Тюрьма по-украински: что изменилось и что следует изменить в системе исполнения наказаний

 Пенитенциарная система и права людей в неволе – это тема, интерес общества к которой нельзя назвать высоким.  Как сейчас выглядит пенитенциарная система Украины, что удалось изменить за последние годы и какие проблемы до сих пор остаются не решенными.

О жизни людей по ту сторону забора мы узнаем преимущественно из криминальных фильмов и книг о зоне, и это формирует странное и, казалось бы, противоречивое отношение к ним.

С одной стороны, бандитский мир со своим кодексом чести, тюремным сленгом и уголовной романтикой прочно укоренен в общественном сознании. Кто же не знает, что сотрудничать с «ментами» – это «западло». С другой же, на ужасные условия пребывания и фактическое бесправие осужденных в местах лишения свободы общество часто готово закрывать глаза, ведь речь идет о «преступниках», которые «заслужили» на такое отношение.

Реальное положение дел в пенитенциарной системе стало ясно после реформы 2012 года, когда был создан Национальный превентивный механизм и институт мониторов – активистов и правозащитников, которые получили право без предупреждения заходить в любые места несвободы и свободно рассказывать об увиденных там проблемах. О том, как сейчас выглядит пенитенциарная система Украины, что удалось изменить за последние годы и какие проблемы до сих пор остаются нерешенными, в рамках дискуссионно-выставочного проекта «Места несвободы» рассказали эксперт Харьковской правозащитной группы, «монитор» Андрей Диденко, эксперт по пенитенциарной системы Ассоциации УМДПЛ Александр Федорук и правозащитник, сокоординатор проекта «Без границ» Максим Буткевич.

Участники дискуссии

Первое, что должен понимать каждый о пенитенциарной системе, – это то, что люди, отбывающие наказание, имеют те же гарантированные Конституцией права, что и другие граждане, кроме четко описанных законом исключений.

А с момента задержания всю ответственность за реализацию этих прав принимает на себя государство. Поэтому единственным, кто может нарушить права этих людей, также становится государство, даже если нарушения происходят руками персонала или других заключенных. «Когда общественность в рамках созданного Национального превентивного механизма впервые начала туда заходить, то увидели очень много шокирующих вещей. Государство, из-за определенных субъективных и объективных обстоятельств свои обязанности часто не выполняло», – рассказывает Александр Федорук.

Основные нарушения, которые обнаружили мониторы – это ужасные условия пребывания людей, разрушенная материально-техническая база, катастрофическая недофинансированность (на уровне 43-45% от необходимого), ненадлежащее медицинское обслуживание и плохие условия труда сотрудников учреждений.

Все это создает предпосылки для конфликтов внутри тюремного сообщества и жестокого обращения со стороны администрации.

Примером таких нарушений может быть история узника Рустема Давлетова, у которого взяли интервью на месте заключения и показали видеозапись этого интервью во время дискуссии. Узника поместили в одиночную камеру в секторе для осужденных на пожизненный срок, хотя сам он отбывал не пожизненный.

Администрация объяснила это отрицательной настроенностью осужденного, тогда как единственной его виной было то, что с первых дней он начал жаловаться. В дальнейшем на систематические избиения и бесчеловечные условия пожаловались почти все, кто находился в камерах этой колонии из-за дисциплинарных взысканий.

Изолятор временного содержания Голопристанского районного отдела Управления МВД

Другое нарушение – это ограничение корреспонденции, главного канала связи осужденных с внешним миром. «Когда вы приезжаете в колонию, а там нет никаких жалоб – это первое, что вызывает беспокойство. Ведь жалобы есть повсюду, в любых тюрьмах мира», – рассказывает Андрей Диденко. С этой же проблемой приходится сталкиваться, членам «Комитета солидарности», поддерживающих связь с украинскими заключенными в России – Олегом Сенцов и Александром Кольченко. «Олег мало что получает, и мы не знаем, что доходит из того, что он отсылает», – говорит Максим Буткевич, один из координаторов Комитета.

В еще более тяжелых условиях, как ни странно, оказывается человек, который попадает в следственный изолятор (СИЗО), где находится до вынесения судебного приговора. Парадокс заключается в том, что юридически он  еще не считается преступником, ведь его вина в судебном порядке не доказана, но его удерживают в условиях, значительно худших чем в колонии. Тогда как большинство заведений отбывания наказаний является общежитиями казарменного типа с относительной свободой передвижения, доступом к свежему воздуху и свиданиям, в СИЗО человек  содержится в узкой камере, она почти лишена контактов с внешним миром, а его передвижения ограничены часовой прогулкой раз в день в «прогулочном дворике» (по сути – в большой камере с решеткой вместо крыши).

