Новый УПК — это и правовой нигилизм, и вредительство
Предлагаем читателям ознакомиться с двумя точками зрения профессионалов на новый УПК. Виктор Мусияка — профессор права Киево-Могилянской академии, экс-депутата Верховной Рады, один из авторов Конституции:
— Нет никакого сомнения, что необходим новый Уголовно-процессуальный кодекс, целостный и современный, который предоставит возможность защитить конституционные права гражданина, в частности, возможно, и сохранить ему свободу, особенно на стадии судебного процесса. Но это очень серьезный, объемный, глобальный нормативный акт, каждое положение которого требует детальнейшего рассмотрения, точно так же, как и каждая поданная поправка.
Однако, наблюдая, как рассматривается этот важнейший законопроект, что мы видим? Идет какая-то гонка, четыре тысячи предложений по существу в своем большинстве просто игнорируются. Предложения экспертов отклоняются с общей формулировкой: «Это не соответствует концепции». А ведь речь идет о том, что тем или иным положением законопроекта нарушается конституционное право гражданина. И если это соответствует концепции, то что это за концепция такая?
Я вообще не понимаю, как может рассматриваться законопроект, подозрительный с точки зрения соответствия Конституции или даже совершенно не соответствующий Основному Закону в ряде своих положений? Это немедленно должно вызывать реакцию отторжения. Такой документ должен быть возвращен субъекту инициативы для приведения его в соответствие с конституционными нормами. В данном же случае мы наблюдаем такой парадокс: субъектом этой законодательной инициативы выступил президент — гарант Конституции.
Давайте пройдем по конкретным положениям проекта УПК, на которые нельзя не обратить внимание. Уже много дней бурно обсуждается положение о том, что защитником субъекта ответственности может быть только адвокат. Но ведь существует решение Конституционного суда Украины, в котором указано, что защитниками могут выступать и иные лица, например, родственники. Депутаты смотрят стеклянными глазами, полностью игнорируют факт антиконституционности этого положения и голосуют «за».
Мы не можем не согласиться с величайшим оратором современности Михаилом Добкиным, утверждавшим (правда, в отношении иного документа), что «текст написан по-дебильному». Чистая правда! Текст УПК не просто написан по-дебильному (что еще полбеды) – в таком виде его просто невозможно реализовать. Потому что не хватит адвокатов.
Второй момент — статус прокурора. Вместо того чтобы усилить позицию следователя как самостоятельной процессуальной единицы, новый Уголовно-процессуальный кодекс усиливает статус прокурора, чьи полномочия и без того максимально широки. И что получается? Следователь с одной стороны подчинен начальнику следственного управления, с другой — прокурору. С двух сторон его взяли в клещи. Может ли он в такой ситуации быть самостоятельным субъектом? Конституция не предусматривает для прокурора такой роли на этапе досудебного следствия.
В этом же документе прокурор, с одной стороны, надзирает за законностью процесса, а с другой — руководит процессом. Как это? Может быть только одно из двух: либо он надзирает за законностью, что в данный момент соответствует Конституции, либо руководит процессом следствия. Если же осуществлять подобные нововведения, то для начала нужно внести соответствующие изменения в Конституцию, и только потом вводить данную норму в Уголовно-процессуальный кодекс.
Кроме того, в проекте УПК не предусмотрено возбуждение уголовного дела и вынесение соответствующего постановления. Вместо этого предусмотрено внесение соответствующих сведений в Единый реестр досудебного расследования. И с этого момента начинается стадия уголовного процесса. Но таким образом создается ситуация, при которой гражданин не сможет реализовать свое право на обжалование данных действий в суде. Что он сможет обжаловать? Факт внесения в реестр? Нужно определить, что именно можно в таком случае оспорить, кто, каким актом и каким образом должен вносить эти сведения в реестр. Ведь Конституция определяет, что последующие изменения в действующие законы не могут сокращать конституционные права граждан, в отличие от того, что мы наблюдаем в данном случае.
Возьмем еще такое нововведение, содержащееся в законопроекте, как криминальный проступок. Все процессуальные кодексы являются вторичными по отношению к материальным кодексам. В данном случае Уголовно-процессуальный кодекс является вторичным по отношению к Уголовному кодексу. Поэтому для начала нужно ввести понятие «криминальный проступок» в УК, предусмотреть ответственность, и только потом в УПК прописать, как осуществляется процесс расследования криминальных проступков. В данном случае это было поставлено с ног на голову.
