Украинские ученые, в том числе и Борис Патон, были против строительства Чернобыльской АЭС. Свою позицию они аргументировали не только ее чрезмерной близостью к многомиллионному Киеву, но и научно-техническими факторами.
Сотрудники КГБ тоже докладывали высшему партийному руководству Украины о грубых нарушениях, допущенных во время ее строительства, способных, по их мнению, привести в будущем к непредсказуемым последствиям. Но ни тех, ни других «не слышали».
Радиолокационная станция «Дуга» была одной из трех, которые должны были отслеживать запуски ракет в США. Фото Eugene Madatov
«МАСШТАБЫ АВАРИИ УТОЧНЯЮТСЯ…»
Во времена бывшего СССР все «судьбоносные решения партии и советского народа» принимались в Москве. В том числе и при строительстве на территории союзных республик опасных техногенных объектов. Во внимание часто не принималось даже мнение известных ученых.
Строительство близ провинциального Чернобыля атомной электростанции не стало исключением: в белокаменной проигнорировали даже мнение всемирно известного ученого, президента Академии наук Украинской ССР Бориса Патона, который был категорически против строительства этого атомного монстра: при принятии окончательного решения во внимание были приняты обнадеживания тогдашнего президента академии наук СССР Александрова, который утверждал, что «реакторы, которые планируем установить на Чернобыльской АЭС настолько безопасны, что их можно устанавливать на Красной площади»!.. Впрочем, игнорировалось мнение не только украинских ученых, но и представителей могучего КГБ.
«Если говорить обо всем процессе строительства Чернобыльской атомной станции и его оперативном сопровождении КГБ Украинской ССР, то в нашем архиве хранятся десятки документов, проливающих свет на весь этот процесс, — говорит директор Государственного отраслевого архива СБУ Андрей Когут. — Это, в частности, докладные, информационные записки, разные справки, составленные сотрудниками комитета под грифом «секретно», «совершенно секретно». Во времена бывшего СССР доступ к ним имел ограниченный круг людей, а сегодня с их содержанием может ознакомиться любой желающий».
ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»
Вот что докладывали чекисты в сентябре 1971-го: «В Киевской области. в селе Копачи сооружается первая в УССР Чернобыльская АЭС. Вопрос отбора, расстановки и обучения строительно-монтажного и эксплуатационного персонала Чернобыльской АЭС следует проводить более тщательным образом, чем на обычных электростанциях, ведь последствия халатного и злоумышленного отношения персонала АЭС могут привести к более тяжелым и более опасным для окружения результатам», о выявлении «систематических нарушений технологии осуществления строительно-монтажных работ, «угрозы срыва запуска 1-го энергоблока АЭС».
Фото Eugene Madatov
А вот что докладывал своему руководству капитан Клочко: «По сообщениям резидента «Сергея» и агента «Дроздова» на строительстве нарушаются правила пожарной безопасности. Так, в сентябре и октябре возникали пожары в вентиляционной шахте блока №2 главного корпуса и в машинном зале. До сих пор не оборудованы охранной пожарной сигнализацией основные склады».
Подобных нарушений, очевидно, было много, потому что для доклада добросовестному оперу понадобилось аж 7 листов бумаги!..
Листая пожелтевшие от времени документы, читаем: «Гамма-просвечиванием на трубах были обнаружены раковины и трещины, в результате трубы оказались непригодными для эксплуатации и должны были быть отправлены заводу для устранения брака в заводских условиях. Все трубы с нарушениями правил после ремонта приняты под монтаж».
«Бучанский кирпичный завод систематически поставляет на строительство низкого качества облицовочную плитку и кирпич. В апреле 1976 года в результате нарушения технологии бетонированности бака для жидких отходов вместимостью 5 тысяч кубических метров и из-за халатности прораба стальная облицовка бака была деформирована. В итоге… могла произойти утечка радиоактивных отходов и загрязнение окружающей среды».
Уже когда заработал 1-й энергоблок станции, то есть в январе 1979-го, «на отдельных участках строительства 2-го энергоблока. зафиксированы факты отхода от проектов и нарушения технологии ведения строительно-монтажных работ, что может привести к авариям и несчастным случаям». Как в воду смотрел автор докладной записки: через месяц, в феврале, произошла аварийная остановка 1-го реактора.
18 марта 1981 года председатель Управления КГБ Украинской ССР Муха информировал Владимира Щербицкого:
«Укрглавврыбхозом и Институтом ядерных исследований АН СССР на базе пруда-охладителя Чернобыльской АЭС проводятся исследования относительно возможности сброса радиационных отходов станции для промышленного разведения рыбы.
Проведенный контрольный анализ партии выловленной рыбы подтвердил, что содержание в ней радионуклидов достигло максимально допустимого уровня. В нарушение постановления о запрете вылова и реализациях рыбы, по личному указанию начальника чернобыльского цеха государственного вылова Добровольского В. П. выловленная рыба реализуется населению».
«По информации отдела охраны труда и радиационной безопасности АЭС, по состоянию на 14 сентября 1982 года в помещениях газового контура и дренажных систем реакторного отделения уровень гамма-излучения составлял около тысячи микрорентгенн в секунду, что является превышением допустимых норм более чем в 100 раз. Кроме того, в результате выбросов радиационного пара во время дождя произошло радиационное загрязнение территории в радиусе почти 250 метров».
