Силовики-безпредельники на протестных улицах Беларуси: ОМОН, срочники, тихари

Published

В Беларуси на стихийных протестах были задержаны более пяти тысяч человек. Силовики при разгоне мирных акций применяли слезоточивый газ, светошумовые гранаты, стреляли по людям резиновыми пулями. Официально подтверждена смерть одного человека, в больницы попали более 200 человек.

О ситуации телеканалу “Настоящее время” рассказывает правозащитник Роман Киселев из Минска.

— Какое количество задержаний сейчас уже на улицах?

— Люди выходят на улицы в разных местах и пытаются как-то координироваться по мере хода процесса. Как известно, сейчас в Минске, как и во всей Беларуси, не работает интернет и главным средством коммуникации является в этом смысле телефон.

— Мы видели видео, на котором сотрудник ОМОНа, угрожая безоружной женщине чекой, которую он готов выдернуть из гранаты, не подпускает ее к себе, чтобы дождаться автобуса – видимо, не хватает уже техники, – чтобы задержать несовершеннолетнего ребенка. Угроза чекой гранаты прописана в каком правиле какого кодекса какого подразделения, чтобы понимать, какими законными действиями руководствуются эти люди сейчас?

— Давайте будем откровенны: никакими законными действиями, конечно же, они не руководствуются. Более того, если наблюдать за тем, как проходили протесты, точнее, как их подавляли в прошедшие два дня, ни в какие разумные кодексы и нормы это, конечно, не укладывается. Но мы видели не только угрозу взрыва гранаты, мы видели конкретные факты взрыва гранат. Светошумовых, но которые убивают и калечат людей. И в этом смысле, конечно же, о соблюдении каких-то серьезных норм говорить не приходится.

Когда в толпу врывается грузовик – это явно тоже ни в каком кодексе не прописано. И сами сотрудники прекрасно понимают, что они действуют вне норм права. Но просто у них такой цели и не стоит. И мы видим то, что видим: стоит конкретная цель – подавить протесты, они этим и занимаются.

— Третий день протестов, давайте попробуем представить себе моральное состояние силовиков.

— Я вам скажу, он не только на взводе, он оказался в ситуации, где ему третий день приходится работать, простите меня за резкое выражение, как собаке. Но действительно, это протестующим легко можно прийти и уйти. Сотрудники работают с утра и до вечера. Они блокируют разные части города. И в этом смысле, конечно же, они уже тоже на взводе и уставшие. А, учитывая, как происходит подавление этих протестов, то тут тебе как еще и психологически ситуация сильно давит.

Среди прочего нужно отметить просто общее состояние общества, которое всецело поддерживает данное движение. И нет никакой симпатии по отношению к сотрудникам правоохранительных органов, в особенности после тех случаев абсолютно не спровоцированного насилия, которое никак не может это общество легитимировать. И вот они, конечно, в таком состоянии. Поэтому это неудивительно.

— То есть находятся на пределе, а это означает, что, находясь на пределе, они могут перестать выполнять свои должностные обязанности или, наоборот, перейти через тот край, когда уже просто они станут угрожать жизни граждан Беларуси?

— Ну на эту ситуацию можно смотреть с двух сторон. С одной стороны, можно допустить то, что чем дольше протесты, тем сложнее просто им будет исполнять свои обязанности и, может быть, для кого-то это будет чересчур. Но нужно иметь в виду, что это иерархия власти. Это значит, что есть очень серьезная угроза санкций. И когда человек откажется выполнять приказ, это серьезный риск получить уголовку и многие лета тюрьмы, так сказать.

— То есть власть давит на этих людей, на милиционеров, изо всех сил, которых раньше не было таких, видимо?

— Смотрите, здесь задействованы достаточно разные силы. Есть милиция, есть специальное подразделение ОМОН, есть специальное подразделение КГБ. И в этом смысле их нужно анализировать по-разному. На самом деле милиция в этом смысле – далеко не самый опасный орган.

Изображение

— Давайте назовем более опасные.

— Есть тот же самый ОМОН, который составляет порядка полутора тысяч человек на всю республику. Это ребята, которых специально натаскивают на подавление, и самым жесточайшим образом. И вот с ними говорить про мораль, я думаю, не совсем [уместно].

— Роман, сейчас очень коротко про омоновцев, чтобы просто объяснить. Я-то по своей привычке немножко, может быть, заблуждаясь, считаю ОМОН частью милиции. Но, наверное, в данном случае в Беларуси это не так. Вот поясните и объясните по поводу натасканности.