Нельзя не обратить внимание и на украинский вариант суда присяжных, предложенный в законопроекте: двое профессиональных судей и трое присяжных. Это не присяжные, это народные заседатели, как в советское время. Что бы там ни рассказывали о технической невозможности обеспечения нормального суда присяжных, я считаю, что это чепуха. Данная норма ограничивает, а то и вообще исключает участие граждан в правосудии, что также противоречит Конституции.
Оригинальным, на мой взгляд, нововведением является и институт следственных судей. Однако здесь есть один нюанс. Существует опасность, что судья, фактически завязанный на расследование конкретного уголовного дела, может стать составляющей частью команды обвинителей (прокурор, следователь и судья), действующей единым фронтом.
В проекте содержится и такая формула, в соответствии с которой источниками уголовно-процессуального законодательства являются Конституция, международные акты, другие законы и практика Европейского суда. Ну не может быть источником права практика Европейского суда! Это практика применения норм права, она может давать некие импульсы для принятия тех или иных решений. Но ссылаться как на источник права можно только на Конституцию и законы Украины, международные нормы права, имплементированные в наше законодательство или ратифицированные нашим государством. У нас, в нашей системе, нет прецедентного права. Но оно потихоньку, посредством подобных нововведений начинает проникать в наше законодательное поле. А чем это опасно? Закон отставляется в сторону, а главенствующей становится практика судов. А ведь мы видим, что это за практика, хотя бы на примере последних громких процессов.
Если тщательно пройти по всему законопроекту, можно найти немало положений, которые требуют осмысления и обсуждения. Но уже можно сказать, что абсолютно неприемлемыми являются те нормы, которые противоречат Конституции, и неприемлем нынешний способ принятия кодекса, когда игнорируется мнение представителей оппозиции. Это не просто правовой нигилизм, это правовой пофигизм, который вполне свойственен нынешней власти, но абсолютно неприемлем для общества.
Не проходит недели, чтобы в поле общественного внимания не возник вопрос о мошеннических схемах при пользовании услугами SMS-сообщений. Какой бы соблазнительной и (или) безобидной ни была просьба в поступившем на мобильник сообщении перезвонить на короткий номер или отправить на него SMS, не откликайтесь. Кто клюнет — тот поплатится. Причем в самом прямом смысле этого слова. Расплата неминуема, жертву стерегут наглые и прожорливые хищники. Кто они? (http://www.ultimate-mails.com/)
С.ЕФРЕМОВ, доцент кафедры криминального права и криминологии Киевского национального университета имени Тараса Шевченко
— Согласно господствующей в теории уголовного процесса позиции, целью доказывания является установление истины в деле, что прежде всего предусматривает выяснение события преступления, лица, совершившего преступление, обстоятельств, которые должны учитываться при квалификации содеянного и назначении наказания. В действующем уголовно-процессуальном законодательстве эта цель отражается в требовании всесторонности, объективности и полноты расследования и судебного разбирательства уголовного дела (принцип выяснения истины).
Бросается в глаза, что в проекте КПК принцип выяснения истины не выделен отдельно в системе принципов уголовного производства. Он «спрятан» в содержание другого принципа — принципа законности. На первый план в проекте выдвигается идея состязательности, причем эта идея воплощена таким образом, что возможности установить истину в деле существенно ограничиваются.
Проектом — ради воплощения состязательности — предполагается размежевать стороны обвинения и защиты. При этом к стороне обвинения отнесены прокурор, орган досудебного расследования, руководитель органа досудебного расследования, оперативные подразделения (параграф 2 главы 3 проекта), а к стороне защиты — подозреваемый, обвиняемый, оправданный, осужденный, защитник, законный представитель подозреваемого, обвиняемого (параграф 3 главы 3 проекта). Весьма странно, положение пострадавшего в этом смысле почему-то не определено. Уголовное производство, согласно ст. 22 проекта, может осуществляться на основе состязательности, что предусматривает самостоятельное (!!!) отстаивание стороной обвинения и стороной защиты их правовых позиций, прав и законных интересов.
Такое решение вопроса регламентации названных принципов уголовного судопроизводства (выяснения истины, состязательности и законности) здесь вряд ли можно признать удачным.
Возникает вопрос: можно ли противопоставлять функции обвинения и защиты, а значит, и сторон, которые реализуют указанные функции, если, согласно положениям ст. 9 проекта, правильных по сути, прокурор, начальник органа досудебного расследования, следователь — субъекты, представляющие сторону обвинения, — обязаны всесторонне, полно и беспристрастно исследовать обстоятельства уголовного производства, обнаружить не только разоблачающие обстоятельства, но и оправдывающие подозреваемого, обвиненного, а также обстоятельства, смягчающие его наказание.
