Отель вуайериста: «Это было убийство». Часть 5

Были постоянные жалобы по поводу ужасающих примеров человеческих поступков, которым он был свидетелем: грабежи, изнасилования, сексуальная эксплуатация. Он решил, что встреченное с восторгом появление противозачаточных таблеток в начале 60-х поощрило у людей желание секса по запросу: «Женщины получили законное право выбора, но утратили право выбора подходящего момента».

Начало: Часть 1, Часть  2, Часть  3, Часть  4

По описанию Фуса, постояльцы были молодой парой, снимавшей номер в течение нескольких недель. Молодому человеку было под тридцать, он весил около 80 кг. Из подслушанного Вуайерист узнал, что он бросил колледж и изредка занимался торговлей наркотиков. Девушка была блондинкой с четвертым размером груди. (В отсутствие пары Фус зашел в комнату и проверил размер бюстгалтера — по его словам, он часто так поступал.)

Он посвятил уйму страниц описанию их бурного секса, желая отдать им должное уважение. В дневнике также описывается, что другие люди заходили в номер, чтобы купить наркотики. Это расстраивало Фуса, но в полицию он не заявлял. В прошлом он уже сообщал в полицию о торговле наркотиками в его мотеле, но полиция ничего не предпринимала, потому что в силу обстоятельств Фус не мог назвать себя свидетелем происходящего. 

Однажды днем Фус увидел, как тот мужчина продает наркотики нескольким мальчикам. Это привело его в ярость. Так он написал в дневнике:

«Дождавшись, когда субъект мужского пола покинет номер, вуайерист вошел в него… Наблюдатель без всякого чувства вины тихо спустил все оставшиеся наркотики в унитаз»

Фус поступал так несколько раз и до этого, без каких-либо последствий для себя.

Но на этот раз мужчина из десятого номера обвинил свою девушку в том, что она украла наркотики. Запись в журнале:

«После часа споров и ругани сцена в номере переросла в насилие. Мужчина схватил женщину за шею и душил до тех пор, пока она не упала на пол без сознания. Затем субъект мужского пола в панике собрал свои вещи и покинул территорию мотеля. 

Вуайерист… вне всякого сомнения… видел движения грудной клетки субъекта женского пола, что указало ему на то, что она была все еще жива, а значит в порядке. Поэтому Наблюдатель убедил сам себя, что она пережила попытку попытку удушения и будет в норме, так что вскоре он покинул наблюдательную площадку до утра

Фус аргументировал свое решение тем, что он все равно не мог ничего сделать, потому что «тогда был только наблюдателем, а не докладывающим, и с точки зрения той пары фактически не существовал». 

Утром следующего дня в офис мотеля вбежала горничная и сообщила, что в десятом номере находится мертвая женщина. Как пишет Фус, он немедленно позвонил в полицию. Когда прибыли полицейские, он сообщил им имя, описание, и номер автомобиля наркодельца. Он ничего не сказал о том, что был свидетелем убийства. 

Фус пишет:

«Наконец-то Вуайерист совладал со своими моральными принципами; ему вечно придется страдать в молчании, но он никогда не будет осуждать свои поступки или поведение в данной ситуации»

Днем позже полиция вернулась и сообщила Фусу, что преступник использовал ненастоящее имя и водил угнанную машину. 

На этот момент в рукописи Фуса я наткнулся через несколько лет после того, как приезжал к нему в Аврору — примерно через 6 лет после убийства. Я был шокирован, и удивлен тем, что Фус раньше не упоминал этот эпизод. Выглядело это почти так, будто для него это был еще один обычный день на чердаке. Я немного подумал об этом: его описание ситуации — что он «с точки зрения той пары фактически не существовал» — соответствует его ощущению себя как сломленного человека. Более того, он отчаянно защищал свою тайную жизнь на чердаке. Если бы полиция устроила ему жесткий допрос и решила бы, что он знает больше, чем рассказывает, они могли бы получить ордер на обыск, и последствия были бы катастрофическими. 

Я сразу же позвонил Фусу, чтобы прояснить ситуацию. Я хотел понять, осознавал ли он, что был не просто свидетелем убийства — он, в определенной степени, был его причиной. 

Сказать он хотел больше, чем писал в журнале, и напомнил мне, что я подписал соглашение о неразглашении. Я провел несколько бессонных ночей, спрашивая себя, должен ли я выдать Фуса полиции. Но я решил, что спасать девушку наркодилера слишком поздно. Кроме того, поскольку я хранил тайну вуайериста, я мнил себя сообщником. 

Я подшил его записки об убийстве ко всем остальным, которые он мне отправил. Теперь я знал о Вуайеристе все, что хотел узнать. 

На протяжении десятков лет я продолжал получать письма от Джеральда Фуса, город Аврора, штат Колорадо. Он сообщил, что, насколько ему было известно, следователи не нашли убийцу, но полиция наведывалась в Manor House по иным причинам. Он писал, что один из гостей совершил самоубийство с помощью пистолета. Другой мужчина, весом за 200 килограмм, умер от сердечного приступа, и так как его огромный труп не пролез в дверь, пожарные вынесли панорамное окно в номере. 

