Две недели в тайской тюрьме: о пенитенциарной и правовой экзотике Таиланда

26 февраля я отправился на автобусе из Пангана в Малайзию для visa run— продлить срок пребывания в Таиланде. На пограничном контроле в Садао при проверке, когда сотрудница таможенной службы стала смотреть мой паспорт, она вдруг начала размахивать руками, кричать что-то вроде «боже мой», нажимать какие-то кнопки и убежала за коллегами. Те провели меня в кабинет, смешно загородили стульями и, ничего не объясняя, попросили ждать. Полицейские явились часа через четыре, надели наручники и повезли в участок.

В участке у меня отобрали вещи и отправили в камеру площадью примерно 15 квадратных метров, в котором находятся, наверное, человек 50. Большинство — это бирманцы или нелегальные мигранты из других стран. У некоторых есть полотенца, чтобы постелить на полу; лежат валетом: один человек на боку, другой — вплотную к нему, это называется «мясо». В одном углу стоит ведро, в других можно попытаться сесть. Так я и провел первую ночь в заключении, ничего не понимая.

Следующим утром, часов в девять, за мной пришли два человека: полицейский и сотрудник миграционной службы. На тайглише (распространенный в Таиланде как средство межнационального общения упрощенный вариант английского — МЗ) они объяснили, что меня должны доставить в Паттайю, то есть с самого юга в центральную часть страны. На вопросы о том, как же будут транспортировать, ответили: самолетом. Но на первый рейс в аэропорту сесть не удалось — кажется, из-за того, что я был в стоп-листе на перемещения внутри страны.

Вещи из участка вернули, появилась возможность связаться с близкими, но я по-прежнему не понимал, за что меня задержали. Человек из миграционной службы, к которому я был прикован наручниками, обещал, что все объяснят в Паттайе. В итоге мы прилетели в Бангкок, там полицейские сделали со мной групповое фото, как при задержании опасного преступника, а дальше отправились автомобилем в Паттайю.

Дорога заняла больше трех с половиной часов, в участке я стал проситься в туалет, и меня отвели на второй этаж, но потребовали оставить все вещи в коридоре. Я изумился: там сидели бритоголовые люди в кандалах. Стал спрашивать, а все ли с вещами будет в порядке. Мне пообещали, что все нормально, и отправили в общую камеру, а потом захлопнули дверь. В этом помещении несколько отделений: для мужчин, женщин (некоторые — с грудными детьми), есть отдельное для инвалидов с увечьями.

Хотя я был шокирован происходящим, довольно скоро стало ясно, что все было уловкой: после часа безуспешных попыток объяснить охранникам ошибочность заключения они подошли к решетке и, похлопывая дубинками, сказали: «Будешь выступать — преподнесем урок». Пришлось провести еще одну ночь в камере на холодном полу у туалета.

На следующий день к решетке подошел полицейский с калькулятором, на котором было набрано 30 000, и спросил, готов ли я заплатить за свободу. После проведенной ночи я был готов на все и сразу согласился. Тогда он увел меня в отдельный кабинет со стеклянными стенами, там была еще переводчица Роза. Они вкратце рассказали, что я якобы украл у кого-то iPhone 5, когда был в Паттайе. Это показалось злой шуткой. Я вспомнил предупреждение бывшего партнера по бизнесу. Полицейский с переводчицей стали называть разные даты и спрашивать, был ли я тогда в городе, так что сложилось ощущение, будто они просто заполняли пробелы в уже готовом уголовном деле.

Пока мы говорили, я видел, что по участку ходит русский знакомый моего бывшего партнера, волонтер миграционной службы. Потом в кабинет зашел еще один полицейский и предложил проверить, все ли в порядке с моими вещами. Шести тысяч бат (один тайский бат равен примерно 1,7 рубля — МЗ) не хватало, но это было не так важно — могли бы и не включать их в счет за освобождение. Полицейский с калькулятором ненадолго вышел из комнаты, а по возвращении неожиданно сказал, что нужно уже не 30 тысяч бат, а 300 тысяч.

