Россия: попадание в СИЗО зависит не от тяжести преступления, а от статуса обвиняемого

Российские юристы уверены, что у большинства российских арестантов нет оснований находиться в СИЗО, но при этом действительно опасные подследственные нередко остаются на свободе. А выбор меры пресечения все чаще определяется статусом обвиняемого, а не тяжестью преступления или размером причиненного государству ущерба.

 Недавно из-под стражи вышли последние из полутора десятков бывших силовиков, которых подозревают в покровительстве незаконному игорному бизнесу в Подмосковье. Начальник одного из отделов МВД Фарит Темиргалиев и его заместитель Михаил Куликов, получившие, по версии следствия, двухмиллионную взятку от организатора подпольных казино Ивана Назарова, оказались на свободе в связи с истечением предельного срока нахождения под стражей, указанного в Уголовно-процессуальном кодексе, – 18 месяцев. «Что-то я не припомню, чтобы эту норму УПК соблюдали в отношении обычных подследственных», – заявила «НИ» адвокат Анна Ставицкая, напомнив, что многие подозреваемые проводят в СИЗО гораздо больше полутора лет.

Согласно 108-й статье УПК РФ, мера пресечения в виде заключения под стражу является исключительной и выбирается судом, только если подозреваемый может скрыться от следствия, продолжить заниматься преступной деятельностью или повлиять на ход расследования, например, запугав подельников или уничтожив улики.

Посадить под арест нельзя подозреваемого в преступлении, предполагающем наказание до двух лет лишения свободы, если у него есть определенное место жительства и он не нарушал выбранную ранее альтернативную меру пресечения. Кроме того, не положено помещать в СИЗО подозреваемых в экономических преступлениях, таких, как мошенничество или уклонение от уплаты налогов.

Однако коррупционные скандалы последних недель показали, что ареста удается избежать и подозреваемым в коррупции высокопоставленным чиновникам. Так, под домашний арест отпустили бывшего руководителя имущественного департамента Министерства обороны Евгению Васильеву, которую следствие считает виновной в хищении 360 млн. рублей. На свободе остались фигуранты дела ОАО «Росагролизинг» помощники депутатов Законодательного собрания Тамбовской области Андрей Уколов и Сергей Воробьев, подозреваемые в присвоении 150 млн. рублей.

Недавно Уколов был заключен под домашний арест, а Воробьев отпущен под подписку о невыезде. Под залог в середине ноября были отпущены также заместитель гендиректора госкорпорации «Росатом» Евгений Евстратов и глава одного из ее департаментов Сергей Колобаев, подозреваемые в хищениях на сумму 110 млн. рублей. Деньги выделили на научную работу, результаты которой, как позже выяснилось, скачивались из Интернета. На воле ожидает суда и бывший гендиректор «ООО Челябинский тракторный завод – Уралтрак» Семен Млодик, подозреваемый в хищении 273 млн. рублей.

На свободе находятся и большинство санкт-петербургских коммунальщиков (фигурантов дела о хищениях), которые получили средства на 600 км качественных труб тепло- и водоснабжения, а проложили трубы списанные, нанеся городскому бюджету ущерб в 3 млрд. рублей. Из десяти фигурантов дела арестованы четверо, а должностные лица, которые по идее должны были отправиться за решетку первыми, – на свободе. Это Олег Тришкин и Владислав Петров, сменившие друг друга на посту главы комитета по энергетике санкт-петербургского правительства. То, что Петров, получая оклад менее 80 тыс. рублей в месяц, в ходе обыска сам достал из домашнего сейфа и продемонстрировал полицейским 18 млн. рублей наличными и слиток золота, на выбор меры пресечения не повлияло.

Зато к получателям мелких взяток и взяткодателям российские суды беспощадны. В минувший понедельник суд в Калининграде арестовал директора спортивной школы по зимним видам спорта Вячеслава Авдонина, который, как предполагает следствие, получил у одного из подчиненных тренеров взятку в три тыс. рублей в обмен на положительное решение о трудоустройстве. Новый год в тульском СИЗО встретит американский религиозный миссионер Кан Томас Тэ, пытавшийся заплатить полицейскому три тыс. рублей, чтобы вызволить из изолятора временного содержания своего наемного работника из Узбекистана.

Миссионера задержали еще в сентябре, а 23 ноября Советский райсуд Тулы продлил его арест еще на два месяца. Также поступил и Забайкальский краевой суд в отношении сотрудника дорожно-патрульной службы Читы Павла Шилова, который, по версии правоохранителей, за 10 тыс. рублей вернул нарушителю изъятое водительское удостоверение. На момент судебного решения, 30 октября, бывший инспектор находился в СИЗО четвертый месяц.