В дополнение к этим обрывкам новостей были постоянные жалобы по поводу ужасающих примеров человеческих поступков, которым он был свидетелем: грабежи, изнасилования, сексуальная эксплуатация. Он решил, что встреченное с восторгом появление противозачаточных таблеток в начале 60-х поощрило у людей желание секса по запросу: «Женщины получили законное право выбора, но утратили право выбора подходящего момента». Он чувствовал, что война полов обострилась, а сексуальные отношения становились все хуже и хуже (исключение составляли лесбиянки, которыми Фус восхищался). 

По мере развития своей мизантропии он применял по отношению к своим клиентам слова, которые звучали все более и более как непреднамеренное описание собственной совести. Он писал, что чувствовал себя «перегруженным фантазией, отыгрыванием сценария и игрой в реальной жизни». Он продолжал:

«Люди попросту нечестны и нечисты; они изменяют, лгут, они ведомы лишь собственными интересами»

Он утверждал, что стал чрезвычайно асоциальным, и если он не находился на чердаке, то избегал встречи с постояльцами. 

Мне пришло в голову, что у него могло развиться какое-то психическое расстройство. Он напоминал мне психотического ведущего из фильма «Сеть» (1976), который, не выдержав, закричал: «Я сумасшедший, словно дьявол, и не могу больше это терпеть!» Кроме того, мне вспомнился рассказ Джона Чивера «Исполинское радио» (1947), в котором брак одной пары начал медленно разрушаться, когда новое радио загадочным образом позволило им подслушивать разговоры и секреты соседей, и повесть Натанаэля Уэста «Подруга скорбящих» (1933), в которой жизнь журналиста разрушается в результате постоянного воздействия на печальные и пустые жизни читателей. У Джеральда Фуса были литературные и научные притязания, но не было самосознания. Он был чердачной ищейкой, требующий морального превосходства и выносящий приговоры ничего не подозревающим людям под ним. 

Где же все это время был я? Я был другом по переписке для вуайериста, его духовником, быть может, или придатком тайной жизни, которую он решил держать не в абсолютном секрете. Несколько раз на протяжении многих лет мне приходило в голову, что было бы целесообразно прекратить нашу переписку. Фус не был человеком, о котором я мог запросто написать, несмотря на мое любопытство по отношению к концу этой истории. Поймают ли его? Если и да, какой будет стратегия его адвоката? Настолько ли он наивен, чтобы полагать, что присяжные поверят, что его чердак — лаборатория истины? Кроме того, вызовут ли меня в суд для дачи показаний? 

Тем не менее, всякий раз, когда мне приходил конверт от Фуса, я вскрывал его. В марте 1985 года после долгого молчания он написал, что Донна умерла. Ей было за сорок и она страдала от волчанки. В его жизни появилась новая женщина, разведенная Анита Кларк. Он встретил ее прекрасным полднем, когда она везла своих двоих маленьких детей по проспекту Колфакс в красном фургоне. Анита взяла на себя обязанности Донны в офисе мотеля. Как и Донна, она была посвящена в тайную жизнь Фуса и считала себя настоящим вуайеристом. Из других писем я узнал, что все шло настолько хорошо, что в 1991 году Фус купил второй мотель на этой же улице и назвал его «Ривьера». Он установил четыре бутафорских щита вентиляции в потолках спален, но Manor House оставался его главным наблюдательным пунктом. 

Несмотря на столь очевидный успех, Фус все еще мучился. Он писал:

«Вуайеристы — калеки, которых большинство сочло убогими и несовершенными, теми, кого Бог не благословил»

Я долгое время ничего не слышал о Джеральде Фусе, но в июле 2012 года я прочел на титульной странице газеты Times, что двадцатичетырехлетний сын медсестры застрелил двенадцать человек и ранил еще несколько десятков в кинотеатре в Авроре. После того, как я просмотрел статью и убедился, что имени Фуса нет среди имен жертв, я позвонил ему. На удивление, он поведал, что однажды был в квартире стрелка — его сын там раньше жил. «После того, как сын переехал в другой район, этот парень, видимо, въехал туда, хотя я не помню, чтобы сталкивался с тем, чье лицо растиражировали газеты», — вспоминал Фус. 

Несколько недель спустя Джеральд Фус продолжил писать мне письма, используя свой столь знакомый мне напыщенный стиль по ответе на стрельбу в кинотеатре:

«Может быть, жители Авроры не относились к ближнему своему с добротой и пониманием, и потому обрушился на нас дамоклов меч?»

Он продал оба мотеля в 1995 году, когда из-за артрита ему стало слишком больно подниматься по лестнице и ползать на чердаке. Во-первых, он заделал все отверстия и залатал дыры в потолке. С заработанных денег они с Анитой купили ранчо в Скалистых горах, проводя свое время там и в домике на поле для гольфа в Авроре. Он скучает по мотелям, которые он называл не иначе как «то безопасное место, та священная земля», хотя он утешался мыслью о том, что бизнес уже пришел в упадок. В начале шестидесятых, когда он только начал, мотели процветали из-за «смены места встречи»: постояльцы могли зайти в номер прямо из машины, не встречаясь ни с кем в холле или лифте. Сегодня пары, утверждает он, менее осмотрительны и не так беспокоятся о секретности. 