Я стал объяснять: они видели, сколько у меня денег, и такой суммы не было. В это время приехал знакомый с юристом-тайкой, сумму стали обсуждать уже впятером, речь шла о взятке: никаких обвинений мне не предъявляли, документов подписывать не давали, права не зачитывали. В итоге знакомый вышел «покурить», за ним ушла юрист, а к вечеру меня вернули в камеру.

На третий день, 1 марта, все продолжилось: другой переводчик, другой юрист, другие суммы — 400 тысяч бат. Одна полицейская, представившаяся Эмкой, вдруг назвалась моим гарантом и пообещала отпустить за 200 тысяч, из которых половина будет залогом в суде. Тут мне наконец показали довольно увесистое дело и пересказали его суть.

Заявление на меня подал некий Камал. Его сначала называли арабом, а потом стало ясно, что это уроженец Дагестана с российским гражданством. Из его показаний получалось, что 5 февраля 2016 года около 10 вечера мы с ним выпили 24 банки пива на Уокинг-стрит, я попросил его смартфон позвонить и ушел. При этом я вообще не пью, не знаком с Камалом, у меня есть iPhone 6+, а в Паттайю я в тот день приехал из Бангкока сильно позже: в девять вечера я только взял машину в столице, дорога занимает больше трех часов, причем сохранился чек из каршеринговой компании, да и данные GPS-навигатора могут все подтвердить. На единственном снимке из дела Камал стоит с моей фотографией трехлетней давности, взятой из «ВКонтакте», и указывает на нее пальцем, дескать, «это он украл». Заявление он написал 25 октября 2016 года, через несколько дней после той московской встречи, на которой мне пригрозили уголовным делом.

Позже приехала Оксана, знакомая жены, стала уверять, что все будет хорошо, у нее есть адвокат Лек, который уже вытаскивал ее из тюрьмы, но нужны деньги. Сестра в тот же день перевела ей 200 тысяч бат, и Оксана сняла их, но пришла в участок и отказалась что-либо давать полицейским. Она объяснила, что это развод, и за взятку должностному лицу меня надолго закроют. Пообещала внести залог и ушла. Меня сначала увели в камеру, а позже сцепили одной цепью и повезли с другими заключенными в суд.

Нас поместили в камеру ждать заседания, но в тот день оно не состоялось, и через час нас опять заковали в кандалы и повезли в паттайскую тюрьму Нонг Пла Лай.

Нонг Пла Лай

Всех новичков ведут на досмотр: скованные цепью, они стоят в полуприсяде и ждут, пока снимут кандалы активисты в белых футболках, бесплатно работающие для администрации тюрьмы. Заключенных заставляют раздеться и отдать вещи под расписку — выдают листок и предупреждают, что его потеря обернется пропажей имущества. Затем активисты с фонариком осматривают каждого, после — заставляют людей встать в шеренгу, положив руки на плечи стоящему впереди. Надо присесть 20-30 раз, несколько упитанных заключенных этого не выдержали и упали.

Потом всех отправляют в распределительный шестой барак. Новичков в камерах, и так переполненных, встречают не очень приветливо. Нас рассадили на пол, старший по камере (их называют румбоссами) стал что-то по-тайски объяснять, затем нас пересчитали и надзиратель ушел. Помощники румбосса показали новичкам места для сна. В переполненных тайских тюрьмах — так же, как и в участках — лежат в «мясе». На второй день они побрили меня налысо.

Бараком называют не только строение, но и территорию вокруг него, на которой есть душ, краны с холодной водой, навес от солнца. В самих зданиях по пять-шесть камер на каждом из трех этажей, всего в бараке содержится до двух тысяч человек. В распределительном бараке заключенные находятся первые два-три дня, там я встретил первого русскоговорящего, он представился Рашидом. Мы разговорились, часа за три я пересказал ему свою историю, а потом нас поместили в разные бараки, и встретились мы потом сильно позже. Он в компании других русских стал вдруг кричать, что я куда-то пропал, и решил, будто меня [в качестве осведомителя] подсадили полицейские, но в итоге все разрешилось мирно.

