия в заседаниях Южного окружного военного суда. В письмах пересказываются истории пыток в, а также в других местах заключения.
Журналисты “ДОХА” решили опубликовать отрывки писем, дополнив их небольшими комментариями. Автор пожелал остаться, но редакции он известен. Другие упомянутые в тексте имена и фамилии — реальны.
Как пленных избивали в «отработочных»
«Меня перевели в камеру 21а, где находилось девять граждан Украины. Встретили меня приветливо, они — очень добродушные, открытые люди, но „русский мир“ пришел в их дом и продолжает перемалывать через свои жернова», — так начинает свой рассказ в письме от 22 мая. В нем он пересказывает события, произошедшие за несколько дней до этого. Несмотря на то что в целом украинцев в российских СИЗО стараются изолировать, иногда вместе с ними в камерах оказываются и обычные заключенные, как Василий.
«Всем им шьют либо терроризм, либо шпионаж, — продолжает наш собеседник. — Запомнился Дима [вероятно, речь про ] — молодой парень, в боях за Мариуполь лишился руки. Ему припаяли статью 105 (умышленное убийство) — странное обвинение военнослужащему, чей долг — с оружием в руках защищать Родину. Еще с нами был Михаил [Чупиль] — бывший морпех, воевал в . В 2019 переехал в Крым к больной маме. Когда Россия пришла в Херсон, в военкомате обнаружили сведения о нем. Тогда ФСБшники пришли к нему домой, отыскали военную форму, оружие, а, чтобы не возникло сомнений, еще и флаг Украины!
Отношение к украинцам в тюрьме иное, чем к остальным заключенным: когда фсиновец в балаклаве заходит в камеру, все должны прибежать к стене и упереться в нее с вывернутыми наизнанку ладонями. Перемещаются они по тюрьме только бегом, под крики и ругань конвоиров».
В камере с Михаилом и Дмитрием автор письма пробыл всего сутки, однако позже он вновь оказался в камере с украинцем по имени Артём Баранов. По словам Артёма, сотрудники ФСБ пришли к нему домой в Новой Каховке 13 августа 2022 года. Позже его обвинили в шпионаже: якобы Баранов передавал украинской стороне сведения о дислокации частей российских вооруженных сил.
«Сначала его [Артёма Баранова] держали в местном ИВС, рассказывает Василий, — где новые власти открыли старые камеры, замороженные еще в 2005 году как не соответствующие стандартам. В маленькие камеры с парашей набивали по 12–17 человек, так что приходилось спать стоя. 19 октября Артёма перевезли в Крым в для военнопленных, где следствие допрашивало его в качестве свидетеля. Со слов Артёма, к военнопленным там относились корректно, без унижений, питание и условия тоже значительно лучше, чем в других местах».
В январе 2023 года, как следует из письма, дело Баранова выделили в отдельное производство. 10 января на самолете его вывезли сперва в Волгоград, а оттуда на автозаке в СИЗО города Камышин в Волгоградской области: «В СИЗО Камышина для украинцев выделили отдельный этаж, именуемый „отработочной“. В „отработочной“ обычная практика — ставить пленных на колени, бить резиновыми дубинками и берцами. Артём говорил, что самым страшным была баня. Там пленные раздевались — тогда к избиениям добавлялись удары электрошокером. Украинцев заставляли учить и петь гимн России». Василий пишет, что пленные рассказывали ему о существовании подобных «отработочных» в СИЗО Таганрога, Старого Оскола, Курска, Белгорода и Иваново. Причем «отработочная» в Иваново считается самой страшной.
Сейчас Артём Баранов находится в СИЗО Ростова-на-Дону. По словам Василия, родители узнали о местонахождении Артёма и наняли для него адвоката.
Следующее письмо Василий написал 29 мая: «26 мая, примерно в обед, сотрудники ФСБ забрали из камеры Артёма. После возвращения он молчал. Я спросил: ?. Он кивнул. Через пару минут дернули меня. сказали опустить голову и зайти в дежурку — это рядом с нашей камерой 16а. Там человек в гражданском приказал опустить голову еще ниже и сесть на стул, спиной к стене. Он демонстративно трескал шокером — однажды узнав этот звук, его ни с чем не спутаешь. Кажется, мое дело он не смотрел, потому что не знал, что я гражданин России. Спрашивал: «Кто надоумил?», «На какие паблики подписан?», «С кем из СБУ знаком?».
