Как собирают доказательства российских военных преступлений в Ирпене
С начала апреля в освобожденных от российских войск районах Киевской области украинские правоохранители собирают доказательства военных преступлений оккупантов. По словам генеральной прокурорки Ирины Венедиктовой, они должны помочь в будущем привлечь к ответственности не только солдат, но и высшее руководство России.
Доказательства собираются для слушания дел в национальных судах и передачи в офис международного уголовного прокурора Карима Хана. В начале марта его офис начал свое расследование в Украине, а в апреле присоединился к совместной следственной группе, созданной Украиной, Литвой и Польшей при участии Евроюста. С начала полномасштабного вторжения Хан дважды приезжал в Украину, в том числе в Бучу, на место массового захоронения мирных граждан. Чтобы рассказать, как украинские правоохранители фиксируют военные преступления, корреспондент издания «Ґраты» отправился в Ирпень с сотрудниками Офиса генпрокурора.
Адреса
В 8:30 утра понедельника на главную площадь Ирпеня подъезжает синий Пежо. Прокуроры Офиса генпрокурора Максим Бака и Адриан Лупу паркуются на площади напротив здания городского совета и выходят на перекур. До Ирпеня из Киева они добрались за час — относительно быстро — в Стоянке как раз открыли временный мост, поэтому не пришлось делать «крюк» и объезжать поврежденный участок трассы Киев-Житомир по проселочной дороге.
На прокурорах однотипные черные штаны и куртки, поверх — синие жилеты с надписью «War Crimes prosecutor». Вокруг пустынно, на домах поблизости и здании горсовета не заметно каких-то серьезных повреждений.
— Это только здесь так, а на окраинах все повреждено. Мы когда первый раз в Ирпень зашли, 4 апреля, я еду и вижу — военная мина торчит возле бордюра, а уборщик берет и объезжает ее так аккуратно, — вспоминает Лупу. — У меня машина поймала осколок. Он же острый, зараза.
— Расстрелянные жилые девятиэтажки, расстрелян садик, некоторые дома разрушены до основания, — присоединяется к разговору Бака.
Он цитирует мэра города Александра Макрушина о том, что в городе разрушена половина всех зданий и добавляет, что правоохранители увидели в Ирпене не только расстрелянные дома, но и тела гражданских. За три недели работы в Ирпене правоохранители обнаружили 271 тело убитых жителей города. Но они продолжают работать и цифра растет.
На площадь постепенно съезжаются полицейские машины и микроавтобусы криминалистов. В 9 утра возле одного из бусов начинается совещание. Высокий мужчина в черной куртке с надписью «Полиция. Главное следственное управление» раскладывает на капоте карту города, разбитую на сектора, и зачитывает десятку следователей адреса, по которым обнаружены захоронения.
«Университетская, там где Налоговая академия, — быстро читает мужчина, диктует номер телефона человека, который сообщил о захоронении в полицию и инструктирует. — Туда подъехать, расспросить местных. Если естественная смерть — не откапываем. Там стремные захоронения, может быть мина».
Бака и Лупу на совещании единственные прокуроры. Адриан говорит, что работы в Ирпене уже почти закончены и большинство следователей и прокуроров сейчас объезжают окрестные села. Тем временем координатор в черной куртке зачитывает адрес, где обнаружили несколько трупов — по улице Садовой. Прокуроры говорят, что отправятся туда. Перекинувшись парой фраз полицейские и прокуроры садятся в машины и разъезжаются по городу.
Дядя Андрей
«По феншую должно было быть так: мы даем указания следователям, они работают, а мы только контролируем, — говорит за рулем Адриан. — Но так следователи зашьются просто».
Максим рассказывает, что документировать преступления российских военных в освобожденных районах отправились сотрудники всех правоохранительных органов, которые занимаются расследованием преступлений — Национальной полиции, Госбюро расследований, СБУ и НАБУ. Преступления российских военных против гражданского населения следователи квалифицируют как нарушение законов и обычаев войны (статья 438 Уголовного кодекса). Чтобы руководить следствием в этих производствах в Офисе генпрокурора создали группу прокуроров. В нее вошли не только сотрудники профильного департамента по надзору в уголовных производствах относительно преступлений, совершенных в условиях вооруженного конфликта, но и прокуроры из других подразделений.
