Инфраструктурно-кадровая смерть: сколько нам осталось?

Не окажемся ли мы в ближайшие годы в положении беднейших африканских стран, где приезжие благотворительные команды медиков работают в палаточных городках, приспособленных зданиях и школьных спортзалах? 

В последнее время в украинском политикуме наметились определенные подвижки сознания в сторону того, что текущее состояние нашего здравоохранения типа «не жизнь и не смерть» продолжаться долго не сможет. Даже одно из последних ток-шоу обратилось к этой животрепещущей теме, правда, ни к какому соглашению прийти не смогло в силу желания обсудить за два часа сразу все накопившиеся проблемы, не концентрируясь ни на чем.

Однако, сам факт того, что за 18 лет независимости Украины тема здравоохранения впервые (!) удостоилась публичного обсуждения, говорит о многом. Видимо, наши чиновники за это время достигли того возраста, когда проблемы с личным здоровьем дают о себе знать, а швейцарских клиник на всех не хватает.

Обсуждая реформы, чиновники уверены, что, внедрив «страховую медицину» в форме обязательного медицинского страхования (ОМС), можно немедленно побороть кризис в здравоохранении. Как я уже говорил раньше, медстрахование – всего лишь способ оплаты медицинских услуг. А на что будут расходоваться собранные страховщиками деньги? На содержание того же самого здравоохранения и себя самих?

Позвольте спросить, а раньше оно содержалось за счет чего? Правильно, госбюджета! А госбюджет – это налоговые поступления от физических и юридических лиц. Т.е., называя все своими именами, государство вдруг обнаружило, что финансировать здравоохранение ему нечем и оно решило ввести новый целевой налог «на медицину», при этом не уменьшая старых налогов, в которые медицина уже входила. Таким образом, государство с доброй улыбкой предлагает всем нам оплатить содержание одной и той же системы два раза. Никто не говорит, что здравоохранение – дешевая вещь, но давайте разберемся, за что именно нам предлагают заплатить?

Покупая что-либо, нормальный покупатель интересуется, прежде всего, соотношением цена/качество, наличием гарантийного обслуживания, возможностью в будущем отказаться от данного поставщика услуг и перейти к другому. Осмотрев предлагаемую медицинскую услугу со всех сторон с точки зрения товара, мы увидим, что:

• Заплатить просят сейчас, а услугу обязуются оказать позже, когда заболеешь. Причем факт нуждаемости в медуслуге в будущем будет оценивать лицо с непонятной степенью заинтересованности.

• Непонятен срок действия «договора» с государством. Когда мы покупаем холодильник и нам дают гарантию на 3 года, мы практически уверены в том, что компания не развалится за эти 3 года, или хотя бы передаст свои гарантийные обязательства кому-то достойному. В случае обязательного медстрахования – есть ли гарантии, что государственная концепция не изменится за время жизни нынешнего поколения плательщиков, что эти средства в пожарном порядке не будут изъяты на срочные нужды государства для спасения какого-нибудь банкротящегося банка во время очередного кризиса? Что гарантийные обязательства к тому времени, когда они понадобятся, будет исполнять достойный поставщик медицинских услуг и что государство не делегирует свои обязательства какой-нибудь странной структуре?

• Будет ли соблюдаться принцип разумной достаточности? Другими словами, будет ли государство распределять траты на медуслуги пропорционально потребности или опять бедные будут платить за богатых? Не скажут ли нам однажды в сентябре, что все фонды закончились еще в мае и нужно подождать до следующего года?

Короче говоря, вопрос государственного страхования чего-либо – это, прежде всего, вопрос доверия к государству. Много ли поводов у населения Украины доверять своему государству? Разве это не оно с ловкостью базарного кидалы изымало деньги у граждан без их согласия? Разве не оно десятилетиями выбрасывало на ветер миллионы и потом активно препятствовало контролю за финансами? Разве наше государство умеет отчитываться перед налогоплательщиками за потраченные средства? Разве для такого контроля существуют инструменты?

Но все вопросы финансовой дисциплины тускнеют перед осознанием того, что именно пытаются нам продать.

Любую услугу оказывают люди. То оборудование, на котором они работают – это фонды.

Рассмотрим сначала людей. Уже сейчас люди тратят месяцы, чтобы найти врача, который мог бы практически помочь пациенту. Более того, сами врачи старшего поколения, прекрасно знающие квалификацию коллег, затрудняются найти того, к кому было бы не страшно обратиться в случае действительно «пожарном».

То, что система подготовки врачей и сестер развалена, – совершенно закономерно, советская система и не могла функционировать в условиях дикого капитализма. Но то, что за 18 лет никто даже не попытался наладить новую, – только говорит о том, что никто и не планировал на будущее решение кадровых вопросов в медицине. Они искренне думают, что талантливые врачи заводятся сами, от сырости. Такова квалификация наших стратегов, поголовно лечащихся в зарубежных клиниках.