Спрашивал за Артёма, но я ответил, что знаю только то, что и так уже известно следствию. Короче, отделался легким испугом. С Артёмом поступили жестче. Его допрашивали двое: поставили к стенке, били шокером и ногами выше колен, спрашивали за маму. До меня доносились крики: «Фашист!», «Предал деда!» и прочая пропагандистская чушь вперемешку с матом и звуками ударов».
Также Василий узнал о том, что после него в камеру 21а заселили еще пленных, которых привезли из СИЗО Таганрога: «Теперь их 14 человек на 11 койко-мест, спят по очереди. Те, кого привезли, все синие от побоев и очень голодные, подбирают каждую крошку. Я так понимаю, там настоящий концлагерь: дали карт-бланш «жестить по полной». По сравнению с Таганрогом то, что творится здесь, в СИЗО [Ростова-на-Дону], — это просто цветочки».
Отдельно автор письма отмечает: «Среди „черной массы“ обычных зеков доведено, чтобы „хаты с хохлами“ не „грелись“, никаких „дорог“, никаких ништяков и прочих „запретов“». В переводе с тюремного жаргона это означает, что неофициальная тюремная власть среди заключенных запретила остальным коммуницировать с украинцами: нельзя вести с ними переписку, передавать в камеры сигареты и чай, отправлять им телефоны. Исторически пенитенциарные учреждения в Ростовской области всегда были «черными», то есть власть в них над «зеками» принадлежала «криминалу», а не администрации. Однако сейчас криминальные авторитеты в России, как правило, сотрудничают с силовиками.
«Второй раз я бы не сдался в плен»
Камера 16а, где сидел Василий, как и весь подвал ростовского СИЗО, закрепилась за украинскими военнопленными: «Свозят с разных „уработочных“ и пыточных, раскинутых на бескрайних просторах России и „свежеприобретенных“ территорий. Свозят, когда нужные показания выбиты, дела подшиты и дело остается за малой формальностью: перепечатать обвинительное заключение в приговор Южного окружного военного суда».
Это самое большее и последнее письмо от Василия. На нем не указана дата отправления, но оно начинается с описания событий, произошедших 15 июня 2023 года: «После обеда мы услышали, как кого-то ведут по , заставляя петь гимн РФ и маршировать. <…> Было понятно, что это вновь прибывшие. Фсиновцы совещались, куда их деть: везде перелимит. Нас в «хате» было двое и одна двухярусная кровать. <…> После недолгого совещания дверь камеры открылась. Мы с Артёмом, как полагается в подобных случаях, встали лицом к стене с вывернутыми наизнанку ладонями. В камеру под возглас: «Живите мирно!» — завели хлопцев, и дверь закрылась.
Мы повернулись и увидели хлопцев: оба стрижены под ноль, у обоих нехитрый , по одному целлофановому пакету
Одного, который помоложе, звали Святослав [Шевченко] — худощавого телосложения, хотя он говорил, что таким его сделал плен. Второй рослый, сажень в плечах — Николай [Принц], из Закарпатья, где его имя звучит как Мыкола. Одна деталь в Николае меня поразила больше всего: его одежда (красная майка и спортивные штаны) были разорваны и залатаны, как куски кожи на Франкенштейне. Ткань была стянута хаотичными стяжками, даже целлофановый пакет оказался скручен из двух, чтобы один перекрывал разрезы другого.
Он сказал, что одежда становится такой разорванной не из-за небрежного обращения, а когда по тебе топчутся и кидают, как тряпку. А поскольку игла — это запрещенный предмет и вымолить ее у тамошних надзирателей тот еще квест, хлопцы научились тому, о чем я даже в учебниках по истории не читал: использовать вместо швейной иглы рыбью кость. Так я это оставить не мог. Благо, возможности позволяли — достал Николаю из сумки свои спортивные штаны и майку».
