Российская агрессия в Керченском проливе создала новую реальность

Гибридные игры

Вторая мировая война началась в сущности с Гляйвицкой провокации, еще одно название которой — операция “Консервы”. 31 августа 1939 года, услышав по телефону кодовую фразу “Бабушка умерла”, штурмбанфюрер СС Альфред Науйокс со своей группой отправился в Гляйвиц, приграничный город на территории Третьего рейха, чтобы “захватить” там радиостанцию, выдав это за дело рук поляков. Для правдоподобия в эфир на польском языке понеслось призывное: “Глейвицкая радиостанция находится в польских руках!”

В качестве улик были оставлены изрешеченные автоматными очередями стены и тело ранее задержанного СД местного жителя Франтишека Хоньока, бывшего силезского повстанца. Кроме того, в лес поблизости доставили из концлагеря нескольких немецких заключенных, приговоренных к смертной казни за убийства.

Их также переодели в польскую форму, привели в бессознательное состояние при помощи инъекций, а затем застрелили. На следующий день Берлин заявил о том, что находится в состоянии войны с Варшавой. Таким образом, Гитлера можно считать одним из родоначальников гибридных войн в новой истории.

К тому времени, когда военная мощь вермахта обрушилась на Польшу, в Европе и мире, конечно, еще оставались политики, изображавшие из себя слепцов, которые не понимают, с каким чудовищем имеют дело. Но в целом доверие к кровавому маскараду Третьего рейха было не слишком велико. Сегодня примерно такое же отношение царит на Западе в отношении России. Как бы Москва ни обставляла свои провокации, веры это ей не прибавляет. В этом смысле военная агрессия в Керченском проливе вызвала вполне прогнозируемую реакцию мирового политикума.

Захваченные артиллерийские катера «Никополь», «Бердянск» и рейдовый буксир «Яни Капу»

Объяснить навал и стрельбу тем, что украинские суденышки “проводили опасные маневры”, — это в определенной степени Гляйвиц сегодня. Никакой угрозы, разумеется, рейдовый буксир водоизмещением 300 т для пограничного корабля, совершившего таран, не представляет. В этом столкновении не было и тени подобного тому, что произошло в Черном море в феврале 1988 года, когда советские сторожевые корабли “Беззаветный” и СКР-6 совершили навалы на ракетный крейсер Yorktown и эсминец Caron военно-морских сил США. Тогда даже сами американцы, посчитав, что вторжение в территориальные воды Советского Союза было законной реализацией права свободного прохода, все же признали, что подобные действия “с оперативной точки зрения не являются необходимыми”.

Картина же тех давних навалов была и более примечательной (меньшие по габаритам корабли атаковали большие), и более опасной. Все могло обернуться катастрофой, если бы у кого-то сдетонировал боезапас. Но главное — тогда для таких решительных шагов все-таки имелись основания. В случае нынешнего нападения на Азове их фактически не было. Если не считать единственного объяснения со стороны РФ: украинцы не предупредили о проходе. Этот аргумент противоречит версии украинской стороны: мы предупредили, но не получили ответа. И из-за такого разногласия возникают вопросы. А надо ли было так делать?

Да, российско-украинский договор 2003 года никто не отменял. В соответствии с ним воды Керченского пролива находятся в совместном пользовании двух стран. Поэтому украинские корабли, как и российские, имеют право беспрепятственного прохода. Однако после аннексии Крыма РФ стала относиться к Азовскому морю, как к своей вотчине. После возведения пресловутого моста ситуация с пропуском гражданских судов лишь осложнилась, что существенно отразилось на бизнес-активности Мариупольского порта. Такие действия России в Европарламенте назвали “де-факто блокадой” и выпустили в октябре 2018-го документ, осуждающий “избыточные остановки и досмотры торговых судов, включая как украинские, так и суда под флагами третьих стран, в том числе флагами государств Евросоюза”.

Что касается курсирования через пролив украинских военных кораблей, то первый такой опыт со времени аннексии был в сентябре текущего года. Тогда поисково-спасательное судно “Донбасс” и морской буксир “Корец” благополучно добрались до Мариуполя. Хотя по пути следования их сопровождала чуть ли не целая российская флотилия. На странице Facebook украинских ВМС в те дни появилось сообщение о том, что корабли “не спрашивали разрешения у страны-агрессора, а реализовали свое право свободного прохождения по Керченскому проливу”.

