Репортаж с места гибели рейса MH17

Пресс-центр так называемой Донецкой народной республики отказал нескольким украинским СМИ в аккредитации с формулировкой «до особого распоряжения правительства». Мне повезло чуть больше: я въехал на неконтролируемые Украиной территории за неделю до ужесточения правил. Паспорт с киевской пропиской на территориях «республик» уверенности в себе не прибавляет.

В годовщину крушения малайзийского Боинга-777 корреспондент журнала Фокус  побывал в тех местах, куда упали обломки лайнера

На одном из первых блокпостов, услышав, что я журналист из Киева, аж присвистнули от неожиданности.

— Из Киева? — заметно оживился бородатый автоматчик. — Сейчас будем разговаривать.

Взяв в руки паспорт, он медленно перелистывал страницы, подолгу изучая каждую запись.

— Ну и как впечатления? — поднял взгляд на меня.

— Да вот для того и еду, чтобы всё увидеть своими глазами.

Бородач молча вернул паспорт. Осмотрев багажник, бросил:

— Езжайте.

Схема падения малайзийского лайнера. Обломки обнаружены возле трёх населённых пунктов, в которых побывал  корреспондент Фокуса

Город

Донецк. Сначала мне кажется, что здесь мало что изменилось: прохожие, транспорт, рестораны и магазины — всё как будто на месте. Но уже в километре от центра город выглядит опустевшим. На некоторых улицах закрыты практически все магазинчики, аптеки и банки. Даже одинокие прохожие попадаются не часто. Народ собирается разве что на остановках — троллейбусы и маршрутки ходят исправно, но редко.

Чем ближе к аэропорту, тем больше повреждённых обстрелами домов. Частично разрушенные здания есть и в других районах. Рабочие коммунальных служб в оранжевых жилетах перемещаются группами — то тут, то там они наводят чистоту на пустынных бульварах и в парках.

Каждый вечер эхо разносит по городу глухие звуки. "Может, миномёт, а может, и орудие", — рассуждает парень, сидя с подругой на скамейке в парке. Вокруг — многоэтажки, и определить источник звука практически невозможно. Иногда канонада усиливается и мешает уснуть по ночам. Тревожней всего на рассвете, когда снаряды начинают разрываться в городе.

Повсюду непривычно много людей в камуфляже: они ходят по улицам, водят машины, сидят в ресторанах и занимают очереди в магазинах. С одиннадцати вечера до утра в Донецке комендантский час. По улицам перемещаются патрули, а такси останавливают на блокпостах между районами — проверяют, кто, откуда и куда едет в ночное время.

"Тела, багаж и личные вещи падали прямо во дворы"

На следующий день меня разбудил телефонный звонок: знакомый донецкий таксист сообщил, что в полпятого был обстрел, предложил выехать на место. Еду. Полуразрушенный дом в Киевском районе — в паре километров от знаменитого донецкого аэропорта. Снаряд пробил огромную дыру в стене. Дом населён в основном пенсионерами. Чудом никого из них не задело.

— Что те, что эти — все уроды! Одни стреляют из города, другие обстреливают в ответ, — в отчаянии кричит пожилой мужчина.

Он стоит в клубах пыли посреди того, что ещё несколько часов назад было имуществом его семьи, и пытается вытащить из кучи свежего хлама какой-то предмет. Затем бросает это занятие, обводит взглядом журналистов и выдаёт:

— Это прекратится, когда Россия перестанет поставлять сюда оружие. Оно здесь в ларьках не продаётся.

— Тише ты, уймись, — успокаивает его жена.

Она опасается, что супруг, разгорячившись, наговорит лишнего. Между тем несколько иностранных журналистов, заинтересовавшись, подходят поближе.

— Он сейчас не в себе, не обращайте внимания, — просит их женщина.

Мужчина умолкает и вновь принимается разбирать завал из вещей, искорёженных взрывом. Смотреть на чужую беду тяжело, да и цель поездки у меня иная — посетить места падения боинга. Именно так — места, а не место, потому что обломки лайнера упали возле трёх населённых пунктов.

Рассыпное. Кабина

Кабина самолёта была найдена возле посёлка Рассыпное

Дорога до Тореза — это час езды на автомобиле. На выезде из Донецка пересекаем несколько блокпостов. Боевики заняты своими делами, кажется, проходящий транспорт почти не замечают. На самом деле угрюмо всматриваются в салон и провожают взглядом.

На трассе за городом выдыхаю с облегчением. Летом в этой части Донбасса очень живописно: мимо проносятся поросшие зеленью терриконы, пруды, жёлтые поля пшеницы, уходящие за горизонт. После Тореза дорога ощутимо хуже — автомобиль движется со скоростью черепахи, объезжая выбоины и ямы. Но это не последствия боёв — местные дороги, как это часто бывает в украинской глубинке, много лет не ремонтировали.