«Брали по принципу, кто хочет и кто умеет», — вспоминает Бака и добавляет, что Уголовно процессуальный кодекс (статья 36) дает право прокурорам из числа этой группы проводить следственные действия.
— Когда мы фиксируем разрушения, бомбовые, ракетные, достаточно нас двоих. Мы опрашиваем гражданских: «Вы знаете, что здесь произошло? Были военные?». Они отвечают: «Да, были рашисты», — рассказывает Максим.
— Один из нас делает заметки, второй снимает на видео, потом составляем протокол, берем контакты свидетеля и идем дальше — подключается Андриан.
— Работаем строго по КПК, собираем доказательства, назначаем экспертизы, допрашиваем свидетелей, — добавляет Максим. — Сейчас едем на труп. Тут обязательно нужны эксперты, кто-то из родных для опознания, копатели.
По адресу, на который выехали прокуроры, оказалась жилая девятиэтажка советских времен. Три ее верхних этажа полностью выгорели, но нижние этажи невредимы, уцелели даже стекла. Увидев надписи на жилетах прокуроров к ним подходит мужчина средних лет.
«Моя квартира на шестом этаже. Как раз в мой балкон прилетело. Двери заклинило, договорился с парнями, сейчас будем ломом открывать, — говорит мужчина, указывая на обугленный балкон, потом спрашивает. — Вы не знаете о комиссии, которая будет решать пригоден ли дом к жизни или нет?».
Лупу отвечает, что комиссия пока не создана и советует для начала документировать повреждения.
«Нужно взять представителя ЖЭКа, представителя горсовета, или от горисполкома кого-то, или депутата, несколько людей от дома, — инструктирует мужчину Лупу. — пройтись, посмотреть несущие конструкции, описать, составить акт, оформить».
Он советует мужчине снять все разрушения на видео, а карту памяти со съемкой потом прикрепить к акту.
«Нужно проявлять инициативу, а не ждать пока к вам придут», — наставляет его прокурор.
Из-за угла дома выходит мужчина в куртке ирпенского водоканала.
«Мужики, вам захоронение нужно?», — спрашивает он. Прокуроры кивают.
«У нас их четыре, — рассказывает коммунальщик и ведет прокуроров во двор. — Там за гаражом Андрей похоронен. Выбежал за водой и его застрелили. Его ошибка была, что бежал. Там — дедушка умер от сердечного приступа, 40 минут откачивали, но что сделаешь. А там вот Вовка — его перед Андреем убили. Он где-то ходил по району и пропал. Мы увидели его через пять дней, мертвого».
Мужчина набирает кого-то по телефону: «Саныч, тут приехали за Андрюхой». Потом снова поворачивается к прокурорам: «Брат его, сейчас приедет». Подъезжают следователи и полицейские-криминалисты. На шевронах последних логотипы управления Национальной полиции в Закарпатской и Ивано-Франковской областях. Полицейские из западных и центральных областей, откомандированы помогать киевским коллегам.
«Оно так и происходит. Приходишь на осмотр, подходят местные и говорят: «Идем еще там покажу, еще там покажу», — рассказывает Адриан Лупу.
Сотрудник водоканала ведет всех за гаражи. Там под вишневым деревом вдоль тропинки к частному дому лежит деревянный поддон. «Здесь Андрей лежит», — кивает в сторону поддона коммунальщик. Следователь уточняет фамилию погибшего. Полицейские обходят место захоронения, кто-то из криминалистов ставит на поддон желтую табличку с цифрой «1».
Группа возвращается во двор, чтобы подождать брата погибшего. За правоохранителями издалека наблюдают трое местных жителей. Они собрались у мангала возле парадного и готовят завтрак в изрядно закопченном котелке. Рядом на флагштоке висит большой украинский флаг.
«Будем дядю Андрея откапывать», — объясняет им коммунальщик. Копатели, которые должны это сделать уже тут, — двое мужчин паркуют посеченный осколками желтый микроавтобус.
У Максима звонит телефон, он отходит поговорить, возвращается и объясняет следователям, что им с Адрианом нужно помочь на другом захоронении.
