История одной легенды: Stg.44 как прообраз автомата «калашникова»

74 года назад, в начале осени 1943-го, первые 15 тысяч экземпляров этого «вундерваффе» поступили в войска, воевавшие на Восточном фронте. Боевое крещение новое оружие должно было пройти в самых суровых условиях войны. Результаты не заставили себя ждать: оснащённые Stg.44 подразделения показали возросшую боевую эффективность по сравнению частями Вермахта, оснащавшимися привычными карабинами Mauser K98(x), пистолетами-пулемётами МР38/40 и основными пулемётами MG34 и MG42.

История с памятником Калашникову, установленному 19 сентября в Москве, совпала по времени с 74 годовщиной  первого серийного выпуска прообраза этого оружия, немецкой штурмовой винтовки  Sturmgewehr 44 (Stg.44), чертеж которой, по недоумию изобразили на вышеупомянутом памятнике. Спохватившись и поняв в какую лужу сели, создатели решили спилить часть памятника с схемой, рабочих же, которые пытались это сделать, задержали полицейские. В конце концов, часть монумента со схемой все-таки спилили, насмешив своим идиотизмом даже записных российских патриотов. Но речь в этой статье совсем о идиотизме российско-советской бюрократии (хотя ее автор тоже коснется), а о легендарной немецкой штурмовой винтовке, из-за которой и разгорелся очередной псевдопатриотический скандал в Эрэфии.

***

Мастера киношных реквизитов его просто обожают. Что в «Железном кресте», что в «Мост у Ремагена», что в «Спасти рядового Райана», — и даже в последнем немецком сериале «Наши матери, наши отцы», вызвавшем лютое бешенство советских имперастических мурзилок, заблудившихся во времени и пространстве, можно увидеть это творение сумрачного тевтонского гения: Sturmgewehr 44, первый, пожалуй, современный «автомат». Редкий художественный фильм о Второй Мировой войне на европейском театре военных действий обходится без узнаваемого железного «героя». Его магазин с характерным лёгким изгибом вперёд и рёбрами жёсткости невозможно спутать ни с чем.

Ровно семьдесят лет назад, в начале осени 1943-го, первые 15 тысяч экземпляров этого «вундерваффе» поступили в войска, воевавшие на Восточном фронте. Боевое крещение новое оружие должно было пройти в самых суровых условиях тотальной войны. Результаты не заставили себя ждать: оснащённые Stg.44 подразделения показали существенно возросшую боевую эффективность по сравнению частями Вермахта, оснащавшимися привычными карабинами Mauser K98(x), пистолетами-пулемётами МР38/40 и основными пулемётами MG34 и MG42.

Так отчего же «провидец» Гитлер, несмотря на восторги военных, продолжал сопротивляться доработке и запуску нового оружия и патронов для него в массовое производство? Почему «великий фюрер» даже слышать поначалу не хотел о Stg.44 — несомненно, лучшем стрелковом оружии Второй Мировой, оружии, определившем пути развития соответствующей амуниции, тактики стрелковых подразделений, войск специального назначения и всей сопутствующей военной и гражданской инфраструктуры как минимум на последующие полвека?

Stg.44

Разговоры о «гениальности» или «глупости» того или иного политического деятеля в эпоху эгалитаризма, массовых призывных армий и тотальных войн, сопровождающихся уничтожением народного хозяйства целых стран, могут вызвать лишь ироническую усмешку, но в пространстве «русского мiра» до сих пор не утихают баталии на сей счёт. Некоторые коллеги в попытках постижения бесчеловечной логики «массовой истории» проделывают головокружительные кульбиты — из бравирующих симпатизантов «дуче» и с трудом скрывающих восхищение «фюрером» превращаются во вдохновителей сталинобусной истерии и начинают вещать о «потрясающем бардаке, царившем повсюду в третьем рейхе», но воз и ныне там.

Похоже, он останется «там» ещё долго, несмотря на потуги вытянуть его из болота непонимания маршрутками с портретами «отца народов» и «выдающегося кризис-менеджера» в пенсне, подозрительно напоминающем гиммлеровские стёклышки. Ещё на заре эгалитарной эпохи Бонапарт обронил знаменитую bon mot про бога, питающего явную слабость к большим батальонам, и, надо признать, тенденцию он уловил необычайно точно. Бог полюбил большие батальоны не только на поле боя: в науке, промышленности, политике — везде — XIX и в ещё большей степени ХХ век стал веком «больших батальонов».