Мыкола и Свят заявили Василию, что проходят по уголовному делу в качестве участников «незаконного вооруженного формирования ДШГ (диверсионно-штурмовая группа) „SS Медведи“»:«Это определение я выписал из увесистого 240-листного обвинительного заключения (и это еще усеченный вариант), которое Николай выложил из своего перетянутого пакета. Том составлял едва ли не половину содержимого пакета — всего личного имущества».Дальше автор письма уточняет, что боевое братство «Медведи» в действительности существовало и называлось так по позывному их командира Александра Кравцова. Это было небольшое добровольческое формирование, возникшее в 2017 году. По словам Василия, «Медведи» были «скорее не отдельной боевой единицей, а коллективом единомышленников в составе регулярной армии».
«Николаю было 44 года, он оказался обладателем весьма запоминающейся фамилии — Принц. По его словам, она имела австро-венгерские корни. Говорил Николай с характерным западенским акцентом, и даже год донецкого плена с маниакальным желанием тамошних палачей вытравить все западенское не убил в нем этот акцент. Николай оказался большим любителем альпинизма, велотуризма и вообще активного отдыха. Его родное Закарпатье граничит сразу с Польшей, Словакией, Венгрией и Румынией. И каждую из этих стран он объезжал в компании друзей на своем . Рассказывал, как его самое протяженное велотурне составляло 200 километров и три дня пути. Рассказывал, как удобно ездить по Европе, когда границы внутри нее условны«.
Василий пишет, что у Мыколы не было «конкретного воинского призвания» и он не проходил срочную службу в армии — по большей части он помогал минометному расчету и выполнял работу по быту. Однако за независимость Украины Мыкола выступал и раньше: из письма следует, что он был на Майдане в рядах закарпатского отделения «Правого сектора». Василий пишет: «На запястье у него есть татуировка Украинского добровольческого корпуса в виде обращенных друг к другу автоматов Калашникова и меча посередине — стилизовано под тризуб.
Обладателям таких наколок в плену было особенно тяжело. Некоторых забивали насмерть
Святослав Шевченко, уроженец Каменска Днепровской области, по словам Василия, пошел в ВСУ как парамедик, окончив курсы неотложной помощи в условиях боя в организации «Госпитальеры». Позже, по словам автора письма, уже в составе «Медведей» Святослав увлекся управлением дронов и к началу полномасштабного российского вторжения числился как оператор . «На 2022 год он строил планы расписаться с невестой, — пишет Василий. — За время плена им [пленным] дали только один раз возможность позвонить домой и пообщаться с родными, в самом начале».
К началу апреля 2022 года под натиском превосходящих сил «Медведи» вместе с морской пехоты отступили к «Азовстали»: «13 апреля тем из „Медведей“, кто не числился в составе ВСУ, предложили подписать контракт и вступить в знаменитый батальон „Азов“. Предполагалось, что так гражданские добровольцы смогут получить статус военнопленных и защиту по Женевской конвенции. Так „Медведи“ стали еще и азовцами.
Свою боевую субъектность «Медведи» потеряли 17 мая, когда командир «Азова» и командир 36 бригады сообщили о намерении сдаться в плен, чтобы сохранить жизнь личному составу. Хлопцы вспоминали тот день как водораздел своей жизни. Какая перед ними стояла дилемма: покончить с собой или сдаться на милость врагу. Оглядываясь назад, уже зная, что с ними произошло, и Свят, и Николай в один голос говорили: Второй раз я бы не сдался в плен».
«Тыча в него дулом, шутили, спрашивали про последнее желание»
К 20 мая 2022 года все защитники Мариуполя вышли с «Азовстали» — стороны говорили о 2500 человек, попавших в плен. Тех, кто не был ранен, свозили в лагерь под Еленовкой. Вскоре там, как пишет Василий, набралось 3000 человек при вместимости в 500.
«Я помню телевизионные сюжеты того времени с лагеря под Еленовкой. Пропагандисты шли с микрофоном по лагерю и с упоением рассказывали, что тут азовцы притесняют остальных, забирая себе куски получше. Но вся беда в том, что эти подонки поставили людей на грань физического выживания, а сами потом бегали с камерой и снимали сюжет про естественный отбор. Они не снимали сюжет о мародерстве ДНРовцев, о том, как те отбирали у пленных берцы, камуфляж, рюкзаки. Как продавали одну сигарету за 100 баксов. Не снимали сюжет, как сами ДНРовцы тащили набитые продуктами тележки для Рэдиса, Волыны и других командиров, потому что тех не трогали, их готовили на обмен за », — делится своими чувствами Василий, пересказывая слова пленных, которые были в Еленовке.
