Истории о военных преступлениях русских в Буче: У одного парня нашли какую-то фотографию, она им не понравилась, и его застрелили
1 апреля российские военные начали отступать из Бучи Киевской области. Это один из городов, где велись самые ожесточенные бои. Когда Бучу освободили, журналистам открылась страшная картина: улицы были усеяны телами убитых мирных жителей, в том числе женщин и стариков, у кого-то при этом руки были связаны за спиной, некоторые погибли от выстрелов в затылок.
В издании The Insider поговорили с жителями Бучи, и они рассказали, как российские военные расстреливали случайных прохожих, грабили дома и не давали уехать.
Кристина
Это были страшные дни. Когда ни твой двор, ни твой дом, ни даже твоя жизнь тебе не принадлежат. Нет света, воды, газа. Выходить запрещено, если выйдешь — расстреливают. В наш двор заехала вражеская техника. 5-го марта выбили окна, ворвались и забрали телефоны. 6-го забрали папу и мужа на допрос. Нашли переписки и звонки в тероборону (мы пытались уехать и хоть чуть-чуть узнать о ситуации). Они смотрят все — посты, телеграм-каналы, и если ты писал что-то, что им не понравится, — тебе смерть.
Вокруг хаты расстреливают людей, какие же это страшные звуки. Даже страшнее звука бомбы. Только сидишь в подвале и молишься, чтобы вернули родных. И нам повезло, попался командир, который любит детей, и зная, что моя трехлетняя дочь в подвале, приказал перегнать технику и не пугать ребенка. Принесли пищу, воду, сладости для малышей. Наших мужчин вернули, доказать их вину не смогли.
Перед этой группой военных чуть раньше шли кадыровцы и чудом прошли наш дом. Командир сказал, что если бы вошли они, нас бы не было. Они мстят за разбитую ранее колонну и даже не разбираются, кого убивать. Повезло.
Фото Ivan Zakharenko.
Следующие три дня прошли в холоде, мы сидели в подвале в жутком страхе и под звуки обстрелов. В дом привели людей, которые бежали из Гостомеля. 15 человек. Мы старались кормить всех. Если бы не мой папа, сидели бы все голодные.
10-го по радио мы услышали, что с 9 часов открывается зеленый коридор, поняли, что нужно выбираться. Спросили у них, можно ли вывезти ребенка. Они сказали, что машиной — нет, расстрел. Решили идти пешком. Коляска, белый флаг, минимум вещей. Объезжали коляской трупы мирных жителей (сколько же их там), которые лежат уже не первый день, ребенку я ничего не объясняла, потому что не знала как.
Почти в каждом дворе россияне. Вдруг звучит команда «стоять!», и мы замираем с поднятыми руками (позже заметили, что дочь тоже поднимала ручонки). Два поста пропустили, на третьем не пускают, разворачивают назад, говорят, что коридор откроется с 15:00. Отчаяние. Возвращаемся, ждем. Еще одна попытка.
Оглядываться нельзя, только вперед. Перед нами вылетает машина с гражданскими, попадает на мину и подрывается, от машины не осталось почти ничего, путь впереди заминирован. Мужчины впереди, я с коляской сзади. Через мины, трупы, разбитую технику, потом через болото мы пробираемся на свободу.
Мы пробирались с коляской через трупы. Вдруг крикнули «стоять!», мы замерли с поднятыми руками, дочь тоже подняла ручонки
Наконец-то нас встречают наши воины и передают ребятам из МЧС, садимся в автобусы и едем. Приезжаем в российский блокпост и ждем 4 часа. Новости плохие. Нас не пускают, придется ночевать в автобусе прямо на дороге. Про эти гуманитарные коридоры на этих блокпостах вообще немногие знают, и они их бесят.
Тем временем темнеет, и над нами начинают летать ракеты. Находим подвал, женщины и дети туда, на улице –10. В подвале прорвало канализацию, и в этом смраде, ужасе и холоде мы сидим до утра.
Утром снова наши военные договариваются, чтобы нас пропустили, и в этот раз нам везет. Последний рывок, вражеский блокпост, замирает сердце, обстрелять могут в любой момент, и мы заезжаем на контролируемую нашими войсками территорию.