И поэтому — забегу чуть-чуть вперёд — четыреста тысяч «штурмгеверов», поступивших в действующую армию к началу весны 1945 года — никакого существенного влияния на ход войны не оказали, и оказать не могли. Слава богу, тенденция нашего века — иная: на смену массовым армиям фрустрированных граждан в шинелях на рыбьем меху идут армии компактные, укомплектованные профессионалами, война снова становится делом и уделом специалистов, отпадает необходимость в ставших привычными в прошлом веке институтах гражданства и «национального самосознания», обеспечивающих тот самый воспетый что красными, что коричневыми кликушами «массовый героизм», призванный (уж простите за каламбур) затыкать прорехи военной логистики наряду с тупостью, невежеством и трусостью «эффективных управленцев» вкупе с «гениальными вождями». Так что давайте вернёмся к сути — то есть, к военной логистике.

Производство вооружения для массовых армий — архисложная задача со многими переменными, и значительная часть этих переменных переменчива настолько, что от самого поверхностного обозрения задачи остатки волос начинают в панике выпрыгивать из головы. Стоит изменить один фактор, как вслед за ним лавиной следуют другие изменения, количественные переходят в качественные, и конца этому процессу не видно. Так, никакой проблемы в том, чтобы создать более дальнобойный и обладающий большей пробивной способностью боеприпас, нет, но каждый патрон становится тяжелее. И если для двадцати — тридцати патронов это не проблема, то в масштабах вооружённых сил, когда патронов нужны миллионы, если не десятки миллионов, проблема появляется и становится во весь рост.

С другой стороны — а нужна ли каждому бойцу везде и всегда непременно полная мощь? Специалисты Управления вооружений Вермахта ещё в самом начале войны поняли, что в наиболее часто возникающих боевых ситуациях пехотинцы будут соревноваться с противником в стрельбе на максимальную дальность чуть реже, чем никогда, и потому в штатном патроне к маузеровской винтовке К98 уменьшили пороховой заряд и количество цветного металла в гильзе калибра 7,92×57 мм, оказавшейся длиннее, чем это было действительно необходимо.

Кроме того, ручное перезаряжание ограничивает скорострельность каждого бойца, что в итоге влияет на совокупную огневую мощь подразделения и заметно снижает её в сравнении с огневой мощью такого же, но оснащённого автоматическим оружием. Исследования историков свидетельствуют, что среднестатистическая эффективность стрелкового огня (без учёта снайперского) во всех без исключения кампаниях минувшей мировой бойни не превышала единиц процентов, и на одного убитого врага приходилось до нескольких сотен (!) выстрелов.

Внедрение пистолетов-пулемётов МР38 и в особенности МР40 повлияло на ситуацию положительно, но лишь частично: дальность стрельбы пистолетным боеприпасом 9х19 Пар оставляла желать много лучшего — так же, как и пробивная способность, уступая ТТХ карабина К98.

Пытаясь расшить упомянутые «узкие места», Управление вооружений ещё в 1938 г. поставило перед немецкой оружейной промышленностью задачу создания совершенно нового «автоматического карабина» под новый же патрон 8х33. Как теперь принято говорить, разрабатываемый стрелковый комплекс должен был обладать дальностью большей, чем у МР38/40, но меньшим, чем у К98, носимым весом. Требовалось более портативное и скорострельное, чем привычная винтовка, оружие.

Однако «фюрер немецкого народа» почитал себя непревзойдённым военным гением что в тактике, что в стратегии, восшедшим на недосягаемые высоты постижения обоих военных искусств благодаря своей блестящей воинской карьере (шутка ли — за три года войны выслужиться из вольноопределяющегося аж в ефрейторы!). Своих заскорузлых пруссаков с моноклями, коим он вынужденно доверил управление своей непобедимой армией, Алоизович презирал, и был уверен, что в таком тонком вопросе, как разработка вооружений, равных ему, любимому, нет и быть не может.

