В Российской империи таких подсчетов не вели. Просто потому, что статистика существовала здесь преимущественно для того, чтобы собирать налоги и призывать в армию. Но к концу ХІХ века в стране возникла сеть общественных организаций, состоявших из врачей, учителей, юристов. Обмениваясь данными о состоянии народа в отдельных регионах, они стали формулировать проблемы общества, прежде всего здоровья, в цифрах и примерах. Съезд по борьбе с пьянством позволил услышать их всей стране.
Например, доклад присяжного поверенного (адвоката) Дмитрия Бородина Последнее слово о винной монополии шокировал участников съезда. Оратор в цифрах очертил ужасающую картину пьянства, в том числе и детского. Доклад заметили в правительственных кругах. Ведь главный вывод речи Бородина состоял в том, что в спаивании народа виновато государство.
Ему в унисон прозвучали выступления и других участников съезда. Возможно, сгущая краски, они подсчитали, что в Российской империи около 90 % детей и подростков до 17 лет пробовали водку, а некоторые употребляли ее регулярно.
Царское это дело
Получать спиртные напитки из пшеницы научились в начале XVI века. Сообразив, что они гораздо эффективнее по сравнению с пивом-медом, в Московском государстве сразу же установилась царская монополия на крепкий алкоголь. Ивану IV Грозному приписывают изобретение кабаков, питейных домов. При нем они открывались по всем городам и весям, а львиная доля выручки уходила в кремлевскую казну
Пьяным народом легче управлять. Екатерина ІІ, российская императрица (1762-95 годы), которая укрепляла государственную монополию на спиртное и по распоряжению которой было открыто множество кабаков.
Народ далеко не сразу повелся на царский хмельной “пряник”. В середине ХІХ века, еще до отмены крепостного права, по 32 губерниям империи прокатились бунты трезвости.
К тому времени во многих уездах оформилась своеобразная алкогольная мафия. За каждым кабаком закреплялся определенный участок с оптимальным числом взрослого мужского населения. Держатели питейных заведений, кто по наитию, кто по четкому расчету, планировали собрать нужную сумму от проданного спиртного — для казны и для себя. С населением заключался своеобразный джентльменский договор: каждый мужчина за определенный период должен был выпить в заведении некую “норму”. Под этот “заказ” в села завозилась водка. Зачастую “норма” не выполнялась. Тогда шинкари нанимали здоровяков, и они либо выбивали у должников деньги, либо просто публично секли плетью.
В августе 1858 года в Виленской и Ковенской губерниях, самых западных в империи, крестьяне стали собираться в дружины и громить кабаки. На въездах в населенные пункты появлялись плакаты с надписью: “Мы не пьем!” Целым селом мужчины давали друг другу обязательство не употреблять спиртного, а перед питейными домами, случалось, стояла круглосуточная вахта и никого в них не пускала.
В то время существовала откупная система торговли спиртным. При ней государство за четкую сумму давало право откупщикам торговать на определенной территории. Правила рынка, объем товара и цены устанавливались уже на местах. Но с волной бунтов питейщики не получали ни барышей, ни необходимых денег для казны, которую напрочь истощила Крымская война. А ведь водка давала свыше 40 % государственных поступлений. Тогда как в Великобритании эта доля составляла 24 %, во Франции — 9 %, в Пруссии — 7 %.
Министр финансов Александр Княжевич в бешенстве специальным указом запретил трезвеннические сходы и велел “существующие приговоры о воздержании от вина уничтожить и впредь не допускать”. Однако в мае 1859 года сторонники трезвости стали громить питейные заведения уже в Поволжье, Приуралье и центре России. Только в Вольском уезде Саратовской губернии сожгли 37 кабаков. Бунты довелось усмирять войсками. В восставших трезвенников стреляли. Арестованных судили, причем сверху издали рекомендацию покарать бунтарей, призывавших “к трезвости без официального на то позволения”.
Принимавших участие в трезвенническом движении солдат “по суду велено было, лишив всех прав состояния, а нижних чинов — медалей и нашивок за беспорочную службу, у кого таковые есть, наказать шпицрутенами через 100 человек, по 5 раз, и сослать в каторжную работу на заводах на 4 года”. В тюрьму и на каторгу отправили 11 тыс. борцов за трезвость. Государство силой загнало народ в кабаки.
Княжевичу довелось отменить откупную систему и ввести акциз, когда налог взимался с каждого проданного ведра водки. И все стало на круги своя. Даже отставив за собой меньше трети спиртной монополии, государство получило от питейщиков в 1902 году 488 млн руб., а в 1912‑м — 819 млн руб.
С заботой о детях
Поскольку в Российской империи питейное дело было государственной важности, об алкоголизме редко говорили вслух. Разве что опальный сатирик Михаил Салтыков-Щедрин описывал жизнь уездного города Крутогорска (на самом деле — Вятки, куда он был сослан): “Сон и водка — вот истинные друзья человечества. Но водка необходима такая, чтобы сразу забирала, покоряла себе всего человека; что называется, вор-водка… Носятся слухи, будто бы всякий крутогорский чиновник имеет право на получение подобной водки”. Афоризмом стало щедринское изречение: “Увы! Не прошло еще четверти часа, а уже мне показалось, что теперь самое настоящее время пить водку”.