Замначальника украинского морского штаба Дмитрий Коваленко, командовавший походом, позже говорил, что, вызывая по радио российского диспетчера, он сказал “планирую заход в двенадцатимильную зону”, а не “прошу разрешить заход”, как предусматривает обычная форма обращения. Однако в российском Росморречфлоте впоследствии заявили, что оба украинских корабля разрешение таки запросили и прошли все “узкие места” под управлением выделенного им лоцмана.

То, что украинских моряков, задержанных несколько дней назад, вынудили на камеру сказать, будто они осознают провокационность своих действий, разумеется, ничего не доказывает. Признание пленника не может быть “царицей доказательств”. Однако от того, какая из сторон здесь лукавит, очень многое зависит в инциденте с тараном и обстрелом. Потому что кто-то один (а может быть, и оба — каждый в своих целях) нарушил алгоритм, пусть и неписаный, по которому состоялся сентябрьский переход из Одессы в Мариуполь. Это привело к усилению конфронтации на море. И обернулось для Украины в итоге введением военного положения в десяти областях сроком на 30 дней.

Степень необходимости

Дискуссия в Верховной Раде о необходимости введения ВП была, пожалуй, самой напряженной из всех, что пережил Петр Порошенко за время своего пребывания на посту президента. Основной вопрос состоял в том, насколько оправдана эта мера. Что она реально дает? И почему нужно приносить в жертву права и свободы граждан, чтобы продемонстрировать решительность агрессору, наступать на которого мы вроде как не собираемся?

• Первая кровь возможной зимней войны РФ против Украины

При этом гражданам так и не объяснили, что же будет сделано в месячный срок такого, что радикально усилит позиции страны в борьбе против агрессора. В сущности обоснования введения ВП свелись не к тому, как Украина сможет в будущем отреагировать на угрозы, а к реакции на событие-провокацию в Азовском море. Причем с сомнительной мантрой о том, что Россия впервые, не таясь, применила против Украины военную силу.

В таком случае непонятно, к какой категории следует отнести, например, гэрэушников Александрова и Ерофеева, задержанных в 2015 году. Они ведь на Донбассе не клубнику собирали. И куда деть десятерых военнослужащих российской армии, по данным СБУ, задержанных во время боев за Иловайск? И почему тогда, когда украинские военные были брошены буквально в пекло, а доказательства участия в военной кампании россиян в погонах были предъявлены, Порошенко не поспешил объявить военное положение? Задавать такие “банальные” вопросы означает не просто отсылать к прошлому. Важно понять логику действий президента.

Сам гарант несколько раз объяснял свою позицию. И речь шла не об отсутствии повода как такового. Отнюдь. Порошенко говорил о том, что “в военном положении запрещены поставки оружия, продукции двойного назначения, а нам надо выиграть войну” и что “странам в состоянии войны МВФ не дает денег” (в 2014 году). Что он “думал не о себе, а о стране, о необходимости сохранить и укрепить все то, что является признаком европейской культуры, систему сдержек и противовесов, политическую конкуренцию, права и свободы граждан, прежде всего свободу слова” (в 2016-м). И что “мы не вводим военное положение, потому что ценности демократии для нас не менее важны, чем ценности суверенитета” (сентябрь текущего года).

Фото: Макс Левин

Это крайне важные признания, поскольку они характеризуют президента как политика, который в своих решениях отталкивается скорее от взгляда в будущее, чем от конкретики ситуации, способной эмоционально подтолкнуть к введению ВП. Почему же Порошенко отступил от указанного принципа? На это может быть лишь два ответа. Либо он знает о планах России начать полномасштабную (или по крайней мере значительно более масштабную) войну против Украины.

Либо ответ лежит на поверхности: ради выборов. После того как президенту пришлось пойти на компромисс и сократить срок действия, на который вводится ВП, с 60 до 30 суток, а вслед за этим проголосовать в парламенте дату выборов — 31 марта 2019-го, в рядах его сторонников раздались гневные возгласы: мол, клеветники хотели оболгать замыслы президента.