— Я думаю, и для России это немножко другая история. Просто у разных подразделений же разные обязанности. И в этом смысле обычный милицейский, у него в обычной жизни стоят перед ним другие задачи. И милиция более ближе к народу, как бы странно это ни звучало. А у ОМОНа, перед ним стоят другие задачи. Это специальное подразделение, задачей которого является в том числе защита государственного строя в прямом смысле.

— ОМОН – это отдельная история. Вы говорите, подразделения специальные КГБ, и мы еще видели “Антитеррор”, они, вообще не понял, что на улице делали. Такое ощущение, что только по журналистам стреляли. Кто еще принимает участие?

— Я еще замечу, что тут армия появилась, это тоже нужно иметь в виду. В городе появилась и армия, она приехала еще ночью, первые подразделения начали появляться, они уже открыто достаточно здесь присутствуют. Их, может быть, пока еще не используют открыто и дерзко, но, я думаю, это просто вопрос времени. И, на мой взгляд, вот тут настанет самый интересный момент, потому что как раз-таки армия является самым незаинтересованным институтом во всем этом, которая преимущественно состоит из срочников.


— Я не очень понимаю, а насколько, кстати, изолированы те самые срочники в армии от того, что происходит вовне, что они прямо не знают, что происходит в стране? Или они все прекрасно знают?

— Я вам сейчас скажу, вот вчера на заправке я общался с двумя срочниками, которых, собственно, пригнали в Минск. Они в курсе, они понимают, что происходит. Более того, они достаточно протестно сами настроены, нам откровенно сказали, что у них в части все голосовали за Бабарико. И они тоже на определенном взводе и, конечно, они ни в кого стрелять не хотят, но боятся, что может настать такой морально-этический момент. Конечно, говорят, что не будут, но тут тоже сложно прогнозировать.

— Мы с вами не знаем, к сожалению, будут или не будут.

— Ну хочется верить, что люди, которые действительно не были как раз натасканы на такую задачу, этого делать не будут.

— А вот полторы тысячи омоноцвев – я так понимаю, это ОМОН и специальное подразделение КГБ. Есть “Антитеррор”, про них все понятно. А вот люди, которые ходят с маленькими черными рациями в карманах. Это кто?

— Вот тут вот, мне кажется, я примерно в таком же незнании благоговейном нахожусь, как и все остальные.

— Удивительные люди.

— Неизвестные люди без нашивок, без всего, выбегают из автобусов, забирают людей. Это благо, если заберут, – могут и побить просто очень плохо.

— Это люди, которые могут. Есть такая специальная когорта людей в Беларуси – “люди, которые могут”, и у них маленькие черные рации.

— Маленькие черные маски, черные у них еще либо кепочки, либо маска на все лицо, все в черном. Вот знаете, тут когда на это смотришь, мысль про Каддафи, простите за такую вульгарность, так и лезет в голову.

“Заставляют людей молиться, читать “Отче наш” и херачат дубинками”. Рассказ журналиста, задержанного на протестах в Минске

Фото: ТАСС

Фото: ТАСС

Корреспондент российского издания Znak.com Никита Телиженко был задержан белорусскими силовиками 10 августа в районе 19:00 в центре Минска на улице Немига. В тот момент там начиналась масштабная акция протеста против фальсификации выборов. Его избили и отвезли в изолятор временного содержания Жодинского района Беларуси, где журналист находился почти сутки. Когда он попробовал показать редакционное удостоверение, силовики заявили, что оно поддельное.

Как рассказал Настоящему Времени Телиженко, его били, часто для развлечения, и содержали в камере на двоих человек вместе с еще 20-30 задержанными. Освободить журналиста удалось лишь при содействии посольства РФ в Беларуси: после этого Никиту в сопровождении сотрудников консульства довезли до российского Смоленска.

Телиженко рассказал, что его арестовали, когда он писал СМС в редакцию о том, что происходило в центре Минска.

— Ко мне подъезжает минивен, из минивена выходят полностью экипированные бойцы. Они видят, что я просто пишу что-то в телефоне. Писал я СМС. Но они посчитали, что это телеграм, и что меня есть доступ к интернету. И всех людей, кто ковыряется в Беларуси в телефоне в процессе походов, они всех объявляют, как я понимаю, потенциальными координаторами всех этих протестов.

Меня доставили в РУВД “Московский”. Там сила применялась ко всем без исключения: любой вопрос, который не устраивал сотрудников белорусской милиции, тут же оборачивался побоями, избиениями. Люди кричали, люди от боли ходили под себя.

И все это проходило при полном спокойствии всех остальных сотрудников милиции, которые, по сути, должны защищать людей. Они смакуют [это]. Они заставляют людей молиться, когда начинают их бить. Говорят: “Читай “Отче наш”!” И херачат дубинками, ногами и всем остальным. Били по башке, били по ногам. Человека, которого вели передо мной, со всего размаха ради шутки долбанули о дверной косяк.