Приговоры судов, касающиеся меры пресечения, социально дифференцированы, поясняет «НИ» глава фонда «ИНДЕМ» Георгий Сатаров: «То, что крупные чиновники избегают заключения под стражу, – одно из свидетельств того, что власти лишь создают видимость борьбы с коррупцией». Нет ничего зазорного в том, что суд, выбирая меру пресечения, учитывает социальный статус, общественное положение и связи подследственного: все это характеризует его личность, возражает «НИ» федеральный судья в отставке Сергей Пашин.

По его словам, само по себе попадание в число подозреваемых препятствует коррупционной деятельности: «Вокруг человека образуется социальный вакуум, связи обрываются, старые друзья исчезают». С бывшим судьей Пашиным заочно спорит адвокат Роман Заколюжный, защищающий интересы экс-директора центра правовой поддержки «Эксперт» Екатерины Сметановой, которая, в отличие от главных фигурантов уголовного дела «Оборонсервиса», была заключена под стражу: «Никакая мера пресечения не ограничит возможности влиять на ход следствия и судебного процесса, если такие возможности есть».

Все опрошенные «НИ» юристы согласны, что российские суды злоупотребляют заключением под стражу. По мнению Сергея Пашина, это связано с зависимым положением судей, благодаря которому «содержание обвинения практически не влияет на удовлетворяемость ходатайств следствия».

«Критерии УПК, по которым выбирают меру пресечения, совершенно размытые. В самом законе они заложены в форме предположения: «если у следствия есть основания полагать, что подозреваемый может скрыться…» И суды это проглатывают. Я в таких случаях возражаю: «А у меня есть основания полагать, что мой подзащитный не скроется», – говорит «НИ» адвокат, федеральный судья в отставке Элина Каширина.

Г-жа Каширина напомнила «НИ», что, когда в середине 2000-х годов выбор меры пресечения поручили судам, наблюдалось резкое падение количества заключенных СИЗО: «Суды поначалу заставляли следователей подкрепить свои предположения справками о том, что человек ранее судим или когда-то уже скрывался от следствия». Однако «потом удовлетворение ходатайств поставили на поток». По мнению г-жи Кашириной, поправки в Уголовный кодекс, предписывающие следователям документально подтверждать возможность человека скрыться, влиять на расследование или продолжать преступную деятельность, проблему бы не решили: «Беспредельная правоприменительная практика сведет все на нет».

По статистике Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), число подследственных, содержащихся в СИЗО, резко подскочило год назад – с 32,8 тысячи в 2010 году до 107 тысяч в 2011-м (данными на 2012 год в ведомстве пока не располагают). В то же время сообщений о случаях, когда действительно опасному преступнику выбирали более мягкую меру пресечения, с тех пор стало едва ли не больше. Так, в сентябре этого года бывший спасатель Сергей Филачев, обвиняемый в семи убийствах и разбойных нападениях, был отпущен под подписку о невыезде после года в СИЗО.

В январе был освобожден под залог предполагаемый убийца предпринимательницы Кристины Шутовой из города Тайшет Челябинской области: бизнесмен Сергей Синицын, по версии следствия, 1 января отправил женщине подарочную жестяную банку с гранатой. В октябре 2011 года находившийся под подпиской о невыезде Иван Шинкоренко из Санкт-Петербурга покинул здание суда в тот день, когда ему оглашали приговор за организацию банды «черных риелторов», совершившей восемь убийств владельцев квартир. Такую же меру пресечения выбрали и жителю Миасса Челябинской области Андрею Курдюкову, который летом 2011 года на рок-фестивале избил нескольких отдыхающих арматурой.

Адвокат Анна Ставицкая обратила внимание «НИ» на то, что часто альтернативную меру пресечения выбирают подозреваемым, связанным с правоохранительными органами. Так, начальник казанского ОВД «Дальний», где в марте этого года истязали и убили задержанного, Ильгиз Ахметзянов и его сотрудник Ильшат Гарифуллин содержатся под домашним арестом. Такую же меру пресечения суд выбрал подозреваемым в избиении задержанных воронежским полицейским Валерию Мочалову и Александру Новикову и их коллегам из Стерлитамака (Башкортостан) сержантам патрульно-постовой службы Равилю Шамсутдинову, Андрею Пискунову и Ринату Казакбаеву. Летом 2011 года был освобожден под залог иркутский страж порядка, чье имя не называется, подозреваемый в убийстве из травматического оружия двух человек, с которыми он повздорил на дороге.