В лагере пленных поименно звали на допросы. По словам Василия, этот «конвейер» работал и днем, и ночью. Автор письма вспоминает, как о своем допросе рассказывал Свят: «Его допрашивали с небольшими перерывами 11 часов. С пяти вечера до четырех утра. Причем за все это время ему один раз дали стакан воды вначале и одну печеньку (как издевательское поощрение) в конце. Через час после того, как ему дали воду, Святу стало мутно, началась пульсация в висках и повышенное сердцебиение. Была ли это подмешанная в воду „сыворотка правды“ или у Свята от стресса и переживаний поднялось давление — теперь об этом знает лишь Бог и те, кто был причастен к допросам.
В тот день Свята не били: видимо, в этом не было необходимости. После допроса его повели в спецблок — помещение камерного типа. Утром его вывели, надев на голову тюльпан (плотный мешок), провели до машины и положили головой в пол на заднее сиденье. Вокруг сидели вооруженные автоматами люди и, тыча в него дулом, шутили, спрашивали про последнее желание.
Но машина из лагеря поехала не в лес, не в овраг, а к воротам донецкого централа. Того мрачного места, которое для многих станет филиалом ада на земле. Я не спрашивал других подробностей того дня у Свята, он сам рассказал, что такое по-донецки».
Как в донецком СИЗО пытали до смерти
«„Приемка по-донецки“ — это когда ты в лежишь на полу мордой вниз в позе «звездочка» с распростертыми руками и ногами. На них берцами наступают надзиратели-палачи и начинают бить палками. С первых ударов ты понимаешь, что это не резиновые дубинки, а что-то металлическое — трубы или арматуры. Ты кричишь во все горло, хотя понимаешь, что никто не придет на помощь. Они тоже кричат: «Фашист!», «Пидорас!», «Сдохни!». Криком они подбадривают друг друга не останавливаться.
Когда основная часть экзекуции заканчивается, палачи убирают ноги с конечностей жертвы и кричат: «Ползи!». Человек в роли жертвы должен ползти по заданной палачами навигации: «Налево, пидор!», «Направо, блядь!». На этом этапе и Свят, и Николай описывали примерно одинаковое состояние: болевые импульсы от ударов прекращали поступать в мозг.
Свят заполз в камеру, оглянулся и через нижний просвет тюльпана увидел, чем его бил один из палачей. Это был кусок железа, приваренный к трубе, зимой таким колют лед.Подобное могло произойти не только в день прибытия, но и в любой другой. Особенно начальство лютовало, если Россия в очередной раз облажалась на фронте. И не всегда это заканчивалось нелетально.Уже не удастся вернуть к жизни одного из «медведей» Дмитрия Дорофеева. После таких пыток ему хватило сил только доползти до камеры, но пережить это сил не осталось. Они были сокамерниками с Николаем, Дима умер у Николая на руках. У Димы «диагностировали» сердечную недостаточность.
В «ДНР» взятых в плен «Медведей» ждало судилище: их завели в клетку, сняли и заставили стоять с опущенной головой и прижатым к груди подбородком. В каждом действии конвоиров и «судей» презрение к тем, кто стоял в клетке. Зачем им нужен был этот фарс под вывеской «суд»? Среди прочих «Медведей» в клетке находился Сергей Юдин. Когда его вели по ступенькам в тюльпане и наручниках, он оступился, упал и рассек бровь. Вместе с другими он стоял в клетке с опущенной головой и смотрел в пол, а его лицо залила кровь и стекала на пол. «Судья», поморщившись, сказала конвоиру: «Дайте ему тряпку, он здесь все полы испачкает».
В конце этого представления «прокурор» запросил всем «Медведям» высшую меру наказания — смертную казнь. Однако последнего заседания с вынесением приговора так и не наступило. После включения «ДНР» в состав РФ, в Ростове их ждало уже другое судилище — российское.