Пока мы в безопасности, но психика взорвана, мы изменились, уже ничего не будет как раньше. Мы стараемся нормально общаться, даже шутить понемногу, но закрыв глаза, сразу видишь дорогу, полную трупов, и как мы замираем с поднятыми руками, ожидая их решения.
Закрыв глаза, сразу видишь дорогу, полную трупов, и как мы замираем с поднятыми руками
То, что мы эвакуировались, — это счастье. Но душой и мыслями я с Бучей и со всеми городами-героями, с людьми, которые в ловушках, с детьми, которые вообще не должны быть вовлечены в войну.
Фото Ivan Zakharenko.
Екатерина
Я выехала из Бучи на второй день. Но там остались родители и сестры. Их держали в плену 4 суток. Они брали людей в плен в качестве живого щита. На 6 человек русские дали 1 банку паштета и 1.5 литра воды. Папа стоял в шеренге на расстрел. Чудом его оттуда вывели, а 10 ребят раздели и расстреляли.
Папа стоял в шеренге на расстрел. Чудом его оттуда вывели, а 10 ребят раздели и расстреляли
11 марта мою семью отпустили. Они шли по улице, переступая через трупы мирных жителей. В городе уже месяц не было газа, света, воды. Наш район был оккупирован, и людей не выпускали. Тех, кто осмеливался выйти на улицу, расстреливали.
Родители говорят, что среди оккупантов были и россияне, и буряты, и белорусы. Они грабят дома, ставят свои танки во дворах. На вопросы, зачем они пришли, русский отвечал, что освобождать украинцев от бандеровцев, а белорус — что просто выполняет приказ. Они все молодые — лет 18-20.
Игорь
Я был у сына в Буче, там я и застал войну. Российские оккупанты пришли к нам 3 марта. Мы спрятались в подвале дома. Нам было очень страшно, мы не знали, то делать, просто сидели и ждали. Вечером услышали, что они начали разбивать окна соседнего дома. Мы поняли, что они мародеры, хотели что-то украсть. Всю ночь мы слушали эти звуки, как они бьют окна и выносят вещи из домов. Так мы просидели до утра. Нам показалось, что они пошли дальше по городу, и тогда уже встал вопрос о том, что нам есть, как готовить, как вообще жить. В городе не было ни электричества, ни газа.
Русские устроили себе базу недалеко от нашего дома, за полкилометра. Но люди повыходили из домов, стали готовить на костре еду.
Потом оккупанты привезли артиллерию и стали расстреливать Ирпень. Я видел это своими глазами, там есть новый жилой комплекс, и его хорошо видно из нашего района. Туда летели бомбы. Хорошо, что я не послушал сваху, которая звонила мне и говорила перебираться в Ирпень.
Наш район не так бомбили. Но снаряды все равно прилетали. У нас была соседка. Ракета прилетела в соседние здание, и осколком ей оторвало ногу. У ее сына в тот день был день рождения. Чтобы его не пугать, она терпела боль, как-то сама перевязала ногу. Звонила врачам, а они сказали, что в район боевых действий не поедут. Она до утра протянула, а потом умерла от потери крови.
Фото Игнат Ивлев-Йорк
Через четыре дня после этого я спросил у ее сына, что с мамой. Он сказал, что мама умерла и все это время дома лежит. Мы прямо в огороде выкопали могилу и закопали ее. Мы вообще пытались хоронить по мере возможности тех, кого находили, кто просто лежал на дорогах. Каждый день убивали мирных жителей. Ощущение было, что злость от того, что их технику бомбили, они начали вымещать на людях.
В какой-то момент они начали патрулировать улицы, заходить в дома, проверять телефоны. У одного парня нашли какую-то фотографию, она им не понравилась, и его застрелили.
У одного парня нашли какую-то фотографию, она им не понравилась, и его застрелили
На другой день они зашли в самый крайний дом на улице, возле которого были построены баррикады. Они приказали мужчине выйти из дома и спросили: «У тебя тут баррикады, ты помогал их строить?» И не дожидаясь ответа, пристрелили.
Смелые местные ребята на своей машине развозили воду. Оккупантам это не понравилось, и их застрелили.
Женщина готовила еду на улице, во дворе дома. Увидела русских, испугалась, побежала в подъезд, закрыла дверь, а они открыли огонь по ней из автоматов — убили через дверь.
Я не знаю, с кем они воют.
Автор: Алена Королёва; The Insider
Tweet