Украинские литераторы были не менее остры. Чего стоила пьеса Марка Кропивницкого После ревизии. В ней главный герой — сельский чиновник — собирается объезжать села с проверкой, и лейтмотивом все время звучит его фраза: “Ну, выпьем и поедем”. Пока в конце комедии он не сваливается пьяным под стол.
Украина для империи была не только житницей, но и “спиртовницей”. Особенно когда на поля пришла сахарная свекла. В 1840 году 3 .595 гурален (спиртзаводов) производило 200 млн л водки. С развитием технологий количество предприятий уменьшалось, но выпуск продукции увеличивался. К 1913‑му заводов было 586, а давали они 400 млн л “горючего” питья. В итоге четверть всего имперского спиртного производилось в Украине.
Но повального пьянства здесь не замечали даже скрупулезные медики. Украинский гигиенолог и антрополог Иван Пантюхов в своем отчете Опыт санитарной топографии и статистики Киева писал: “Киевляне пьют много, однако редко напиваются до безобразия”. Ученый посчитал, что с 1870 по 1874 годы в городе оплачивалось акцизом 423 тыс. ведер (по 12,3 л) 45‑градусной водки. На каждого жителя старше 20 лет приходилось по 5,2 ведра — свыше 60 л в год. В 1875 году в Киеве было 715 кабаков, или же один на 112 совершеннолетних жителей обоих полов.
К 1913 году в Украине производилось 6,5 л водки на душу населения, включая детей. Но здесь же началась и новая волна борьбы со спиртным.
Первое общество трезвости учредили в 1874 году в селе Дейкаловка Полтавской губернии. К 1914 году во всей империи действовало уже 400 таких организаций.
Но о пьющих детях как в Украине, так и во всей империи все равно долго не говорили. Хотя проблема была. Поэт Иван Манжура, страдавший алкоголизмом, писал своему дяде, известному языковеду Александру Потебне: “Ох, губит меня бес, которого вы хотели заклясть во мне… А все та, як кажуть, невидержка. А де її у біса озьмеш, коли з шести год повів батько, спасибі йому, по шинках тинятися”.
Первую попытку изучить уровень потребления спиртного детьми сделали питерские врачи. В 1901 году в Петербургской школе для мальчиков провели опрос по этому поводу. Журнал Вестник благотворительности писал: “Из 43 опрошенных детей в возрасте 8–11 лет с водкой были знакомы 37 человек. Перед обедом ежедневно пили от половины до одной рюмки 9 человек, по праздникам — 14, бывали пьяны от водки — 16, от пива — 17. В других школах из 50 мальчиков не знали вкуса водки всего 6. В женском училище из 50 девочек пили водку — 10, пиво и вино — 38”.
90% пьющего населения употребляют спиртное с юных лет. Из материалов I Всероссийского съезда по борьбе с пьянством, 1910 год
С современной точки зрения эти опросы могут выглядеть несостоятельными. Не оговорены условия исследования, количественная выборка, статистическая поправка. Однако тогда они позволили сделать тревожный вывод: “90 % пьющего населения начинают обучаться употреблению спиртных напитков в юные годы”.
Неравный бой
Делегаты съезда были полны оптимизма. Они постановили добиться обязательного “урока” трезвости в школах. Решили, что открывать в деревнях питейные заведения нужно только с согласия жителей, обязательно учитывая мнение женщин. Правительству рекомендовали найти для госбюджета замену питейному доходу.
Вскоре после съезда в Петербурге возник кружок деятелей по борьбе со школьным алкоголизмом. В 1914 году его члены, братья Михаил и Сергей Беляевы (первый — учитель гимназии, второй — врач), написали задачник для уроков трезвости. Вот одна из них: “За последнее время в России выпивается ежегодно средним числом 2 млрд бутылок водки.
4 тыс. бутылок, уложенные вдоль одна за другой, занимают расстояние в одну версту. Сколько верст займут все выпиваемые ежегодно бутылки, если их уложить таким же образом? Во сколько раз это расстояние будет больше расстояния от Земли до Луны, которое равно 350 тыс. верст?”
А эта задача современных россиян могла бы и обидеть: “В 1913 году в России было выпито 2 млрд бутылок водки. Если их раздать по четыре бутылки каждому из жителей Европы, то останется еще нерозданными 314 .304. 000 бутылок. Чему равно население Европы?”
Однако усилия активистов столкнулись с равнодушием алкогольного лобби в правительственных кругах империи, которое в большинстве случаев лишь приняло их к сведению. Усилиями нейрофизиолога Владимира Бехтерева в 1911 году в Петербурге открылся первый в мире Экспериментально-клинический институт по изучению алкоголизма. Деньги на строительство здания для него и оборудование лабораторий выделило имперское министерство финансов. Однако для огромной страны этого было ничтожно мало. Пьянство к тому времени приобрело размаха эпидемии.
Только с началом Первой мировой войны Россия ввела сухой закон. Алкоголь заметно вредил армии еще на этапе мобилизации.
Материал опубликован в НВ №41 от 6 ноября 2015 года
