Расследование военных преступлений: почему Грузия и Украина не спешат идти Гаагский трибунал

Журналисты пообщались с грузинским правозащитником о расследовании военных преступлений, совершенных во время вооруженного конфликта в Южной Осетии, об отношениях Грузии с Международным уголовным судом и документировании преступлений войны на востоке Украины

На прошлой неделе Верховная Рада приняла обращение в Международный уголовный суд, больше известный в СМИ как Гаагский трибунал. Если постановление с соответствующим заявлением ВР подпишет президент, Украина попросит МУС признать его юрисдикцию на своей территории в отношении преступлений против человечности и военных преступлений высших должностных лиц Российской Федерации. Эксперты назвали этот шаг половинчатой мерой и призвали парламент ратифицировать Римский статут, который является основой действия МУС и подписан украинской стороной 15 лет назад.

Против признания юрисдикции МУС в Украине и ратификации Римского статута за два дня до голосования в Раде выступил Совет национальной безопасности и обороны. По мнению его экспертов, это может быть «использовано россиянами в пропаганде и для осуществления дипломатического давления на наше государство». Кроме того, в СНБО считают, что Украине следует ратифицировать Римский статут только тогда, когда это сделает Россия, и привели в пример Грузию и ее опыт отношений с МУС. Украинские юристы и правозащитники назвали заявление СНБО юридически неграмотным. «Ракурс» решил поинтересоваться также мнением грузинских экспертов.

О том, как расследуются военные преступления, совершенные во время вооруженного конфликта в Южной Осетии в августе 2008 года, отношениях Грузии с Международным уголовным судом и документации преступлений войн+ы на востоке Украины «Ракурс» расспросил грузинского правозащитника Симона Папуашвили. Ранее Папуашвили работал в правозащитной организации "Норвежский Хельсинкский комитет", осуществлявшей программу по поиску фактов нарушения прав человека в Южной Осетии в период с августа по октябрь 2008 года. Сейчас он является координатором проектов Международного партнерства по правам человека (МППЧ) и вместе с украинскими правозащитниками принимал участие в правозащитной миссии, которая исследует и документирует военные преступления на Донбассе.

 — Представитель СНБО Украины заявил 2 февраля, что для Украины небезопасно ратифицировать Римский статут и распространять юрисдикцию Международного уголовного суда на свою территорию. В СНБО привели в пример Грузию и военный конфликт 2008 года в Южной Осетии, заявив, что МУС рассматривает 3 тыс. заявлений от жителей этого региона, получивших российские паспорта и якобы пострадавших от действий грузинских военных. Прямая цитата из заявления представителя украинского СНБО: «То есть именно россияне (а не наоборот) выступают на стороне обвинения, а действия грузинской стороны исследуются судом». Что вы думаете по поводу этого заявления?

— Прежде чем ответить на этот вопрос, хочу напомнить, для чего был создан Международный уголовный суд вообще. МУС был основан, чтобы противостоять преступности на глобальном уровне путем преследования индивидов за преступления, предусмотренные статьями Римского статута: геноцид, преступления против человечности и военные преступления. То есть для того, чтобы наказывать и предупреждать совершение военных преступлений в дальнейшем. Важно, что конечной целью МУС является преследование отдельных лиц, совершивших серьезные преступления, но не государств. Эту разницу нужно помнить и понимать.

Что касается опасений по поводу России, которая может использовать МУС для достижения своих целей, то ее намерения не означают того, что она сможет в этом преуспеть. И тут можно действительно провести параллели между украинской и грузинской ситуацией. После того, как Россия совершила вторжение на территорию Грузии в августе 2008 года, она отправила 200 прокуроров в Южную Осетию, чтобы они собрали доказательства военных преступлений, якобы совершенных грузинской стороной. Эта информация была собрана за несколько недель сразу же после окончания вооруженного конфликта и использована для подачи заявлений частными лицами в прокуратуру Международного уголовного суда.

— Последний доклад прокуратуры МУС о предварительных проверках свидетельствует о том, что в Гааге все еще наблюдают за национальными расследованиями военных событий в Южной Осетии, которые проводятся в Грузии и России. Вместе с тем, МУС признал в отчете, что «расследования подвержены значительным задержкам»…

— Как известно, есть несколько оснований для начала расследования МУС. Во-первых, это обращение государства с просьбой начать расследование. Грузия этого так и не сделала, а Россия и не может этого сделать, потому что не ратифицировала Римский статут. Во-вторых, основанием для начала расследования в Международном уголовном суде является резолюция-обращение Совета безопасности ООН. После этого прокуроры МУС могут начать расследование, используя наработанные прокуратурами обеих стран материалы. И, в-третьих, прокуратура МУС может начать расследование по своей инициативе, опираясь на публичную, открытую информацию о военных преступлениях. Но это может произойти, только если национальные правоохранительные органы не проводят собственное расследование, или не в состоянии проводить его вообще.