«Там случай сложнее», — объясняет прокурор.
Крест
По дороге Адриан рассказывает, что когда-то с женой жил в Ирпене.
«Пока присматривали жилье, объездили всю Киевскую область, Гостомель, Борисполь, Вышгород, но так нам этот город понравился. Такой тихий, уютный, зеленый», — вспоминает прокурор.
Многие дома вдоль дороги уничтожены полностью, другие выгорели изнутри.
Адриан меняет тему разговора. Вспоминает громкие уголовные дела в отношении бывших топ-чиновников времен Виктора Януковича, в расследовании которых принимал участие. В частности, дело об организации схемы оборванного транзита нефтепродуктов бизнесменом Сергеем Курченко. По версии следствия, схема нанесла госбюджету 2,6 млрд. гривен убытков.
У Максима другой профиль — он надзирает за оперативно розыскной деятельностью Нацполиции.
«Сейчас применяю навыки, которые получил работая следователем в прокуратуре района», — коротко объясняет он.
Прокуроры приезжают в коттеджный городок на южной окраине Ирпеня и паркуются неподалеку от трехэтажного дома с двумя длинными двухэтажными «крыльями», поделенными на секции двухуровневых квартир. Возле высокого металлического забора припаркованы две полицейские машины, бус криминалистов и желтый бус копателей. Следователи и криминалисты собрались возле открытых ворот. За ними во дворе виднеется деревянный крест. На нем табличка с надписью: «Кряж Сергей 14.11.1995 — 23.03.2022 ???».
Поздоровавшись с прокурорами, следовательница из главного следственного управления Нацполиции кивает в сторону крупного бородатого мужчины средних лет в синей шапке и черной куртке: «Это Михаил, сосед, он сообщил о трупе». Тот здоровается, открывает калитку и заводит правоохранителей на территорию коттеджного комплекса.
Он рассказывает, что Сергей работал строителем и помогал жильцам с ремонтом квартир. Вместе с со своей девушкой он жил здесь же, в Ирпене, но после прихода россиян перебрался в коттеджный комплекс, в одну из квартир, где до этого помогал делать ремонт. Михаил показывает на окно и балкон второго этажа. Там видны отверстия от пуль.
После прихода российских войск Михаилу и другим жильцам дома удалось выехать из Ирпеня.
«Все ему (Сергею) говорили: «эвакуируйся». Однажды он пошел эвакуироваться к Романовскому мосту, а там как раз начался обстрел. Это как раз тот момент, когда убили американского журналиста. После этого он вернулся и все. Не хотел ехать», — вспоминает Михаил.
Хозяин квартиры Александр после начала вторжения выехал из Ирпеня, но уже вернулся. Он открывает правоохранителям двери и приглашает внутрь. В комнате на первом этаже видны следы от взрыва, в дверце шкафа напротив с десяток пулевых и осколочных отверстий. Хозяин предлагает подняться на второй этаж. Там на полу возле окна большое пятно засохшей крови и гильза от патрона для охотничьего ружья. Стены, двери и окна изрешечены пулями и осколками.
«Как его убили, никто не знает. Он вроде бы ранил одного из них, потому что гильза стреляная лежит», — говорит Михаил.
Хоронил 26-тилетнего парня местный житель Александр. Он ждет правоохранителей на улице вместе с копателями. Рассказывает, что похоронить тело смог только через несколько дней. К кресту прибил табличку с указанием ориентировочной даты гибели — 23 марта.
«Открыто уголовное производство по статье о нарушении законов и обычаев войны. Убит гражданский, повреждено жилье граждан. Свидетелей опросили, осмотрели место, где, по свидетельствам людей, его убили, сейчас начнем эксгумацию тела. Его выкопают, осмотрят и отправят на судмедэкспертизу», — объясняет Бака.
Во дворе неподалеку от могилы рыдает пожилая женщина в светло-фиолетовой дутой куртке. Это мать погибшего, она приехала на опознание сына из Черниговской области. Женщина почти ничего не говорит. Следователи переживают, чтобы во время эксгумации она не потеряла сознание, и спрашивают у криминалистов, есть ли у них нашатырный спирт.