Уже попав в другой, пятый барак, я стал общаться и с остальными заключенными, которые знают английский или русский. Сидят, в основном, за наркотики: одному сингапурцу надо 15 лет дожидаться в Таиланде депортации в свою страну, где его должны казнить. Многих посадили за нарушения правил пребывания в стране, еще серьезные сроки за надругательство над тайскими святынями, статуями Будды.

Выходить из здания после подъема в шесть утра обязательно. Однажды у меня отнялись ноги, и помощникам румбосса пришлось выволакивать меня на улицу. Потом душ: это такая бетонная конструкция из двух параллельных стен, между которыми установлена крыша, а к ней подвешены трубы с водой. Заключенные выстраиваются в колонны по 50 человек и так заходят в душевую. По свистку секунд семь льется вода, примерно столько же дают, чтобы намылиться, потом вновь по свистку включают воду — смыть пену. Вся процедура занимает не больше полминуты, дальше заходит следующая колонна и так далее.

После — завтрак. Вновь колонны выстраиваются у выхода с территории барака, всех пересчитывают и отправляют в столовую, где дают всегда только одно блюдо — рис с вареными огурцами. Есть это невозможно, поэтому по дороге можно отделиться от основной колонны и отправиться в медпункт или библиотеку. Это считается нарушением режима, поскольку надо записываться заранее и идти с сопровождающим активистом, но если не попасться надзирателю, то все обходится, главное — за час вернуться в барак.

Затем по возвращении для тайцев настает время обязательных работ, иностранцев к ним не принуждают. Они сидят на территории вокруг барака и, к примеру, собирают зажигалки или клеят конверты, это продолжается с 11:00 до 14:00, когда наступает время обеда, после которого всех вновь загоняют на территорию барака. В 16:00 заключенных ведут в камеры, где до 21:00 они дожидаются отбоя.

Кофе, катои, кошки и парацетомол

Каждому заключенному разрешают завести счет, на который близкие могут положить деньги. Нужно это хотя бы для еды: за 100-150 бат есть возможность купить рис не с вареными огурцами, а с курицей или картошкой. В прейскуранте есть многое — от одежды или гигиенических принадлежностей до пиццы за 359 бат, которую я никогда не видел. Правда, рассказывали, что какой-то русский после освобождения заказал для остальных пиццу на что-то около 500 тысяч бат.

Еще деньги можно потратить на ячейку в камере хранения, причем она не закрывается, и за замок надо заплатить дополнительно, но вскрыть его не составит труда. В ней можно хранить личные вещи и робу, потому что в барак с собой нельзя ничего проносить, а за территорию тюрьмы можно выезжать только в робах. Еще одним шокирующим моментом для меня стало, что используется универсальное лекарство: заболел живот, голова, что угодно, идешь в медпункт — получаешь парацетамол.

Я попал в сравнительно мягкое время. Рассказывают, что раньше с каждого барака еженедельно выносили по три-четыре трупа из-за вражды «семей», живущих в каждой камере. В мое время надзиратели заходили, но их особенно не было видно. Всегда на территории находился один человек с дубинкой и пистолетом, часто он читал заключенным какие-то религиозные проповеди или нравоучительные лекции. Когда я попытался с ним заговорить, меня остановили помощники старшего по бараку — дали понять, что не достоин.

В тюрьме почти полное самоуправление. Как я понял, старший по бараку назначается администрацией. Румбоссы, старшие по камерам — это скорее неформальная должность. Все спят в камерах, но у кого-то могут быть места получше или большее количество ковриков. Исключение делается для старшего по бараку — его постель выносят на улицу, и он спит под марлевым балдахином. Активисты в белых футболках — их примерно 10% от общего числа зеков, причем среди них был и русский — руководят построениями, командуют зарядками, они же назначают наказания: могут заставить отжиматься или приседать под палящим солнцем, могут надеть на две недели кандалы.