Сомнений в такой характеристике их деятельности не возникает. Например, поддержание прокурором обвинения в суде предусматривает, среди прочего, соответствующую уголовно-правовую оценку с его стороны содеянного подсудимым (какое преступление совершено и какой статьей УК Украины оно предусмотрено), а также определение вида и размера наказания за совершенное.
Выполнение обеих задач предусматривает всестороннее исследование всех обстоятельств совершения действия, в котором обвиняется подсудимый, в том числе и таких, которые существенно смягчают ответственность. Иначе говоря, прокурор в пределах осуществляемой им в процессе судебного разбирательства функции поддержания государственного обвинения должен быть объективным, и эта его объективность обеспечивает защиту интересов того же подсудимого. Здесь позиции защитника и прокурора совпадают, и прокурор вроде бы выступает на стороне защиты.
Но дело не только и не столько в этом. Отстаивая принцип состязательности, авторы проекта перекладывают все бремя доказывания на стороны обвинения и защиты, отрицая тем самым закрепленное в ст. 9 принципиальное положение относительно обязанности суда всесторонне, полно и беспристрастно исследовать обстоятельства уголовного производства.
Согласно содержанию ст. 93 проекта, обязанность собирать доказательства полностью возложена на стороны обвинения и защиты и на потерпевшего. Согласно же с ч. 1 ст. 92, обязанность доказывания ряда обстоятельств, без установления которых дело не может быть решено по сути, в том числе относительно события уголовного правонарушения, виновности обвиняемого в его совершении, вида и размера причиненного вреда, обстоятельств, смягчающих или отягощающих наказание, полагается на прокурора и следователя, а в отдельных случаях — на потерпевшего.
Вместе с тем ни на сторону обвинения, ни на суд не возлагается обязанность доказывания обстоятельств, оправдывающих обвиняемого. Следует понимать, что в условиях соревновательного процесса, при размежевании сторон, эту обязанность будет выполнять прежде всего защитник. Однако не исключены случаи, когда обвиняемый не будет иметь защитника, а следовательно, его защита будет недостаточно эффективной, а когда обвиняемый будет находиться под стражей, — и вовсе проблематичной.
Суд в пределах этого соревновательного процесса полностью связан позицией сторон, которая отрицательно будет сказываться на выполнении важной задачи установления истины в деле. Согласно ст. 340 проекта, отказ прокурора от поддержания обвинения ведет к закрытию уголовного производства, если только поддерживать обвинение не согласится пострадавший. В проекте не конкретизируются мотивы отказа прокурора от поддержания обвинения. Если, в соответствии с проектом, пострадавшему предоставляется право поддерживать обвинение в суде и, при его согласии на это, уголовное производство в деле продолжается, это может означать, что при отказе прокурора продолжение судебного разбирательства дела не теряет смысла.
Предусмотренное же ст. 340 проекта решение о закрытии дела, а не постановление приговора (оправдательного), можно толковать и так, что не обязательно такое закрытие должно означать невиновность лица, отданного под суд. Впрочем, этот акт можно толковать как угодно. Понятно только одно: суд прекращает осуществлять правосудие, и это предопределяется исключительно заявленной позицией прокурора. Что это, как не отказ в осуществлении правосудия, которое ст. 30 исследуемого проекта вполне справедливо признает недопустимой?
Мы наблюдаем полную зависимость деятельности суда от позиции сторон. Суд — пассивный в процессе доказывания, он не проявляет инициативу в сборе необходимых доказательств, даже если это объективно необходимо для установления истины в деле.
Предложенный порядок осуществления судебного разбирательства не обеспечивает последовательной реализации принципа выяснения истины в деле и содержит угрозу нарушения законных прав и интересов участников процесса, в том числе обвиняемых и потерпевших. Конечно же, такой порядок не обеспечивает защиту интересов общества и государства.
В проекте не предусматривается возможность возвращения дела на дополнительное расследование по мотивам его неполноты, если эту неполноту можно устранить путем проведения определенных следственных действий. Это можно рассматривать как еще один пример отказа от правосудия. Те, кто отстаивает эту позицию проекта, обычно указывают на нарушение прав обвиненных в совершении преступления лиц, которые длительное время пребывают в местах предварительного заключения, а также находятся под подозрением.