Я продолжал расспрашивать Свята о положении в донецком СИЗО. Чтобы дополнительно унизить пленных, надзиратели подначивали “” унижать их при раздаче пищи. А баландёр в понимании арестанта находится на нижних ступеньках тюремной иерархии. Если бы до раздачи пищи украинцам можно было допустить «обиженных» — самую низшую тюремную касту, — надзиратели бы так и сделали.
Донецкие баландёры подхватили эту инициативу. Пользуясь тем, что за их спинами стояли надзиратели, готовые в любую минуту ворваться в камеру и подавить любое сопротивление, они глумились всласть. Могли заставить пленных кукарекать, танцевать, пожалуй, самое безобидное — петь песенку. Обязательный ритуал после раздачи пищи — троекратно громко прокричать: «Слава России», «Слава Донбассу» и «Ахмат — сила!«.
То, что знание слов гимна РФ — это вынужденная обязанность всех украинских пленных, я знал и раньше. Но донецкие садисты пошли еще дальше. Свят пересказал нам на память «труд» Путина “«. В донецком СИЗО его заставляли по памяти слово в слово воспроизводить содержимое случайных абзацев.
До осени 2022 года на утреннюю и вечернюю проверки пленных выводили в и там били. Осенью в коридорах донецкого СИЗО установили камеры видеонаблюдения. Тогда режим проверки изменили: дверь камеры открывалась, заключенные падали на пол с замкнутыми за головой руками, дежурный зачитывал доклад, а садисты в форме заходили и пинали лежащих.
Первое время Свят сидел в двухместной камере, куда закинули пять человек. Затем перевели в камеру на десять мест, где в пиковое время находилось до 25 пленных. Само нахождение в камере было пыткой. Пленные все время от подъема до отбоя, за исключением приемов пищи, должны были проводить стоя. Сидение на кровати, на скамейке, на полу или даже на корточках было наказуемо. В большой хате спасал проход между кроватями, чтобы пройтись.
Но поскольку сидельцев, вернее, стояльцев, было слишком много, ходить мог только один, поэтому они ходили по очереди. Хлопцы придумали для этого водяные часы на манер песочных. Однако икры ног все равно затекали. По отбою изможденные люди вытягивали к потолку свои ноги, чтобы унять боль. Иногда спасало отсутствие видеонаблюдения в камерах: по очереди хлопцы дежурили у двери, пока другие могли присесть, и слушали, не идет ли надзиратель.
Большинство пленных поступило в донецкое СИЗО летом. С них сняли «лишнюю» одежду и оставили только майки, трусы и штаны. Ни о какой сменной одежде речи не шло. С октября в камере, особенно по ночам, было уже ощутимо холодно. Особенно из-за разбитого окна за решеткой, куда нельзя было дотянуться. Тогда из листов обвинительных заключений — единственной бумаги, которой хватало с избытком, — пленные склеили стенд, которым закладывали окно, чтобы уменьшить сквозняк. Тепла для одетых по-летнему людей это не добавляло, поэтому, когда они начали повсеместно заболевать, начальство все же смилостивилось и выдало поношенные свитера и куртки.
Но верх цинизма состоял в том, что нормальные зимние куртки выдали всем только в апреле. И пленных заставили носить их, когда в камере уже было душно
Попав в ростовский централ, хлопцы испытали смешанное чувство облегчения и тревоги. С одной стороны, облегчение вызвала «лайтовая», по их словам, «приемка». Хлопцы удивились, что их «всего лишь» заставили несколько раз отжаться от пола и пару раз «буцкнули» по ребрам. Мы ответили, что здесь не «пыточная», а применение кулака или резиновой дубинки — скорее «из ряда вон случай», чем обычная практика.
Тревогу же вызывало непонятное, смутное ожидание чего-то плохого, страшного. Теперь я понимаю, что, пройдя через пытки, издевательства и унижения донецкого централа — этот ад длиною в год, — перестаешь надеяться на лучшее. Такое лечится только временем и точно не в тюрьме. Хлопцы надеются на обмен — все, что могли, они сделали: выполнили приказ и сохранили жизни. Их ждет Украина».
Автор: Иван Асташин
Источник: ДОХА
Tweet