Кто же производит новых врачей? Университеты, институты? Я вас разочарую, врачей производят другие врачи, только более старшего возраста и высшей квалификации. Средний возраст преподавателей и завкафедрами в медвузах – предпенсионный, уже через пять лет их не будет «у станка». Кто их заменит?

Кадровики 2015 года сойдут с ума, подыскивая на должность завкафедрами и отделениями достойного врача, суетясь на дне огромной кадровой ямы, у которой нет и не предвидится подъема, ибо для того, чтобы в 2015 был подъем, надо было заранее наладить производство новых, качественных врачей в 2004-2005 гг. Условия подготовки врачей таковы, что для получения качественного, самостоятельного специалиста (особенно в оперирующей специальности) нужно потратить: 6 лет – базовая подготовка, 3 года – интернатура и 5-8 лет непрерывной работы в клинике. Итого – 14-17 лет подготовки! Какой специалист учится дольше? И после всего этого врачу предлагают «зарплату» ниже, чем у уборщика в банке… При такой «стратегии» кадровая смерть нашего здравоохранения была запрограммирована много лет назад.

Что нас ждет с кадрами, мы более или менее выяснили. Теперь посмотрим на фонды, которые, как известно, представляют собой здания и оборудование длительного пользования, установленное в них. Что представляют собой наши здания? Прежде всего, сколько их и где они расположены? Старые здания больниц у нас расположены как можно ближе к месту жительства будущих пациентов, т.е. в центре городов.

Это неудивительно, если вспомнить, когда они строились. А строились они для населения, передвигающегося исключительно пешком, поэтому вопрос доступности решался близостью. Таким образом, больницы наиболее «древних» годов постройки оказались в самых центрах наших городов, а те, что были построены позже, оказались более или менее на окраинах. Больниц, построенных недавно, т.е. после обретения независимости – единицы, так как никакого социального строительства вообще не велось! Более того, часто те единичные больницы, что построены за последние годы, имеют качество строительства хуже, чем доперестроечные.

Если оценивать пригодность использования всех этих зданий в качестве больниц и сроки вывода из эксплуатации, то возникнет «радостная» ситуация: мы обнаружим, что зданий, в которых можно было бы разместить новые, реформированные структуры здравоохранения, почти нет! Ибо: старые здания, построенные в центрах городов, часто в 50-60 г.г. прошлого столетия, настолько обветшали, что уже не соответствуют никаким санитарным нормам и не могут быть использованы для лечебных целей без полной реконструкции, которая на практике часто оказывается дороже, чем новое строительство.

Далее, относительно новые больничные знания, построенные в последние предперестроечные годы на окраинах городов, тоже на ладан дышат. Ведь им уже более 20-25 лет, даже жилой дом в таком возрасте уже считается старым, что говорить о больнице с ее скоростью износа инфраструктуры! Время их жизни подходит к концу, еще 5-6 лет они протянут, а что дальше?

Вышеупомянутые единичные новые знания клиник строились на частные и корпоративные капиталы и государству не принадлежат. Построены они именно как частные клиники, т.е. имеют довольно узкий профиль, максимальную автономность и удаленность от городов, ибо рассчитаны на клиента и медперсонал «на колесах».

На эти здания государству смотреть нечего, это уже зачатки новой системы здравоохранения, которая явочных порядком создается дальновидными и обеспеченными людьми «для себя». В качестве провайдеров медицинских услуг широкого профиля по страховым схемам для среднего класса и ниже такие здания не подойдут, даже если государство умудрится изобрести незаконный способ добыть эти здания для себя.

Так где же будут размещены медицинские учреждения, в которых будут лечиться граждане Украины по страховкам ОМС? Если предположить, что государству удастся завершить начатое и внедрить систему ОМС (в любом варианте), то где и кто будет поставлять медицинские услуги всему населению Украины, ибо застрахованы будут все?

Вышеизложенные рассуждения приводят нас к выводу, что через 5-7 лет совпадут во времени два кризиса, кадровый и инфраструктурный, каждый из которых в отдельности может подкосить любую систему здравоохранения. Чего же ждать одновременно от двух кризисов? Кто и за какие деньги построит несколько тысяч современных больниц (хотя бы и типовых), в которых можно было бы разместить современную крупногабаритную медицинскую технику (томографы и пр.) и которые простоят хотя бы следующие 20 лет?

Кто и за какие деньги подготовит и наймет врачей и медсестер, которые смогут на всем этом грамотно работать? Названные пять лет промелькнут очень быстро, и не постигнет ли не обеспеченные ничем украинские полисы ОМС судьба печально известных приватизационных ваучеров? Не окажемся ли мы в положении беднейших африканских стран, где приезжие благотворительные команды медиков работают в палаточных городках, приспособленных зданиях и школьных спортзалах?

Ну и, наконец, последний вопрос: кто ответит за то, что страна за столько лет не начала даже дискуссии по вопросу замены одной системы здравоохранения другой? Что у политиков не хватило мужества начать жизненно важные реформы? Михаил Булгаков был прав: трусость, все-таки, – самый страшный порок!

Юрий Набоков, Эксперты Украины