Он написал мне о том, что больше не чувствует той власти, какая была у него во времена его вуайеристской жизни. Он рассказал, что покрасил волосы, но позже постыдился этого, когда увидел отражение в зеркале в ванной: окраска волос была самообманом, который бросил вызов его самоощущению человека, рассказывающего правду. 

С момента нашей последней переписки Фус завел новое хобби. Он стал озабочен правительственной и корпоративной слежкой. «Почти все, что мы делаем, записывается», — сказал он мне по телефону. 

Он говорил о том, что частная жизнь общественных деятелей выставляется в прессе почти каждый день, и даже глава ЦРУ, генерал Дэвид Петрэус, не смог удержать свою сексуальную жизнь в тайне от заголовков. Он настаивал на том, что СМИ — это «бизнес Любопытного Тома, но самый большой Любопытный Том — правительство США», которое следит за нашими повседневными делами с помощью камер безопасности и способности отслеживать активность в Интернете, на кредитных картах и банковских счетах, в мобильных телефонах, GPS и, помимо всего прочего, при бронировании авиабилетов. 

Он спрашивал меня: «Возможно вы думаете, почему это представляет интерес для Джеральда Фуса. Потому что, быть может, однажды явятся парни из ФБР и скажут мне: „Джеральд Фус, у нас есть доказательства того, что вы подсматривали за людьми с чердака. Вы что, извращенец?“ И Джеральд Фус ответит: „А что по поводу тебя, Большой Брат? Годами ты следил за каждым моим вздохом, куда бы я ни пошел“». 

Весной 2013 года, спустя тридцать три года после нашей встречи, Фус позвонил мне и сказал, что согласен опубликовать свою историю. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как он продал мотели, и он считает, что срок исковой давности теперь защитит его от исков о вторжении в частную жизнь, которые могут быть поданы любыми бывшими постояльцами.

Ему семьдесят восемь, напомнил он, и ему казалось, что если не разделить с общественностью свои находки сейчас, он может не дожить до этого момента. Он сказал, что расторг соглашение о нераспространении, которое я подписал в 1980 году, и дал мне право писать о нем и использовать его материалы, которые он показал мне тогда. (В этом году я публикую книгу о Фусе, большая часть которой состоит из записей «Журнала вуайериста». За использование своей рукописи он получил гонорар от издателя книги.) 

Я прилетел в Денвер и встретился с Фусом и Анитой за завтраком в отеле аэропорта. При нем была трость, а его тонкие седые волосы компенсировались седыми усами и бородкой. На его груди был плотно застегнут твидовый пиджак, под ним — оранжевая спортивная рубашка. Анита, как описывал он ее в своих письмах, была на восемнадцать лет его моложе — маленькая тихая женщина с вьющимися рыжими волосами. 

Он хотел показать мне свои спортивные сувениры — десятки тысяч коллекционных карточек со спортсменами, которые Анита разложила в алфавитном порядке. Фус объяснил, что одна из причин его желания разоблачить себя как вуайериста — это надежда на то, что медийная слава привлечет внимание к его коллекции, котороую Фус очень хочет продать. Он уверен, что она стоит миллионы долларов. 

Мне же было интереснее обсудить убийство, которое, по утверждению Фуса, он видел в десятом номере мотеля Manor House в 1977 году. Я дал ему понять, что не называя его свидетелем, я собираюсь связаться с отделом полиции Авроры и выяснить, добыли ли они какую-то новую информацию о преступлении. Фус не возражал, добавив, что сожалеет о своем бездействии в этой ситуации. Предавая историю огласке и признаваясь в своих ошибках, он надеялся достичь хоть какой-нибудь степени «искупления». 

Во время нашего с Фусом завтрака я показал ему письмо от Пола О’Кифа, тогда лейтенанта, а сейчас начальника Полицейского управления Авроры, в котором он написал: «К сожалению, мы не можем найти никакой записи о таком происшествии». Он проверил несколько баз данных старых нераскрытых преступлений и ничего не нашел. У двух офисов судебно-медицинской экспертизы тоже не было никакой информации.

В последующих телефонных звонках два бывших офицера полиции сказали, что вообще в делах о «Джейн Доу» (условное наименование лица женского пола, чье имя неизвестно или по тем или иным причинам не оглашается — прим. Newочём), вроде того, что я только что описал, не исключено полное отсутствие каких либо полицейских записей: в конце концов, личность жертвы не была установлена, а преступление совершено до того момента, когда полиция начала вести электронный учет. 

Также возможно, что Фус сделал ошибку в своих записях или неправильно указал дату убийства, когда переводил оригинал в другой формат. Год за годом я копался глубже и глубже в истории Фуса и находил различные несостыковки, в основном связанные с датами — из-за них-то я и сомневался в надежности его данных. 

  Продолжение следует…

Автор: Гэй Тализ, The New Yorker. Перевод: Newочём