Ещё несколько малолюдных посёлков, поля, брошенные полуразвалившиеся постройки посреди пустырей— и мы на месте. Посёлок Рассыпное. Год назад над ним был сбит лайнер рейса MH17. Тела, багаж и личные вещи падали прямо во дворы. На окраину Рассыпного упала и кабина самолёта.

Бывший глава поселкового совета Рассыпного Олег Мирошниченко вспоминает:

— Я выехал на место буквально сразу. Лётчик находился в кресле, пристёгнутый ремнями. Остальные тела были разбросаны рядом.

Мы беседуем на детской площадке возле клуба. У здания местной администрации бывший председатель чувствует себя неуютно — чиновника сместили с должности за неделю до нашей встречи. Бывший горный инженер Мирошниченко руководил селом тринадцать лет.

— Сейчас власть взяли военные, — коротко поясняет он.

Оглядываясь по сторонам, Мирошниченко говорит, что не сумел найти общего языка с новыми властями в районном центре Торезе. Конфликт возник из-за его инициативы установить памятный знак на месте падения кабины боинга.

— На сорок дней после катастрофы я предложил установить крест. В районе меня не поддержали — сослались на то, что в самолёте были люди разных вероисповеданий и православный крест будет неуместен, — вспоминает Мирошниченко, сидя на лавочке напротив детских качелей и горок.

Но крест всё-таки установили.

— Как только крест появился, люди понесли цветы и мягкие игрушки. Место памяти нужно самим людям — тяжело такое держать в себе. Многие из местных не оправились до сих пор, — сложив руки на коленях, тихо говорит бывший чиновник.

— Некоторые СМИ обвинили местных жителей в том, что они забирали ценные вещи себе. Были такие случаи? — спрашиваю я.

— В жителях Рассыпного я уверен. Если в первые минуты кто-то что-то и подобрал, то потом наверняка вернул в организованные МЧС пункты сбора, — уверяет Мирошниченко, вздыхает и продолжает: — Дело в том, что буквально через пару часов сюда съехалось очень много людей, даже казаки из Луганской области приехали. Гарантировать, что никто из пришлых ничего не увёз, я не могу.

Бывший председатель вновь оглядывается, разводит руками и даёт понять, что разговор окончен.

Петропавловка. Осколки

Передняя часть фюзляжа возле посёлка Петропавловка

Глава посёлка Петропавловка Наталья Волошина встречает нас на крыльце здания местной администрации. Ровно год назад с этого же места она наблюдала, как огромный лайнер разваливается на куски.

— Если честно, то я тогда очень испугалась, что обломки летят прямо на село, — медленно подбирая слова, говорит Волошина.

Вспоминая год, прошедший с прошлого июля, она как будто сдерживает рыдания.

— Да простудилась я, горло болит,— отмахивается Волошина от дальнейших расспросов, не желая выдавать свои эмоции.

Проходим в её кабинет, заставленный фикусами в человеческий рост. Рабочий стол украшает необычный предмет. Его нижняя часть — стеклянный куб, в верхней — металлической — угадываются две человеческие фигуры, протянувшие друг другу руки. Этой композицией Волошина гордится — её в знак благодарности вручил глава группы голландских экспертов, исследовавших место катастрофы.

Спустя неделю после падения малайзийского боинга в Петропавловке начались боевые действия. По словам Волошиной, бои в округе не прекращались более пяти месяцев.

— За это время у нас были сильно повреждены более 40 домов, многие жители выехали, — констатирует женщина.

Сама она тоже оказалась в сложной ситуации: не ушла с должности после установления "ДНР".

— На территории Украины меня объявили предателем, — она закрывает лицо ладонями.

— Но вы же могли уйти, уехать, в конце концов?

— Я не могла уехать, я ответственна перед жителями Петропавловки. Кто-то должен был организовывать подвоз продуктов, лекарств, ремонтировать электросети и восстанавливать подачу воды. Я больше года не виделась со своей матерью, живущей на неоккупированной территории. Там же живёт и учится моя дочь, которая на себе испытала пренебрежительное отношение к переселенцам из Донбасса.

Пока Волошина произносит свой эмоциональный спич, мой взгляд непроизвольно останавливается на двух флажках "ДНР" у неё на столе— рядом с подаренной голландцем скульптурой.

Грабово. Хвост

Хвостовая часть самолёта найдена возле посёлка Грабово

Глава местной власти в селе Грабово Владимир Бережной на встречу приезжает не сразу. Пока мы ждём его у въезда в село, рассматриваем табличку, прибитую к столбу в поле у дороги:

Остановись и помолись,

почувствуй бег минут,

здесь боинг пал…

И в страшный миг он чью-то

жизнь забрал.