Я встречался с прокурором МУС в октябре 2008 года, через два месяца после окончания военного конфликта в Южной Осетии. Первое, о чем он сообщил мне, — это то, что суд получил от российской стороны материалов в 100 раз больше, чем от грузинской. Прокурор поинтересовался у меня, как это нужно понимать, и соотносится ли это с объемом преступлений, совершенных обеими сторонами конфликта. Мне пришлось объяснить причину происходящего.

— Будет ли иметь значение, кто отправил суду заявления и материалы, если расследование все-таки начнется?

— Конечно же, нет. МУС проводит расследование объективно, анализируя свидетельства всех сторон конфликта, которые только может собрать.

Что касается грузинской ситуации, то МУС пока проводит предварительную проверку, которая является подготовительной процедурой перед полноценным расследованием. И это продолжается уже не первый год. Если будет доказана вина грузинской стороны, я имею в виду конкретных лиц, которые могут быть причастны к конкретным преступлениям, а не государство, то естественно речь пойдет об ответственности.

Если, например, МУС получит достаточные доказательства вины грузинских военных, то может привлечь к ответственности бывшего президента Грузии Михаила Саакашвили, который был верховным главнокомандующим во время конфликта и отдавал указания о проведении военных операций. Но суд может придти к такому выводу и относительно другой стороны — России и соответственно Владимира Путина, который на тот момент был премьер-министром страны и находился на открытии летних Олимпийких игр–2008 в Китае. После начала вооруженных действий в Южной Осетии Путин немедленно вернулся в Москву и персонально руководил военными операциями российской армии в этом регионе. Поэтому довольно легко установить прямую связь между его указаниями и военными преступлениями, совершенными российскими военными или осетинскими вооруженными группировками, действовавшими под контролем российских войск, если таковые будут доказаны.

Однако затем возникнет вопрос, каким образом реализовать решения МУС и как исполнить ордер на арест Путина. Конечно, будет относительно легко передать в руки Международного уголовного суда Саакашвили, но это будет не так просто в случае с Путиным. Вместе с тем, вопрос имплементации приговора суда никак не повлияет на исход самого расследования, его результат и установление виновных в преступлениях.

— В чем, по вашему мнению, заключается главная проблема с расследованием военных преступлений на территории Южной Осетии?

— В нашей ситуации не было проблем с юрисдикцией МУС, так как Грузия ратифицировала Римский статут еще в 2003 году, поэтому на момент событий 2008 года она была членом системы МУС. Проблема в том, что грузинские правоохранительные органы до сих пор не обратились к Международному уголовному суду с просьбой помочь в расследовании, ведь грузинские прокуроры не имеют доступа в Южную Осетию. Но они этого не сделали. И одной из причин, почему они этого не сделали, является то, что правительство Саакашвили знало, что грузинские военные тоже замешаны в военных преступлениях, поэтому дело может обернуться против высокопоставленных лиц из грузинского правительства, которые могут быть причастны к конкретным преступлениям.

Подобную ситуацию мы наблюдаем и в случае с Украиной, где власть понимает, что украинские военные тоже попадают под подозрение в совершении военных преступлений, в том числе применении оружия, которое не может применяться в районах с гражданским населением. Поэтому представители власти в Украине понимают, что в случае признания юрисдикции МУС в Украине, ситуация может повернуться против них.

— И все-таки Верховная Рада Украины приняла 4 февраля обращение к Международному уголовному суду, в котором признает его юрисдикцию в отношении международных преступлений, совершенных на территории Украины, начиная с 20 февраля 2014 года и до момента вступления в силу принятого постановления.

— Да, и это очень позитивный шаг, я считаю. Разрешение независимому суду участвовать в разбирательстве о том, что происходит сейчас на востоке Украины, подтверждает желание вашего правительства быть действительно демократичным и признавать европейские ценности. Я очень надеюсь, что правительство Украины сделает дополнительный шаг и ратифицирует Римский статут. Это в интересах украинских граждан и в интересах системы международного правосудия.

— Украинская прокуратура расследует случаи обстрелов гражданских жилых районов из тяжелого вооружения как теракты, а не как военные преступления, так как официально в Украине не война, а АТО. Удовлетворит ли расследование такого состава преступления Международный уголовный суд?

— Как известно, МУС не может начать расследование, пока национальные правоохранительные органы не заявят о своей неспособности его проводить. Это называется принцип комплементарности. Пока следственные органы Украины и России будут их проводить, МУС будет наблюдать. Терроризм не является преступлением, на которое распространяется юрисдикция суда согласно Римскому статуту.