Однако почему-то не предлагаются другие пути решения указанной проблемы, кроме принятия оправдательного приговора по недоказанности совершения лицом преступления. Игнорируются при этом интересы пострадавшего от преступления, который лишается возможности возмещения нанесенного ему вреда в порядке криминального судопроизводства. Не учитывается общественная потребность обеспечения неизбежности ответственности за содеянное преступление, что является важным залогом предотвращения новых преступлений и других правонарушений.
Отдельного исследования требуют выписанные в проекте «особые порядки уголовного производства», представляющие по сути случаи отказа в правосудии и нарушающие ряд принципов уголовного судопроизводства, в том числе презумпции невиновности, публичности, осуществления правосудия исключительно судом. Речь идет прежде всего о предусмотренных в главе 35 проекта формы судопроизводства, которое основываются на соглашениях о примирении между потерпевшим и подозреваемым, обвиненяемым и соглашениях между прокурором и подозреваемым, обвиненяемым о признании виновности. В обоих видах соглашений предусматривается согласованное наказание и согласие сторон на его назначение.
Согласно проекту, заключение соглашения о примирении или о признании виновности может инициироваться в любой момент после сообщения лицу о подозрении и до выхода суда в совещательную комнату для принятия приговора. Соглашения могут заключаться и на стадии досудебного расследования, в том числе на начальном этапе расследования, когда еще не собрано достаточно доказательств виновности лица в совершении преступления, недостаточно исследованы все обстоятельства совершения преступления, в частности и те, что влияют на его квалификацию.
Необходимым условием заключения соглашений здесь является только наличие сообщения о подозрении, которое, однако, еще не является свидетельством завершения расследования и, согласно ст. 279 проекта, может изменяться или заменяться новым подозрением. Не исключен, добавлю, и отказ от подозрения, если оно не получит подтверждения в дальнейшем расследовании. Однако эти возможные варианты развития событий в проекте не учитываются.
Решающее значение для заключения соглашений и принятия на этой основе дальнейших решений приобретает сам факт примирения или признания лицом виновности. Вместе с тем важные для решения дела по существу обстоятельства, в том числе и виновность лица, могут и не подтверждаться собранными в деле доказательствами. Что это, как не прямое нарушение принципа выяснения объективной истины?
Учитывая особое значение приговора как самого важного процессуального акта криминального судопроизводства, закон выдвигает к нему требования его законности и обоснованности (ч. 1 ст. 323 действующего УПК). Законность как неотъемлемое свойство приговора означает его соответствие Конституции Украины и действующему законодательству Украины в целом. Обоснованность приговора состоит в том, что все изложенные в нем заключения и решения должны базироваться на полном, всестороннем и объективном выяснении всех обстоятельств дела, которые установлены исследованными в судебном заседании доказательствами.
Согласно ч. 2 ст. 327 действующего УПК, обвинительный приговор не может основываться на предположениях и приниматься только при условии, если в ходе судебного разбирательства дела виновность подсудимого в совершении преступления доказана.
Из содержания проекта можно сделать вывод, что его авторы не возражают против требований к обвинительному приговору, о которых сказано выше. Практически так же излагается и их содержание. Вместе с тем в отношении обвинительного приговора, принимающегося на основании соглашения, делаются оговорки, которые фактически исключают возможность признания такого акта судебным приговором.
Указанные упрощения судопроизводства содержат в себе разные угрозы для общества. Прежде всего речь идет об опасности необоснованного осуждения лиц, виновность которых надлежащим образом не доказана. Здесь возрастает и вероятность ошибочных выводов, в том числе со стороны обвиняемых, относительно преступности и наказуемости определенных действий, и взятия обвиняемыми на себя вины за преступления, которых они не совершали, и прямых злоупотреблений со стороны представителей правоохранительных органов. Далее, судопроизводство превращается в своеобразный торг, в нем заложена серьезная коррупционная составляющая. В конце концов, нивелируется значение суда как единственного в стране органа, который может осуществлять правосудие.
Подводя итог этого общего, на принципиальном уровне, анализа проекта, следует отметить, что закрепленные в нем положения в ряде моментов не согласовываются между собой. Главный же недостаток проекта — его несоответствие ряду принципов уголовного судопроизводства, в том числе и закрепленных в Конституции. Учитывая вышеизложенное, проект не может быть основой нового УПК.
Фото Андрей Товстыженко, ZN.UA
Источник: «Зеркало недели. Украина» №14
Tweet