По действующему законодательству, содержание в СИЗО не может превышать 12 месяцев. Но предыдущий Уголовно-процессуальный кодекс 1963 года позволял держать людей по 3-5 лет.

Мариупольский СИЗО

Условия содержания в изоляторе в свое время привели к принятию «Закона Савченко», который предусматривал зачисления одного дня в СИЗО за 2 дня лишения свободы. Закон вызвал широкий резонанс в обществе, а также резко негативную реакцию в полиции, прокуратуре и юридической общественности, ведь приводил к досрочному освобождению большого количества осужденных, в том числе за тяжкие преступления, не изменяя при этом саму систему. После нескольких неудачных попыток закон таки был отменен 18 мая 2017. За это время, по словам полиции,на свободу досрочно вышли почти 8000 осужденных. Сама же Надежда Савченко в августе 2016 заявила,что считает закон идеальным, а виновных в совершении тяжких преступлений предложила сажать на большие сроки.

До недавнего времени в системе следственных изоляторов удерживали до 40 тыс. человек. Однако, благодаря применению альтернативных мер наказания (залог, домашний арест, электронные браслеты), в последние годы эту цифру удалось уменьшить до 15 тыс.

Артемовский СИЗО

Участники дискуссии согласны между собой, что репрессивным наследием советской правовой системы является статья 391 Уголовно кодекса. По этой статье, заключенный может дополнительно получить до 3 лет лишения свободы за дисциплинарные взыскания, наложенные администрацией колонии. Неудивительно, что эта норма стала мощным инструментом воздействия на осужденных. А в других странах бывшего СССР, таких как Узбекистан или Беларусь, ее активно используют для давления на заключенных за политические убеждения.

К сожалению, по словам правозащитников, отмены этой статьи не стоит ожидать в ближайшее время. Более того, несмотря на декларируемую поддержку гуманизации системы, Министерство юстиции предложило новую статью – 391-1, вводящую уголовную ответственность для лиц, которые передают осужденным запрещенные предметы.

Другой беспрецедентной дырой действующего законодательства является абсолютная юридическая невозможность пересмотреть дело приговоренного к пожизненному заключению. Такая возможность, хоть и чрезмерно усложненная, существовала еще несколько лет назад, но после судебной реформы 2010 года Верховная суд был лишен такой возможности. «Мы знаем более 20 историй, когда отбывают пожизненное заключение по сомнительными судебными приговорами, – заявляет Андрей Диденко. – Фактически, все эти люди были лишены права на апелляцию. Существует системное нарушение прав человека этой категории заключенных».

Особенно абсурдным такое положение дел выглядит после внедрения новых стандартов доказательства правонарушений. По ним  человек может в любой момент отказаться от своих прежних показаний, не объясняя причины, и суд не вправе принимать их во внимание. Но что делать с людьми, которые ранее были приговорены к пожизненному заключению исключительно на основе собственного признания, "выбитого" правоохранителями с помощью пыток, от которого обвиняемые отказались на суде?

Самым громким примером такого дела может быть история так называемого «Пологовского маньяка» Сергея Ткача – бывшего сотрудника правоохранительных органов, который совершил около 100 убийств. За его преступления были несправедливо осуждены 7 человек, один из которых покончил с собой еще в тюрьме, другой – доживал последние дни страдая открытой формой туберкулеза, полученной в тюрьме, а еще одного освободили только после мощной медиакампании.

Законопроект, который мог бы изменить такую ситуацию и позволить пересматривать дела осужденных на пожизненное заключение, уже давно находится в парламенте, рассказывает Андрей Диденко. И уже прошло больше года, когда этот закон был принят в первом чтении. Но, по мнению правозащитника, из-за мощного судейско-прокурорского лобби депутаты отказали закону в поддержке, и теперь на каждой сессии он каждый раз получает такой номер, что просто не доходит до парламентского зала.

Бердичевская исправительная колония (№ 70)

Вопрос пересмотра решений суда особенно важен еще и учитывая сильный обвинительный уклон украинского правосудия. «Сейчас в Украине оправдательные приговоры выносят только в 2% дел, а ранее этот показатель был еще ужаснее. В 2003 году количество оправдательных приговоров составило 0,2%, а в 2015 – чуть менее 1%. Для сравнения, в странах Западной Европы речь идет о 20, 30 или 40%. И это не вопрос гуманности судей. Доказательства часто считают недостаточными, чтобы признать человека виновным, – объясняет Максим Буткевич. – Можно представить себе, сколько людей, сейчас отбывают наказание в местах лишения свободы, и которые могут быть невиновными в инкриминируемых им преступлениях».