«Я просила, молила, говорю: «Сыночка, не лезь, прячься, береги себя, а он: «Мама, здесь у нас два танка русские недалеко и русские там ходят», — рассказывает дрожащим голосом Людмила.
Следователи ведут ее к захоронению, кто-то из правоохранителей приносит белый пластиковый стул, Людмилу усаживают в него, она не прекращает рыдать.
Саша и Роберто
Ближе к полудню следовательница объявляет о начале следственных действий. Под протокол она просит представиться двоих коллег-следователей в звании полковников, четырех криминалистов, прокуроров, свидетеля — соседа Михаила и двух понятых — местных жителей, которые вернулись в дом через дорогу. Чуть поодаль возле желтого буса с табличкой «200» на лобовом стекле ждут двое копателей.
«Я Саша, — представляется невысокий худощавый мужчина в кепке и кивает смуглому мужчине в куртке, перепачканной краской. — А это Роберто, он художник, мы волонтеры».
Саша родом из Новоселовки в Херсонской области, Роберто — из Мексики, но имеет гражданство США. Волонтеры познакомились месяц назад на киевском вокзале.
«Я собрал парней, мы принимали людей и отправляли в эмиграцию. Я его как встретил, за полтора часа сразу научил говорить: паляниця, бандери рулять, Путін — хуйло», — улыбается Саша.
— Бандери рулять? — спрашивает он у Роберто
— Yes, — отвечает тот
— Не yes, а «так», — поправляет Саша.
«Мы тут людей кормим, бабушек, некоторые не ели по паре дней, а он картину рисует, через пару дней ее мэру вручит. Еще под мостом будет большой флаг Украины рисовать «30 на 10 метров», — рассказывает Саша, потом кивает в сторону лопат. — Хотим по максимуму помочь людям, работаем с хлопцем, который занимается кладбищем. Он нам дал бус, но мы его заправляем за свои деньги, что ж это за волонтеры, которые деньги берут».
Роберто рассказывает, что много лет живет в США и имеет двойное гражданство. После начала вторжения он отправился в Польшу помогать украинским беженцам, параллельно рисует. Он достает смартфон и показывает фотографии в инстаграме.
«На пограничном пункте перехода Медика в Польше я нарисовал картину. Мне часто говорят, что она напоминает «Гернику» Пикассо которая посвящена бомбардировке города Герника в 1937 году во время гражданской войны в Испании», — говорит Роберто.
Он рассказывает, что после Ирпеня хочет поехать в Бучу, а затем — в Харьков.
«Пока ты это не увидишь, ты это не поймешь. Мне сложно описать, что я чувствую, чтобы выразить это, я рисую. Люди должны знать, что здесь были зверства», — говорит Роберто.
Мужчины берут в руки лопаты и отправляются выкапывать тело.
Партизан
Правоохранители разделяются на две группы, Максим Бака, следовательница и два криминалиста остаются у захоронения для эксгумации тела. Адриан, два следователя и еще два криминалиста осматривают двор и квартиру, где убили Сергея. Особенно тщательно осматривают входные отверстия от пуль в окне и балконе, чтобы понять, откуда именно стреляли. Один из криминалистов с помощью предмета, напоминающего лазерную указку, просвечивает пулевые отверстия.
«Это лазерный дальномер, с его помощью мы проводим визуализацию — определяем, с какого расстояния стреляли и направление выстрела», — поясняет он и показывает в сторону старого бетонного забора в сотне метров от коттеджа. Закончив работу во дворе и квартире, группа отправляется на улицу.
«От разного оружия изъяли части, вероятно от автомата Калашникова, подствольного гранатомета, ручной гранаты, — рассказывает Адриан и добавляет. — Прямо штурм был, а он из ружья отстреливался — гильзу нашли».
Возле строительного забора, напротив расстрелянного балкона — небольшой холм земли. За ним свалка строительного мусора. Следователь осматривает почву за холмиком.
«Тут гильзы, и еще вот два патрона», — говорит следователь.
«Предположительно СВД», — добавляет криминалист.
Один из криминалистов включает портативную камеру. Следователь приседает на корточки и считает гильзы.
«Двадцать четыре», — сообщает он коллегам и по одной кладет их в зип-пакет.