Естественно, бывали ситуации, когда люди не хотели или не могли выполнять приказы, например если старика заставляли делать физические упражнения. С такими людьми проводились «беседы»: своими глазами я избиений не видел, но людей уводили и возвращали избитыми и замученными через день-два. Кстати, те, кому дали больше 15 лет за убийства или наркотики, всегда ходят в кандалах.

Помимо мужских бараков, есть один женский и один, в котором всем заправляют катои, ladyboys — представители «третьего пола». Они очень любвеобильны, это заметно, и в обычных бараках наказание — ночь в камере с ними.

Кстати, о живности на территории зоны: есть огромные тараканы и крысы, а поскольку все питаются вокруг барака под открытым небом едой из магазина, то очень много кошек и котов, основных разносчиков заразы. Они едят с тайцами на полу, а те, по рассказам, их тренируют проносить наркотики с воли. Как они попали в тюрьму через пятиметровый забор, я так и не понял.

Еду можно заказывать в магазине, но заранее за три дня — или покупать у барыг с наценкой, но сразу. Каким-то образом на территории бараков у них появились холодильники, в которых они держат еду, которую сами купили в магазинах. Платить им можно со счета: у них есть что-то вроде карточек, в которые они все записывают и потом просят перевести им деньги. Еще универсальная валюта — пакетики кофе «три в одном», которые оцениваются в пять бат. Однажды при мне особо зажиточных барыг раскулачили: украли огромный пакет с, кажется, тысячей маленьких. Пока их искали, остальных наказывали коллективной двухчасовой зарядкой на солнцепеке.

Со счетом тоже может что-то случиться: знакомые положили мне только одну тысячу бат, ведь я был уверен, что скоро выйду, но и ими я воспользоваться не смог. Пришлось договариваться о кредите. Еще подкармливали новые друзья, русский и украинец. Уже когда я вышел и приехал поддержать их, сказал сотруднице тюрьмы передать им 100 пакетиков кофе и тысячу бат на счет.

Один из бывших сокамерников, который освободился, мне позже передал, что в тюрьме что-то перепутали и ребятам выдали 20-30 пакетиков кофе и стиральный порошок на ту самую тысячу бат. В магазине 500 граммов порошка стоят что-то типа 20 бат, так что ребята очень удивились такому количеству порошка. Вроде бы они все сдали обратно за полцены.

В целом конфликтов между «семьями» камер мало, азартные тайцы часто сводят их к боям, на которых каждую представляет один человек, защищающий честь товарищей. Остальные делают ставки, причем это может быть и местная разновидность волейбола: играют два на два через сетку мешочком с песком. Еще тайцы отличаются крайней неприхотливостью: человек может одновременно испражняться и есть рис, а в это время кто-то другой будет брить ему голову. Европейцу видеть такое сочетание — шок.

Фаранги

Европейцев называют «фаранги», их в тюрьме не больше 1%. Русскоязычных я за все время встретил 12 человек. Был Рашид, который со мной повздорил; кажется он в своем бараке один говорил по-русски, нас вообще стараются расселять. Еще один, Денис, представлялся бывшим телохранителем известного в Таиланде предпринимателя Юрия Сегаля, ныне покойного. Он все время приставал к русским, говорил о Библии и взаимопомощи, однажды заставил меня побоксировать с ним.

Тайцы нас окружили и стали кричать что-то о «русских войнах», мы начали спарринг, и Денис, пропустив от меня пару ударов, начал бить по-настоящему. Был то ли ушиб, то ли перелом ребра, две недели мне было тяжело дышать, но он извинился. Подкармливали меня сокамерники — Айдар, который сидел за вооруженное ограбление обменного пункта с кражей 200 тысяч бат, и Дмитрий, ему дали 15 лет за поддельный украинский паспорт. Это им тайцы передали стиральный порошок на тысячу бат.

