Террор по-киевски: когда любовь сильнее смерти

Сообщение о подрыве кортежа Виктора Януковича в день его инаугурации оказалось ложным. Ничего удивительного тут нет. Еще сто лет назад, когда бомбы боевиков-революционеров взрывались по всей империи, Киев был настоящим «заколдованным местом» для террористов, их динамит тут никак не взрывался. Почему террористам-революционерам не удалось взорвать в Киеве ни одной бомбы ни сейчас, ни сто лет назад?

Кровавый дебют

Войну царизму объявили социалисты-революционеры. Смертные приговоры «царским сатрапам» выносил ЦК партии, а приводила их в исполнение партийная Боевая организация (БО) под руководством недоучившегося киевского фармацевта Грирория Гершуни.

Террористов-смертников Гершуни подбирал лично. Требовались фанатики. Убегать с места убийства запрещалось. Царский суд над собой боевики были обязаны использовать как трибуну для пропаганды эсеровских идей, а своим равнодушием к казни лишний раз испугать власть, как бы говоря: такие люди не остановятся и пойдут до конца.

Первые же акции питомцев Гершуни прошли удачно. 2 апреля 1902 года в Санкт-Петербурге боевик, переодетый офицером, застрелил в вестибюле министерства внутренних дел министра Сипягина. В июле другой террорист ранил в харьковском парке Тиволи губернатора князя Оболенского. А в мае 1903 года был застрелен в городском парке уфимский губернатор Богданович.

Гершуни, лично контролировавший теракты, из Уфы отправился в Женеву для отчета ЦК партии о проделанной работе. Но на свою беду решил по пути заехать в Киев.

Крах инженера Дарнициенко

Из Уфы в Киев Гершуни отправил телеграмму. А в Воронеже, пересев на киевский поезд, послал вторую. Обе были адресованы некоей Розе Рабинович, содержавшей лечебницу на Бессарабке. В лечебнице постоянно крутились подозрительные личности, и полиция давно взяла девицу Рабинович под негласный надзор. Когда она получила телеграмму «Папа приедет завтра», подписанную странной фамилией «Дарнициенко», наряды филёров (агентов наружного наблюдения) тут же отправились на станцию Дарница и на всякий случай на станции Боярка, Киев-2 и Киев-1.

Предусмотрительность оказалась нелишней. В Дарнице из поезда никто не вышел. Зато на правом берегу Днепра, на станции Киев-2 (сейчас Киев-Московский), на платформу соскочил господин в фуражке инженера, нагнулся, чтобы завязать шнурок ботинка, и профессионально при этом проверил, нет ли за ним слежки.

Это его и сгубило. Фото Гершуни у полиции не было, и агенты не знали его в лицо, но один из филёров перехватил его взгляд. «Инженер» косил, а велено было ловить как раз косоглазого. Когда он подошел к конечной станции конки, которая шла по Васильковской улице от станции Лыбедь до самой лечебницы Рабинович, последние сомнения у агентов тайной полиции исчезли. Гершуни тоже понял, что попался. Старший филёр потом указал в донесении, что «объект» купил стакан лимонаду, но выпить не смог, так у него сильно дрожали руки.

Веселый Драгомиров

После ареста Гершуни эсеры кардинально изменили тактику террора. Выстрелы в спину ничего не подозревавшим людям слишком походили на тривиальный бандитизм. Отныне визитной карточкой революционного террора стала динамитная бомба.

ЦК партии утвердил боевикам три главные цели. В Санкт-Петербурге надлежало убить министра внутренних дел Плеве, в Москве — генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, в Киеве — генерал-губернатора Клейгельса.

Последний был настоящим подарком для эсеров. До него наместником царя в Киеве много лет прослужил генерал Драгомиров. Герой турецкой войны, бывший начальник Генштаба и автор «Учебника тактики», по которому выучились несколько поколений офицеров, Михаил Драгомиров был любимцем киевлян.

Особенно всем нравилась история о том, как генерал, когда он был моложе, закутил на целых три дня. Киевский полицмейстер Новицкий написал донос царю. Узнав об этом, Драгомиров послал в Петербург телеграмму: «Третий день пью здоровье вашего императорского величества». Александр III, который сам любил выпить, сдержанно ответил: «Пора бы и перестать».