«Отправляйся на балкон и оттуда наберешь меня», — говорит коллеге криминалист.
Вместе они измеряет расстояние до балкона — 127 метров. Составив протокол, правоохранители возвращаются во двор коттеджа.
Тело уже эксгумировали. Черный пластиковый пакет лежит возле разрытой могилы. Над ним на коленях склонилась мать. Она целует пакет, гладит его, стонет и рыдает. Рядом лежит серое одеяло, в котором похоронили ее сына.
«Мы зафиксировали положение тела, в чем одет, телесные повреждения и существенные гнилостные изменения», — рассказывает следовательница.
После эксгумации правоохранители выписали постановление о проведении судебно-медицинской экспертизы, теперь копатели повезут тело в морг.
«Мы получим вывод эксперта о причине и примерной дате смерти», — объясняет следовательница.
К правоохранителям подходит грузный мужчина в дутой куртке телесного цвета. Он представляется и объясняет, что живет по соседству и знал Сергея.
Мужчина рассказывает, что 5 марта его родители пошли гулять с собакой и заметили брошенный российский танк.
«Местные выдергивали из танка все, что могли. Вдруг начали возвращаться российские солдаты. Они обстреляли моих родителей и их друзей, начали стрелять из минометов по нам. Вот в этот двор был прилет», — показывает мужчина на соседние коттеджи, поврежденные осколками.
Он вспоминает, что пока его родители пытались спрятаться, к ним вышел Сергей и отвел их в подвал. После этого случая соседи объединились в группу. Сергей был в группе как разведчик — ходил по магазинам, что-то пытался собрать полезное, шоколад, кофе. Сообщал ВСУ и местной теробороне о передвижении по городу колонны российских танков.
«Когда мы собрались выезжать, мы предлагали Сергею и его девушке поехать с нами, но он сказал, что останется и будет партизанить. Уже после его смерти в телеграм-группу «Стоянка. Ирпень. Романовка» под постом о его смерти добавили видео, где он бросал коктейли Молотова по российской военной технике», — рассказывает сосед. Затем достает смартфон и показывает видео. Сейчас оно доступно на ютюбе.
На нем Сергей, молодой коротко стриженный парень в зеленой куртке с капюшоном, берет три бутылки с «коктейлем Молотова» и со словами: «Пидорасам привет передаем. За квартиру в Ирпене и за машину в Гостомеле» отправляется с ними к трехэтажному недострою, возле которого можно разглядеть какую-то военную технику. Подбежав поближе, Сергей приседает, поджигает «коктейли» и по очереди швыряет их. Первый не долетает, второй попав, взрывается и вспыхивает, за ним еще один. Сергей быстро убегает.
— Видео его девушка сняла. Она жива, здесь, в области сейчас, — объясняет сосед.
Мужчина готов показать место, где было снято видео.
— Он отчаянный и она отчаянная, — вырывается у Адриана.
Сгоревшая техника в нескольких кварталах от коттеджа. Осмотрев ее, сняв видео и собрав вещественные доказательства, правоохранители возвращаются в коттедж. Следственные действия на сегодня закончены. Копатели грузят тело в бус, с ними отправляется Людмила. Криминалисты складывают оборудования, следователи и прокуроры прощаются и разъезжаются.
— Слушай, а ведь наш партизан может и не подпадает под 438-ю Уголовного кодекса о нарушении законов и обычаев войны, — размышляет по дороге в Киев Максим. — Он же технику сжег, потом отстреливался.
— Не факт. Ну вот зачем его закидывать подствольником, гранатой, СВД, автоматом. Законы войны тоже ж имеют свои границы, — отвечает Адриан и продолжает, — в любом случае наша задача фиксировать выявленные обстоятельства, которым будет дана оценка с точки зрения национального законодательства и международного права. А журналисты расскажут о его геройстве.
22 апреля Роберто выставил свою новую картину на взорванном мосту в Стоянке.
«Река Ирпень. Сегодня я узнал, что здесь, у разрушенного моста, будет мемориал, так что произведение искусства находится в нужном месте», — написал он в инстаграмме.
Автор: Максим Каменев; Ґрати
Tweet