Но в день голосования по ВП в студии канала “112 Украина” Павел Жебривский, до недавнего времени глава Донецкой ОВГА, сказал, что принятый вариант документа — результат взаимодействия трех сторон: исполнительной, законодательной власти страны, плюс иностранных партнеров. В ряде украинских СМИ по горячим следам событий в Верховной Раде появилась информация, что на решение Порошенко перекроить указ повлияла канцлер Германии Ангела Меркель, выступающая против отсрочки президентских выборов. Назвать это единственной причиной его уступчивости нельзя, однако правда состоит в том, что кто бы ни занимал высокое кресло на Банковой, ему придется считаться с мнением Запада. Слишком многим Киев обязан Вашингтону, Брюсселю (ЕС) и Нью-Йорку (ООН).

Что скажет запад?

Правда, эффективность апелляции, по крайней мере к последней из указанных инстанций, редко бывает высокой. Экстренное заседание Совета Безопасности ООН, созванное в связи с ситуацией в Азовском море, лишь подтвердило эту традицию. Было обсуждение, было заметное противостояние России и США, в частности, отказ внести в повестку дня предложенный представителем Москвы пункт о нарушении Украиной границы РФ. Но никаких резолюций не приняли. Все ограничилось выражением обеспокоенности.

Иными словами, в связи с открытой агрессией РФ Украина в очередной раз увидела тех, кто выступает на ее стороне (помимо США, Нидерланды, Швеция, Польша, Великобритания, страны Балтии, структуры ЕС и НАТО), но это никоим образом напрямую не может повлиять на Россию. Поэтому абсолютно нельзя сказать, что нападение на украинские катера в Азовском море стали какой-то новой точкой отсчета в отношениях между Западом и Москвой. В международном смысле нам мало что удалось выжать из этого конфликта.

Много ли потеряла Россия? В смысле имиджа — не слишком. В конце концов, он у нее уже столь испорчен, что непонятно, какую политическую гименопластику ей нужно сделать, дабы вновь предстать в глазах мирового сообщества невинной. Сохраняется лишь общий тренд — готовность терпеть ограничительные акции и известную изоляцию ради не вполне ясных целей. Ну действительно, месяц назад Европарламент в резолюции заявил о готовности ввести новые санкции против России, если ее противостояние с Украиной в Азовском море обострится. И оно обострилось! Да еще и накануне саммита G20 в Аргентине, где предполагались полноценные переговоры Путина и Трампа.

Абсурд позиции Кремля настолько густой, что смахивает на смолу для самолинчевания. Рассмотреть сквозь него смысл мало кто способен. Андрей Зубов, российский историк и политолог, доктор исторических наук, лишь разводит руками: “Для чего Путину нужно было, чтобы мир проснулся в отношении Крыма? Ему мало санкций? У него слишком много друзей в мире? Честное слово, я не знаю. Это стопроцентная ошибка с точки зрения даже интересов путинской власти”.

Однако, если приглядеться, логику в действиях Москвы отыскать все-таки можно. Она состоит в том, чтобы заменить внутриполитическую повестку дня внешнеполитической. В первой у Путина сплошные проблемы. Как выразилась российский психолог Анастасия Никольская, одна из авторов недавно опубликованного исследования “Признаки изменения общественных настроений и их возможные последствия”, роман народа с нынешней властью закончен, мы ищем, к кому уйти.

Что в таких случаях остается делать? Правильно. Защищать страну от смертельно опасных врагов, которые чуть ли не на резиновой лодке угрожают России и ее могучему флоту. Возможно, умение переключить внимание подданных на это куда важнее каких бы то ни было санкций.

Но если говорить начистоту, то и действия Киева кажутся обусловленными подобной же мотивацией. Во всяком случае, новая реальность с тяжким грузом военного положения без этой составляющей едва ли возникла бы. И в ней нам всем или по крайней мере тем, кого угораздило жить в десяти областях, которых коснулось ВП, придется месяц жить. Хорошо, если только месяц.

Автор: Юрий Божич; ФОКУС