Эсеры понимали, что публично казнить Драгомирова было бы для них роковой политической ошибкой. Но в 1903 году генерал заболел и уехал умирать в свое родовое имение под Конотопом. На его место назначили бывшего петербургского губернатора Клейгельса, который, как ехидно шутили его современники, был «выдающимся градоначальником в смысле полицейском».

Переводу Клейгельса в Киев предшествовал скандал. Генералу донесли, что некая француженка с сомнительной репутацией слишком шумно кутит с гвардейскими офицерами. Он, не поинтересовавшись, кто именно из гвардейцев ей покровительствует, велел девице в 24 часа покинуть Петербург. Клейгельса вызвал к себе сам командующий войсками гвардии великий князь Владимир Александрович, в присутствии адъютантов накричал на него с использованием гвардейской лексики — и генерал очутился в Киеве, еще не зная, что проклятая девица спасла ему жизнь.

Сменившего Клейгельса на посту петербургского генерал-губернатора Трепова боевики затравили покушениями до смертельного инфаркта. А следующего — фон дер Лауница — убили.

Козаки из Польши

По сравнению с Петербургом и Москвой, где Плеве и Сергей Александрович ездили с охраной в закрытых каретах (не было видно, кто на самом деле внутри) и постоянно меняли время и маршруты поездок, задача бомбистов в Киеве выглядела детской забавой.

Клейгельс всегда выезжал из губернаторского дворца на Институтской улице в открытой коляске и без охраны. Сейчас этого дворца нет, он сгорел в 1920 году при отступлении из Киева поляков. У ворот дворца постоянно дежурил полицейский. Но боевикам достаточно было подождать генерала на Крещатике, подбежать к коляске и забросить туда бомбу.

Киевский генерал-губернатор Николай Клейгельс

Для этой миссии из Белостока в Киев приехали супруги Козак. Но время шло, а результата не было. В Петербурге бомба уже убила Плеве, в Москве — разорвала на куски великого князя Сергея Александровича прямо на кремлевской площади. Только в Киеве не ладилось.

То бомбисты отвернутся на минутку, и у них за спиной прошуршит по брусчатке коляска Клейгельса. То мимо пойдет полицейский и внимательно поглядит на сверток с бомбой в их руках. Причина всегда находилась. А в один прекрасный день супруги Козак исчезли из Киева, даже не попрощавшись со своим куратором от БО Давидом Барышанским.

Киевом занялся лично Борис Савинков, организовавший петербургское и московское покушения.

Любовь и бомбы

В Женеве Савинков завербовал эмигрантов из Западной Украины Маню Школьник и Арона Шпайзмана. Он опасался привлекать местных киевских эсеров, так как существовал риск, что их знает полиция. Но киевская атмосфера сыграла злую шутку и с этой парой бомбистов.

«Гуляя часто по Крещатику в те часы, когда Шпайзман и Школьник должны были наблюдать за Клейгельсом, я редко видел их на местах, — писал впоследствии Савинков.— Встречаясь с ними по вечерам, я не раз высказывал им свое удивление. Они объясняли свое отсутствие разными причинами: то Шпайзман был нездоров, то у Школьник болит голова от уличного шума и т.п. Мне казалось, однако, что они что-то от меня скрывают».

Скрывали молодые люди от члена ЦК свою любовь. Это стало ясно, когда Савинков вызвал Маню Школьник на свидание одну, без Шпайзмана, и попросил объясниться. Маня заплакала: «Ну хорошо… Я вам скажу все… Только бога ради пусть не знает Арон». — «В чем дело?» — «Арон мне не позволяет. Он не хочет, чтобы я бросила бомбу…» — «Но ведь не вы будете бросать бомбу, а он. Вы ведь будете только в резерве». — «Все равно. Он не хочет и этого». Надо отдать должное живой иконе революционного террора Борису Савинкову. Он отпустил влюбленную парочку на все четыре стороны, а в ЦК доложил, что с Клейгельсом ничего не получится.

За почти десять лет революционного террора эсеровские боевики совершили 263 теракта, убив и ранив при этом более четырех тысяч человек. Но Киев, где любовь оказалась сильнее смерти, бомбисты больше не посещали, а в 1909 году ЦК партии эсеров и вовсе отказался от террора и распустил Боевую организацию.

До революции 1917 года политический террор наведался в Киев только однажды. В сентябре 1911-го Дмитрий Богров застрелил в оперном театре царского премьер-министра Петра Столыпина. Но это было дело рук анархистов, и вообще совсем другая история.

Сергей Петухов, Weekly.ua