Однажды, 16 марта, ко мне подошел таец и позвал на проходную, сказал, что у меня есть минута. Я быстро побежал к камере хранения — надо было переодеться в робу, попытаться записать где-то номера телефонов, которые помню, чтобы позвонить. На проходной нас заковали в кандалы и повезли в суд, там поместили в камеры — ждать заседания. Помимо того, что в этих камерах туалеты огорожены, в них есть еще и телефон, по которому можно связаться с телефоном, установленным у суда, и решетки, через которые заключенные могут увидеть близких.

В итоге нескольких человек вызвали в зал заседаний. Выглядело это так: судья называет фамилию, заключенный встает, ему что-то читают, потом всех возвращают в камеру и вновь вызывают в зал. На второй раз очередь дошла до меня, я сказал, что нужен переводчик, которого предоставили уже к третьему походу из камеры в зал. Через переводчика судья поинтересовался, понимаю ли я суть обвинений, а я ответил, что есть доказательства моей невиновности. В итоге он сказал, что из-за небольшой тяжести преступления удовлетворяет ходатайство о залоге, меня вернули в камеру, а вечером повезли обратно в тюрьму.

Поскольку было уже поздно, меня отправили в другую камеру, и друзей Айдара и Диму я увидел только на следующий день: оказалось, они обиделись, что я не попрощался. Весь день прошел в детских разбирательствах и попытках понять, почему судья сказал отпустить под залог, но я в тюрьме — к вечеру меня с остальными загнали в барак и уложили спать. Появилось ощущение, что либо залог не внесли, либо опять кто-то что-то подстроил.

Адвокаты

Часов в десять, после отбоя, пришли тайцы, один сказал — с вещами на выход. Я не понял, с какими вещами? Со всеми, что ли? Он ответил: да, надо забирать все из камеры хранения. Несколько унизительных процедур, и я на воле. Меня встретил адвокат Лек и отвез в какую-то гостиницу. С телефона адвоката дозвонился до друга, тот передал номер сестры и других близких, с каждым поговорил минут по 15. До жены дозвониться не удалось. На следующий день, как по привычке, проснулся в шесть утра.

Уехать из страны я не могу, бизнес-визу мне так и не дали, так что я жду окончания суда. Прошло пять заседаний. На одном из них выяснилось, что знакомая жены забрала деньги, под залог которых меня выпустили — сказала, что это были ее 200 тысяч бат. Денег на второй залог хватило, но эти ребята меня чуть не посадили, так что с адвокатом Леком пришлось расстаться. Еще один юрист просто посоветовал сбежать из Таиланда. С третьим получилось так: он сначала отказывался брать деньги, я настоял на выплате 10 тысяч бат — оформить отношения. Но он для начала взял 30 тысяч, а потом сказал, что нужно 50.

Тоже пришлось отказаться от его услуг. Четвертого предложили сотрудники суда, договорились о 30 тысячах бат. Он пришел на заседание и пообещал сделать договор, чтобы я выслал ему деньги, но так ничего и не сделал, а потом взял самоотвод, так что я просто оплатил день его работы. Уже пятого, бесплатного, предлагали опять в суде, да переводчица предупредила, что он такой же бесплатный, как и все в Таиланде, и в итоге будет требовать немаленькие деньги. В итоге я решил представлять свои интересы самостоятельно.

Заседания проходят редко: следующее пройдет 7 сентября, а потом — 1 и 2 ноября. Вот на ноябрьских, кажется, начнут слушать сторону обвинения. Как мне объяснили знакомые, раньше я судился не с тем, кто меня обвиняет, а с полицией и прокуратурой — им нужно доказать, что в своих обвинениях они правы и меня нужно осудить. Возможно к концу года это закончится, но не факт.

Автор:  Дима Швец, Zona.media