Перечень подобных фактов, учитывая количество ранее засекреченных документов о нарушении при сооружении ЧАЭС, можно продолжать и продолжать. Но и этих достаточно, чтобы убедиться: то, что произошло в ночь с 25 на 26 апреля 1986-го, не могло не произойти. Факторы, которые привели к взрыву на 4-м реакторе, могли быть другие. Как высказался как-то в разговоре со мной покойный Иван Плющ, который в то время возглавлял Киевский облисполком и был членом Правительственной комиссии по ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, «если бы бы рвануло не на 4-м. То рвануло бы на 1-м, 2-м или других энергоблоках».
Слова Ивана Степановича, как ни парадоксально, подтвердил последний съезд КПСС, состоявшийся в 1990 году. На нем прозвучали следующие слова: «В условиях административно— командной системы бывшим руководством страны допущены большие просчеты в выработке научно-технической политики в области атомной энергетики и защиты населения в экстремальных условиях. Самоуверенность и безответственность ряда ведущих ученых, руководителей министерств и ведомств, причастных к разработке, строительству и эксплуатации АЭС, их утверждения об абсолютной безопасности атомных электростанций привели к фактическому отсутствию государственной системы работ в чрезвычайных ситуациях».
«НЕ НУЖНО СЕЯТЬ ПАНИКУ…»
«26 апреля с.г. в 1 час 25 минут в помещении 4-го энергоблока во время выведения его в плановый средний ремонт… произошел взрыв и возник пожар, который перекинулся на крышу 3-го энергоблока. В результате взрыва разрушен шатер кровли реактора №4 и машинного зала. Во время аварии в помещении находилось 17 рабочих. 9 из них госпитализированы, 4 рабочих в тяжелом состоянии…»
Это — выдержка из первой докладной записки об аварии на ЧАЭС, которую управление КГБ в Киевской области отправило своему руководству в Киеве. А буквально через 3-4 часа Комитет госбезопасности УССР начал предоставлять высшему руководству республики более детальную информацию о последствиях, вызванных взрывом на 4-м энергоблоке.
«Из рассекреченных документов КГБ четко видно, что тогдашняя компартийная власть всячески пыталась скрыть от своего же народа правду о последствиях этой ужасной катастрофы, — говорит председатель Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович, который в свое время возглавлял архив СБУ и имел доступ к документам бывшего КГБ, в том числе и тех, которые проливают свет на причины и следствия Чернобыльской катастрофы. — Первой задачей было не спасение людей. Главной своей задачей советская власть считала не допустить распространение информации».
Именно поэтому откладывали эвакуацию населения (она началась только через 36 часов). Именно поэтому в первые часы после аварии не были сделаны очень важные шаги, которые могли бы облегчить последствия. Все делалось для того, чтобы, как говорили тогдашние руководители УССР, не сеять панику.
«После того, что произошло, высшее руководство Украины, как свидетельствуют рассекреченные документы, растерялось, — говорит председатель Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович. — Например, в одной из первых докладных записок КГБ на имя первого секретаря ЦК КПУ Владимира Щербицкого, в которой сообщается об аварии, Владимир Васильевич написал: «Что это значит?».
А тем временем уровень радиационного загрязнения рос. Об этом свидетельствуют следующие доклады: «По состоянию на 15.00 26 апреля радиационная обстановка в районе аварии характеризуется уровнем радиации гамма-частиц в непосредственной близости к очагу до 1000 микрорентген в секунду, на территории АЭС — до 100, в отдельных районах г. Припяти — до 2-4 микрорентген в секунду».
И не только в непосредственной близости к разрушенному реактору дозиметры зашкаливали. Например, 27 апреля близ Чернобыля сотрудники контрольного поста задержали «Жигули». Проверкой установлено, докладывал капитан КГБ Холод, что уровень радиации на поверхности автомобиля превышал фоновый в 5000 раз.
«Многие структуры, призванные бороться с последствиями подобных техногенных катастроф, оказалось не готовыми к выполнению возложенных на них задач, — продолжает Владимир Вятрович. — Вот еще одно свидетельство этому: «При развертывании санитарно— обмывочных пунктов, из 47 на 2 мая 1986 года пригодными оказались лишь 5, на 3—10 мая — еще 7… Персонал СОП не имел никаких индивидуальных средств защиты и сам подвергался заражению. Кроме того, он укомплектован на 70 процентов из семейных женщин преклонного возраста, которые отказались выезжать в зону.
Несмотря на многочисленную армию Гражданской обороны, власть сразу приступила к мобилизации так называемых партизанов — военнообязанных. Из документов КГБ становится известно, что «При проведении мобилизации некоторые работники комиссариатов, в частности во… Львовской, Ивано-Франковской областях прибегали к откровенному обману лиц приписного состава, которым сообщали о направлении их не в Чернобыль, а в целинные районы, говорили об оплате в пятикратном размере, обещали помощь в получении бесплатных путевок после возвращения, предоставлении других льгот семьям».
По словам бывшего начальника штаба Гражданской обороны УССР генерал-лейтенанта Николая Бондарчука, «было мобилизовано много лишних людей». «Уже в первые дни после аварии в районе Чернобыльской АЭС оказались десятки тысяч граждан, львиной доле из которых не было чем заняться, — вспоминал генерал. — Вот они и получали безумные дозы радиации, которые впоследствии сводили на тот свет».
Каждый прожитый день отдаляет нас от той ужасной трагедии. С каждым годом становится меньше среди нас людей, которые ценой собственного здоровья, а то и жизни укротили атомного джина. Но мы должны помнить их, уважать их память и вспоминать не только 26 апреля.