Адепт вагонов восьмиметровой высоты с ресторанами и бильярдом, мчащихся со скоростью в 250 км/ч по трёхметровой железнодорожной колее, благоволивший сторонникам «теорий» «вечного льда» и «полой Земли», разбазаривавший на экспедиции этих городских сумасшедших драгоценные ресурсы, вмешался в процесс и потребовал создать автоматическое оружие под привычный патрон 7,92х57. Неудивительно, что Gewehr 41 вышел совершенным ублюдком, а последовавший за ним Gewehr 43 был ненамного лучше.

Из руководящих работников III Рейха наиболее компетентной фигурой в животрепещущих вопросах вооружения был, разумеется, не фюрер, а сравнительно молодой Альберт Шпеер. Именно он — втайне от Гитлера — оцените интригу! — продолжил на свой страх и риск работу над созданием патрона 8х33 и оружия под него. Для вящей секретности проект назывался «МР43» — дескать, мы тут тихонько примус починяем, сиречь очередной машиненпистоле для доблестных лётчиков-танкистов ваяем, чтоб им сподручней всяких монголоидных унтерменшей истреблять. Когда правда выплыла наружу, экс-ефрейтор пришёл в неописуемую ярость (что тщательно зафиксировано в архивах), долго орал и в истерике изгрыз в труху три половичка и подстилку любимой овчарки Блонди, а также необратимо повредил драгоценный персидский ковёр восемь-насемь — подарок своего преданного поклонника, шахиншаха Пехлеви (что в архивах не зафиксировано, но вполне могло происходить).

Тайной разработке приютившегося под крылышком Шпеера конструктора Гуго Шмайссера всё же дали «зелёный свет», и в конце лета — начале осени 43-го первые пятнадцать тысяч стволов попали в руки солдат Вермахта. Результат испытаний превзошёл самые смелые ожидания создателей: оружие зарекомендовало себя с наилучших сторон — точность и кучность огня, надёжность конструкции, стойкость к повреждениям, удобство в обращении, — всё было «за». Поскольку к «штурмгеверу», тогда ещё не получившему это имя, уже наштамповали несколько миллионов патронов, фюрер, скрепя сердце, одобрил оснащение «сорок четвёртым» нескольких подразделений, непосредственно участвующих в боях.

В конце октября «сорок четвёртый» поступил на вооружение 93-й пехотной дивизии, оборонявшей Восточную Пруссию. В бою автомат показал себя ничуть не хуже, чем на испытаниях. Оружие оказалось мощным и в то же время достаточно, как нынче принято говорить, эргономичным. Солдаты моментально «распробовали» преимущества нового ствола и предпочитали его обычным винтовкам и пистолетам-пулемётам.

Гитлер не был бы фюрером, если бы не научился возглавлять то, что не умел предотвратить, поэтому он внезапно сменил гнев на милость и потребовал от Шпеера немедленно наладить массовое производство нового оружия. Слегка улучшенная по результатам полевых испытаний конструкция начала выпускаться в значительных количествах под именем Gewehr 44. Очень скоро стало ясно, что советский ППШ-41 немецкой разработке серьёзно уступает, — так же, как и американский M1 Garand.

Несмотря на первоначальное неприятие идеи, Гитлер теперь окончательно поверил в чудодейственность «сорок четвёртого» и торжественно окрестил его «Штурмгевером», т. е. «штурмовым оружием». Это название как нельзя лучше отвечало риторике «яростного сопротивления» и «окончательной победы», практикуемой нацистским режимом (а вы не слышали? «Победа будет за нами!» — «Am Ende steht der Sieg!» — это нацистский лозунг, уж и не знаю, кто у кого что первым попёр).

Неизвестно, сколько единиц Stg.44 попало в «чёрные» и «серые» СС, но очевидно, что большую часть изготовленных стволов получил Вермахт. Как я отмечал выше, «чудо-оружие» не изменило и не могло изменить ход войны, но это ничуть не умаляет того факта, что Stg.44 был одним из наиболее желанных трофеев для солдат союзников антигитлеровской коалиции. Из истории Бастоньского сражения известно, что несколько подразделений американских парашютистов вооружились захваченными у немцев «штурмгеверами» и успешно оборонялись ими на протяжении нескольких дней.