Однако это не имеет значения, потому что МУС будет интересовать, насколько эффективным, и, если так можно выразиться, настоящим является расследование преступлений войны, независимо от квалификации уголовного производства. То есть суд будет наблюдать за тем, действительно ли расследование украинских органов следствия касается тех преступлений, которые попадают под юрисдикцию Международного уголовного суда, даже если Украина классифицирует их как террористические атаки. Для МУС важно, насколько расследование успешно, и ведет ли к установлению и наказанию подозреваемых лиц.

— В Грузии расследование военных событий августа 2008 года продолжается до сих пор?

— Да. Правительство Грузии из года в год отсылает в Международный уголовный суд отчеты о проведении расследования, желая показать и оправдаться тем самым, что расследование продолжается и рано или поздно приведет к установлению преступников. И согласно принципу комплементарности МУС должен ждать и наблюдать, чтобы понять, правда это или нет.

В последнем ежегодном отчете прокуратуры Международного уголовного суда, датированном 2 декабря 2014 года, впервые прозвучало недовольство результатами этого расследования. Это означает, что МУС готов начать свое расследование, и мы ожидаем, что это произойдет очень быстро, возможно, уже весной этого года. Скорее всего, расследование будет протекать быстро, потому что собрано большое количество информации и доказательств.

— Удалось ли прокуратуре Грузии установить каких-либо подозреваемых? Каковы результаты расследования?

— Мы мало знаем о результатах расследования грузинской прокуратуры. Правозащитники, и я в том числе, пытались получить информацию в течение многих лет об этом разными путями: через официальные запросы, неофициальные контакты… Однако мы знаем очень мало об этом.

Могу сказать, что я был в более чем 20 грузинских селах, которые пострадали от военного конфликта 2008 года, и общался с жертвами этой войны. Я расспрашивал их, в том числе, и о том, проводились ли в этих селах какие-либо экспертизы и допросы, но я не нашел следов расследования преступлений со стороны грузинских следователей. Они просто имитируют расследование, чтобы избежать начала расследования военных преступлений со стороны Международного уголовного суда.

— В своем интервью местному украинскому изданию вы говорили, что во время работы группы правозащитников на Донбассе уже оформлены около 30 случаев, подпадающих под юрисдикцию Международного уголовного суда, но работа продолжается. Вы также заявляли, что есть эпизоды, когда обе стороны на востоке Украины использовали оружие, запрещенное международными стандартами, в том числе кассетные боеприпасы. Расскажите, пожалуйста, подробнее о результатах вашей работы в Донецкой области.

— Да, я действительно говорил о том, что есть подозрения в использовании со стороны украинских военных запрещенных видов оружия, в том числе кассетных боеприпасов. При этом у нашей команды наблюдателей, работающих на территории, которая контролируется украинской стороной, таких доказательств нет.

В Украине мы работаем в рамках международного правозащитного проекта. Полевая миссия создана Международным партнерством по правам человека в рамках платформы «Гражданская солидарность». Эта платформа объединяет более чем 60 неправительственных организаций в Европе, странах бывшего СCCР и Северной Америки. В составе миссии работают 25 украинских наблюдателей, которые документируют военные преступления на Донбассе. При этом делать эту работу правозащитники могут только на той территории, которая контролируется Украиной, мы не имеем доступа на оккупированные территории. Мы не видели, что там происходит, но собрали более сотни свидетельских показаний различных военных преступлений, совершенных другой стороной, в частности серьезных (например, систематических пыток).

Также мы имеем доказательства использования тяжелого вооружения против мирного населения. Уже опубликован доклад о расследовании смертей в результате обстрела рейсового автобуса возле Волновахи. Готовится к выходу отчет об обстреле жилого района Мариуполя 24 января.

— Каким образом вы документируете военные преступления во время своей работы на востоке Украины? Что вы документируете, кроме слов свидетелей?

— Процесс документации начинается со сбора информации из открытых источников, в том числе фото и видео, и обследования места происшествия. Среди документальных доказательств у нас есть не только свидетельские показания, например, от жертв пыток, но и документальные доказательства, например, так называемые черные списки, составленные «ополченцами». Кроме того, мы можем исследовать части оружия, которые находят на месте обстрела.

— Позволяет ли собранная информация определить, чьи войска произвели обстрел?

— Да, безусловно. Если вы посмотрите наши отчеты об обстреле Волновахи и Мариуполя, то там есть эта информация. Если есть возможность определить тип оружия, которое использовалось, его калибр и траекторию обстрела, то достаточно легко установить место, откуда стреляли. В случае с Волновахой и Мариуполем, собранные нами данные свидетельствуют, что обстрел велся со стороны территорий, которые контролируются пророссийской стороной.

Беседовала Марина БЛУДШАЯ, РАКУРС