Вскоре появляется автор. Из разговора выясняется, что бывший водитель-дальнобойщик, поклонник Владимира Высоцкого Бережной иногда тоже берёт в руки гитару. Вместе направляемся в здание поселкового совета.

— В Грабово, слава богу, сейчас тихо, — с видимым удовлетворением говорит Бережной и усаживается в кресло.

Над его головой на самом видном месте в кабинете — портрет Тараса Шевченко.

— А что было осенью, зимой? — интересуюсь я.

— Линия фронта здесь недалеко проходила. До Никишино — 10 километров, до Дебальцево — 20. К нам прилетело только три снаряда. Никто не пострадал.

Глава поселкового совета уверяет, что Грабово уберёг от жертв своевременно проведённый крестный ход.

— Люди видели, что хвост самолёта падал в направлении села. Над поклонным крестом, установленным на въезде, обломок развернула какая-то сила, — активно жестикулируя, Бережной показывает, как невидимая стена защитила жителей Грабово.

Такой же версии придерживается и настоятель местной православной церкви отец Сергий. Высокий бородатый мужчина, опоясанный тесьмой, явно рад гостям.

— За четыре дня до падения боинга мы провели крестный ход — в том месте, где установлен поклонный крест. Это и спасло, — безапелляционным тоном говорит священник.

Мы стоим на пригорке у церкви, её двери распахнуты. Священник торжественно объясняет, что отныне крестный ход 17 июля станет ежегодной традицией. Говорит, что формат панихиды он долго обсуждал с местным церковным начальством. Те решили, что панихида должна быть посвящена упокоению душ всех жертв войны, в том числе и авиаката­строфы.

— Пассажиры этого самолёта тоже погибли из-за войны. Так получается, — присев на скамью, добавляет священник.

"Как только крест появился, люди понесли цветы и мягкие игрушки. Место памяти нужно самим людям — тяжело такое держать в себе"

Тут же пускается в воспоминания прошлого года, когда он вывозил дочь из-под обстрелов в Горловке. Долго рассуждает о войне и мире. Внезапно делает вывод: виноваты во всём американцы, дескать, это они рассорили народы.

— А как же Россия? Не считаете, что есть огромная доля её ответственности? — мягко возражаю я.

— Я могу о церкви сказать. Православная церковь — это та организация, которая стремится к миру, — слегка прищурившись, меняет тему священник.

До встречи

Те жители Грабово и Рассыпного, с которыми удалось пообщаться, верят в то, что боинг сбил украинский истребитель. Этот мифический истребитель — что-то вроде летающей тарелки, которую видели все, но по-разному. Бывший мэр Рассыпного, например, уверяет, что военный самолёт выглядел как "блестящая маленькая птица высоко в небе". Грабовский же священник заверил, что истребителей было два, и один из них был сбит неподалёку сепаратистами.

— Мне тем вечером позвонил брат. Сказал, что катапультировавшегося лётчика задержали шахтёры, — заговорщическим тоном сообщил отец Сергий.

— Если истребитель упал недалеко, то его должны были найти. Кто-нибудь нашёл то, что от него осталось? — пытаюсь прояснить ситуацию.

— Ну это так люди говорили… Я лично не видел, — поникает батюшка.

Так или иначе версии местных жителей отражают официальную линию, принятую властями "ДНР". К Украине здесь относятся по-разному, часто ругают украинских военных, президента и премьера. Не понимают местные жители и смысла экономической блокады, клянут пропускную систему и долгие очереди на блокпостах.

За прошедший год на место падения самолёта приезжали трое родственников погибших пассажиров: двое из Голландии и один из Австралии. Многие иностранцы боятся ехать из-за неясного статуса "ДНР" и продолжающихся боевых действий. Недавно одна голландская семья написала жителям Грабово письмо. Его привёз с собой голландский журналист.

— Там было сказано, что родственники жертв чувствуют связь с нами — местными жителями, потому что мы последние люди, которые видели их близких. Ведь останки в Голландию привезли в закрытых гробах, — рассказал Владимир Бережной.

— Вы готовы с ними встретиться?— уточняю.

— Мы готовы. Пусть приезжают. Им это нужно даже больше, чем нам — очевидцам катастрофы.

По пути из Грабово я думаю о том, согласятся ли родственники трёх сотен людей, летевших тем злополучным рейсом, с версией событий, на которой настаивают местные жители. Вряд ли. И, возможно, именно поэтому важно, чтобы такая встреча когда-нибудь состоялась.

Фото: Getty Imades

Инфографика: Александр Шатов

Автор: Виталий Атанасов, ФОКУС

Tweet