Значительное количество нарушений прав человека в колониях можно преодолеть, если грамотно подойти к работе с персоналом, считают правозащитники. Но пенитенциарная система традиционно испытывает голод кадров. Работать за невысокую зарплату на непрестижной работе соглашается мало кто. «Он если ко мне пришел, я его беру, потому что не знаю, придет ли другой», – передает слова начальника одной из колоний Александр Федорук. Поэтому вопросы обучения и профессиональной подготовки персонала, а также обеспечение их материальных потребностей стоят одними из первых.

Уже существует новый Этический кодекс работников пенитенциарной системы, разработанный совместно с экспертами Совета Европы. Но, тех, кто в течение 20 лет занимался пытками и систематически нарушал права заключенных, надо увольнять, считает Андрей Диденко. «Например, начальница Черноморской женской исправительной колонии проработала до того 20 лет на производстве. Ее научили работать так, чтобы выжимать все соки. Девушки в колонии получали 1 грн. 85 коп. в месяц, тогда как работали иногда по 18 часов в сутки. И она верит, что делает правильные вещи».

Ольшанская исправительная колония (№ 53)

Уже упомянутой проблемой является резко негативное отношение общества к людям, отбывших срок в местах лишения свободы. Наличие отметки об уголовной судимости влияет на возможность найти место проживания, трудоустройства, приводит к общественному осуждению и тому подобное. Даже законодательно человек, недавно освободившийся определенное время поражен в правах.

От такого отношения, считает Максим Буткевич, надо избавляться. И здесь речь идет не об изменении отношения с негативного на позитивное. Осужденных стоит воспринимать как личностей с собственными биографиями. Особенно учитывая то, что клеймо судимости одинаково получает и человек, совершивший убийство, и человек, которого взяли за «траву».

По статистике пенитенциарной службы, самой большой группой узников являются осужденные за преступления против собственности (прежде всего мелкие и средние кражи, разбой). Ощутима и группа осужденных за тяжкие телесные повреждения или убийства.

Но одной из крупнейших групп всегда будут люди, правонарушения которых связаны с незаконным оборотом наркотических веществ. Эти люди получают реальные сроки заключения и клеймо преступника за преступление без жертвы, которое имеет вовсе не долгую историю и, скорее всего, со временем перестанет существовать. При этом около 74% всех обвинительных приговоров вынесены по 309 статье УК, предусматривающей наказание за хранение небольшого количества вещества без цели сбыта. Поэтому вопросы реформирования пенитенциарной системы и декриминализации легких наркотических веществ, по мнению Максима Буткевича, тесно связаны.

Киевский СИЗО

Но где найти этот баланс между гуманизмом и наказанием за совершенное правонарушение? По убеждению участников дискуссии, карательная функция пенитенциарной системы должна быть ее менее значимой частью, уступая место ресоциализации и социальной адаптации. Ведь, несмотря на стойкое убеждение общества, большинство тяжких преступлений, таких как убийство, происходит не из-за детально продуманного плана, а во время ссор на бытовой почве. И задача системы – не воспитать нового преступника, как это происходит сейчас, а помочь снова интегрироваться в общество. Начать жизнь заново.

И даже когда мы говорим о тяжелых, спланированные преступлениях, общество должно определиться, какие задачи оно ставит перед исправительной системой. В одних странах, таких как Норвегия, система действительно ориентирована на ресоциализацию. Конечно, пример Брейвика – человека, целенаправленно убившего десятки незнакомых ему людей и получившего за это 15 лет пребывания в комфортной камере – вызывает у наших сограждан шок. Но эта система дает наименьший процент рецидива уголовных преступлений, считает Максим Буткевич.

В других странах, таких как Америка, где сохранена смертная казнь, а сроки заключения могут достигать сотен лет за счет арифметического сложения одного к другому, система показывает очень высокий уровень рецидива и высокую организацию криминальной субкультуры. «Зачем такая система государстве – в принципе, можно понять, – говорит Буткевич. – Но стоит понять, зачем она обществу. Мое личное мнение – что система "око за око, зуб за зуб", "убил – и будешь убит", даже если отложить в сторону этические соображения и эмоции, с точки зрения общественного блага не эффективна».