Всех сваливают вповалку в актовый зал. Первое, что ты видишь, – это люди, по которым ходят как сами сотрудники милиции, так и те самые задержанные: они тоже вынуждены идти по людям. Потому что наступить некуда. Все лежат под ногами, все кричат, просят помощи. Помощь не оказывается. В лучшем случае тебе не прилетит по башке.

Когда ты заходишь, тебя кладут лицом на пол.Ты должен смотреть в пол. Меня это, благо, миновало. Но товарищ лежал рядом, лишился зубов, по всей видимости.

Порядка 16 часов лежишь в положении, где у тебя голова за спиной, разогнуться нельзя, голову поднять нельзя, пересесть нельзя. В туалет по разрешению. Если все нормально – то разрешат, если нет – ходи под себя, и многие так и делают. При мне было около 150 человек задержанных, только в одном Московском РУВД. Людей избивали как минимум на двух или трех этажах, судя по крикам, которые стояли. Воду не получить, а если получить, то только в порядке очереди. И не факт, что тебе достанется то, что ты хотел.

Всех людей, которые утром еще остаются в РУВД, спускают вниз на первый этаж, где находятся камеры, рассчитанные на два-три человек. В них загружают 20-30 человек, а там нет абсолютно никакой вентиляции. Людям запрещают садиться, людям запрещают поворачиваться. Неважно, какой возраст, какой пол. Просто люди стоят и маринуются.

Конденсат от дыхания появляется на стенах, на потолке. Течет по потолку. Ты реально стоишь в воде, не знаешь, чем дышать. Люди падают в обморок из-за того, что дышать нечем. Но никому никакого дела нет. Если ты, не дай бог, что-то просил, это может быть чревато, тебе же и прилетит.

Там были люди с поврежденным позвоночником, с разбитыми руками и ногами, сотрясениями. Ничего никому не дали. Максимум – могут кого-то вынести на носилках втихаря, пока ты не видишь. Живой человек или мертвый – ты даже не узнаешь. Если, не дай бог, ты поднял голову – тебе сразу прилетает.

Когда ты проторчал где-то два часа в этой 1-2-местной камере, приезжают сотрудники СОБРа, грузят человека в автозак. Причем грузят таким образом, что люди лежат штабелями, один друг на друге. И дышать тем, кто оказался ниже, просто становится нечем. Поэтому получается, что когда вы выезжаете, люди с перебитыми конечностями просто кричат от боли.

В момент, когда машина поехала, нам всем сказали встать на корточки, руки за голову, согнуть шею. Просто, получается, когда ты едешь, ты не можешь опуститься, не можешь опуститься, на что-то опереться. Только ты опускаешь голову ниже, поднимаешь ее выше – тебе тут же начинают прилетать побои. Тебе абсолютно запрещено на что-то опираться. И когда конвоирам становится скучно, они просто, это самое жуткое зрелище, когда люди сидят, не могут поднять голову, им говорят: “Пойте гимн Беларуси” и везут через весь город.

Допустим, если кто-то встал кому-то на руку, то человек просит встать: “Убери ногу с моей руки”. Если он это делает без разрешения конвоиров, человека опять избивают.

Ехали мы какими-то проселочными дорогами, судя по тряске. И в момент, когда доехали, некоторым людям стало физически плохо. И их, по сути, выкидывали из автозака в тюрьму. Это называется ИВС, но вообще, по сути, это тюрьма. Жодино, по-моему, называется. Ты абсолютно не знаешь, куда ты едешь, тебе не объясняют, что тебе предъявляется. На вопрос, что ты нарушил, опять же, следуют побои по печени, по почкам, по спине, по голове. Тебя заводят, тебе угрожают: “Вы сейчас приедете на хату, вас там петушить будут по очереди, мы уже договорились”.

Поместили в какой-то прогулочный дворик, и в этом прогулочном дворике мы и ждали момента, когда нас расселят. Но проблема в том, что вместе с нами приехали еще восемь автозаков – мы были седьмыми, – и очередь была очень большая. Ты стоишь на улице. А уже не май месяц. Люди сидят, ждут, но многие радуются, что хотя бы их не бьют в этот момент. То есть люди реально радуются тюрьме, что там их не херачат.

Впечатление такое, что никакой скидки на то, что ты – гражданин России, на то, что ты – журналист, не делается. Если ты попался, неважно, из-за чего ты шел, ты огребаешь.

Автор: Тимур Олевский; НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Like

Tags:

You may also like...