Вообще достойно изумления, сколько всего успели понатворить немецкие конструкторы, причём не только оружейники, за столь короткий срок. Нацистскую верхушку справедливо высмеивают за распыление средств на поддержку различных проектов, многие из которых вели в тупик на существовавшем в то время уровне технологий. Они отнимали ресурсы и силы у результативных хотя бы в потенциале разработок.

Бюрократическое перетягивание каната было излюбленным спортом в III Рейхе. Но даже то, что было доведено хотя бы до стадии эскизов, многие годы служило источником вдохновения для учёных и инженеров по обе стороны Железного занавеса. Как? Почему? Что за комплекс причин лежит в основе явления? Эта тема лишь затронута в откровенно слабом, с отчётливым эзотерическим душком, повествовании Бержье и Повеля «Утро магов», и вопрос ещё ждёт своих вдумчивых и непредвзятых исследователей.

К счастью для воевавших против гитлеровцев, основная масса солдат Вермахта так и не увидела, а, возможно, и не услышала о существовании «штурмгевера»: выпущенные 425 000 единиц составляли менее двух процентов от общего числа произведённых в III Рейхе стволов стрелкового оружия.

Невозможно скрыть очевидный для любого интересующегося оружием факт, что знаменитая советская вундервафля — автомат Калашникова — и его многочисленные клоны несут в себе родовые черты шмайссеровского «штурмгевера». После распада СССР были обнародованы документы, подтверждающие участие немецких конструкторов под руководством самого Гуго Шмайссера в «налаживании производства» АК первых серий и модификаций.

Прославленный «калаш» — прежде всего тем, что стрелять из него может любая макака, усвоившая разницу между мушкой и прикладом, а ещё больше — тем, что он стреляет даже тогда, когда все остальные стволы стрелять отказываются — безусловно лучший инструмент для убийства макаками себе подобных, поскольку дёшев, широко распространён и не нуждается в обслуживании, сохраняя при этом свои смертоносные свойства.

Не буду сильно напирать на то, что Калашников «калашников» не изобретал — это поле для отдельного большого исследования, но в сказку о том, как девятнадцатилетний контуженный деревенский парнишка без надлежащего образования, опыта и технической культуры, лёжа в госпитале, создал «с нуля» отличный неприхотливый автомат, могут поверить разве что советские мурзилки, по врождённому слабоумию не представляющие себе, с какими вызовами сталкивались оружейники в середине прошлого века.

Легенда о Калашникове и «калашникове» всегда была — и продолжает оставаться — интегральной частью насквозь лживой советской мифологии истории.  Уверен, что сам оружейник Калашников про себя знал всё гораздо лучше операторов медийных брехомётов. Объяснять последним что-либо тоже не имеет смысла: и хотели бы — не поймут. Роль технической культуры, как и культуры вообще, для советских папуасов останется непостижимой во веки веков.

Не могу отказать себе в своего рода удовольствии, — приведу здесь «характеристику», написанную Гуго Шмайссеру каким-то бабаем-вертухаем, изнывающим от безделья, желания покуражиться над «буржуем» — и в то же время пожираемого страхом перед «эффективным менеджментом» Лаврентия Павловича, мазавшего лоб зелёнкой своим подручным, не чинясь: вертухая можно сделать из любой макаки, а вот инженера — попробуй-ка!

Stg.44 успешно использовался и после войны. В начале пятидесятых части «народной полиции» (аналог внутренних войск) ГДР получили его в качестве штатного оружия. Пограничники и некоторые другие подразделения вплоть до массового внедрения АК/АКМ вооружались автоматами (точнее, пистолетами-пулемётами) ППШ и ППС. Только с началом массового производства «калашниковых» старое оружие Вермахта списали из частей Народной Армии окончательно. Но жизнь великолепного оружия на этом не закончилась: оно и сегодня собирает свою кровавую жатву в различных периферийных конфликтах, и существует как минимум один завод, где выпуск Stg.44 продолжается по сей день.

В статье использованы материалы архива Ижевского оружейного завода, Госархива ФРГ и газеты «Die Welt»

Автор: Вадим Давыдов, писатель, публицист, ruFabula