Зато 13 дней под арестом в октябре прошлого года провел блогер Дмитрий Пронин. После того, как прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела о клевете в его блоге, куда Пронин скопировал из Интернета нелицеприятные записи о чиновниках подмосковного Одинцово, к блогеру пришли с обыском и «обнаружили» на полке с парфюмерией в прихожей коробку патронов от пистолета ПМ. «Они были все расцарапаны – видимо, отстрелянные из тира. Экспертиза признала, что партия патронов именно такого типа поставлялась в свое время в одинцовский ОВД», – рассказал «НИ» г-н Пронин. В феврале уголовное дело в отношении Пронина прекратили за отсутствием состава преступления. На 14 декабря намечено заседание суда по его реабилитации.

Более месяца в СИЗО провела обвиняемая по «маковому делу», заведующая химико-аналитической лабораторией Пензенского НИИ сельского хозяйства Ольга Зеленина, когда в августе этого года ее обвинили в содействии контрабанде опиатов. Четыре месяца просидел под арестом журналист Олег Леонтьев, обвиненный в сексуальном преступлении, которое произошло в лифте его дома в тот момент, пока Леонтьев был на митинге на другом конце города. Наконец, вот уже более полугода под стражей содержатся участники так называемых «массовых беспорядков» 6 мая на Болотной площади.

«У судей есть серьезный психологический довод, чтобы арестовать человека: если судья выберет мягкую меру пресечения, все скажут, что его подкупили», – полагает в беседе с «НИ» глава думского комитета по уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Павел Крашенинников. Два года назад он инициировал поправки в УПК, запрещающие сажать под арест подозреваемых в экономических преступлениях. «Формально эти требования выполняются. На практике же достаточно приписать подозреваемому какой-то дополнительный неэкономический состав, чтобы посадить под арест», – заявил депутат Крашенинников.

«Совершенно не обязательно обвинять экономического преступника в чем-то еще. Если есть ходатайство следствия о его аресте, оно будет исполнено в 90% случаев, невзирая ни на что», – возражает Сергей Пашин. Так, осужденная на три года условно в январе 2012-го предпринимательница Наталья Гулевич подозревалась в мошенничестве, когда, взяв кредит на развитие бизнеса, не смогла его погасить.

Несмотря на явно экономический состав, больная женщина находилась под стражей, где у нее отказали почки и мочевой пузырь. «На протяжении всего процесса суду доказывали, что взятие кредита не связано с ее экономической деятельностью. Суд не возражал», – рассказала «НИ» адвокат Гулевич Анна Ставицкая, которая направила в Европейский суд по правам человека жалобу, один из пунктов которой – незаконное содержание под стражей. По словам г-жи Ставицкой, именно неправомерный арест наиболее часто становится причиной жалоб россиян в ЕСПЧ.

В ГЕРМАНИИ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ ЗАКОВЫВАЮТ В «ЭЛЕКТРОННЫЕ КАНДАЛЫ»

Такая мера пресечения, как заключение под стражу, применяется в Германии лишь в исключительных случаях. Статс-секретарь Министерства юстиции Ханс-Йорг Гайгер утверждает, что арестовывать следует только тех подозреваемых в преступлениях, «для которых насилие – стиль жизни». Согласно статье 104 Конституции ФРГ, «свобода личности может быть ограничена лишь на основании парламентского закона и только с соблюдением предписанных в нем формальностей». Кроме того, задержанные «не могут подвергаться жестокому обращению ни морально, ни физически».

Право принимать решение о «допустимости и продлении срока ограничения свободы» предоставлено только судьям. Без решения суда полицейские не могут удерживать человека «дольше, чем до конца дня, следующего за задержанием». К этому сроку подозреваемого в преступлении должны доставить к судье, который «обязан немедленно либо дать мотивированное письменное распоряжение об аресте, либо распорядиться об освобождении задержанного».

Обвинение даже в тяжком преступлении далеко не всегда является поводом для ареста. И следователь, и судья в обязательном порядке рассматривают альтернативные варианты изоляции задержанного. Если он страдает от алкогольной или наркотической зависимости, его могут поместить в психиатрический стационар или в центр детоксикации.

В последнее время в практику все больше вводится применение «электронных кандалов», но их использование обходится государству недешево – в 1000 евро в месяц. Принцип действия электронного браслета прост: сигнал от минидатчиков поступает на компьютер инспектора по надзору, а компьютер посылает SMS-сообщение на мобильник инспектора. Если помещенный под домашний арест покидает жилище, это сразу становится известно, и при повторном задержании этого человека уже точно отправят в следственный изолятор. Но надеть на человека «электронные кандалы» полиция также имеет право только по решению суда.

Адель КАЛИНИЧЕНКО, Мюнхен

Автор: МАРГАРИТА АЛЕХИНА, Новые Известия