Членовредительство в тюрьме: «Блатной мир любит театральность в жизни»

…Склонность журналистов к сенсациям вполне понятна, и не вызывает никаких отрицательных реакций: если журналист хотя бы раз в полгода не «выдаст» «звонкий» материал, о нем просто забудут. Это его работа – находить информацию, умело писать о ней, и получать за это деньги. Это его хлеб. Но, если более-менее красиво писать умеют многие, то главной становится разведка – добывание информации, ее проверка и перепроверка. И вот тут многие дают сбой. Они «хавают» первое, о чем услышали, и тут же выдают материал. По принципу: я ляпнул, а ты отмывайся. Тот, кто носит медный щит, тот имеет медный лоб!

Ходжа Насреддин

Вместо вступления – неполная сводка новостей из СМИ.

17.12.2007 года в знак протеста против условий содержания в «Монастыре» (Изяславская колония № 58) подняли бунт – объявили голодовку несколько осужденных.

14.01.2008 года двое заключенных Сокальской колонии во Львовской области совершили акт самосожжения в знак протеста против нарушения их прав.

24.01.2008 года совершена попытка группового самоубийства в межобластной больнице на территории Донецкой исправительной колонии № 124 в знак протеста против избиения сотрудниками колонии.

3.02.2008 года в исправительной колонии № 123 в пгт Литин Винницкой области около 10 осужденных объявили голодовку в знак протеста против жестокости администрации.

Эту «сводку боевых действий» можно немного «отодвинуть» назад, и она заметно увеличится, можно немного подождать – и она быстро пополнится.

А вот иная информация, как говориться, изнутри и, стало быть, более «глубокая, точная и правдивая». Это сведения из раздела «Новости» на сайте Госдепартамента исполнения наказаний.

29.12.2007. Научно-методический совет при департаменте… в области научных исследований… а также повышения роли научного обеспечения правоохранительной деятельности (о событии 10-дневной давности в Изяславе ни слова).

23.01.2008 года при участии заместителя… состоялась встреча…Всемирной организации охраны здоровья, Глобального врачебного фонда… туберкулез…(о событии в Сокале ни слова).

24, 26, 29.01.2008…одни многоточия, о событиях в ИК-124 ни слова.

30.01.2008. Новый уровень украинско-швейцарских отношений. Какая радость – всего-то пять слов, но с каким «хохляцким пышанням» они написаны: не «швейцарско-украинских», а «украинско-швейцарских»; можно подумать, швейцарцы приехали к нашим дуракам чему-то поучиться. Нут и написали бы – чему?

02.02.2008 Расширенное заседание коллегии … департамента…(о чем договорились коллеги – ни слова).

04.02.2008. Главным продуктом современной политики исполнения наказаний Украины является человек (неужели это о событии в 123 колонии?)

Возникает неизбежный вопрос: почему же такая разница между официальными и свободными средствами массовой информации? Кто же прав, и где же правда? Ну, невозможно же так абсолютно «несовпадающе» трактовать одни и те же процессы? Ну, ладно, правозащитники написали бы – «вскрыл вены», а департамент – «поцарапал палец». Ну, понятно, кто-то из них врет, но ведь хоть пишут-то об одном событии… А так, создается впечатление, что общество живет на Земле, а департамент – на Тау-Ките, и контакта между ними никакого.

…Мне кажется, я знаю причину, и могу объяснить право на это знание. Знаю потому, что, будучи по образованию психологом, в тюрьме прослужил от лейтенанта до подполковника, потому что шкурой своей ощутил ее динамику (слово «развитие» на ум не приходит). Начинал служить в период «расцвета застоя», потом перестройка, потом самостийная тупость бездарных выскочек. Так уж мне «повезло», что я поменял шесть подразделений и восемнадцать (!) должностей, ни одного звания не получил не то что досрочно, но даже в срок. Если бы не дефект фигуры – у меня короткая шея, плохо гнется – то, наверное, уже был бы руководителем всех тюрем мира. Но не повезло… Зато повезло в другом: увидел и понял столько, сколько ни один честный тюремный офицер-трудяга не увидел, ну, и, конечно же, чего ни один холуй в погонах не понял. И знание это позволяет мне в своем исследовании жестко заявить: виновата и та, и другая сторона. А почему – давайте по порядку.

О вынужденных огрехах в журналистской работе.

…Склонность журналистов к сенсациям вполне понятна, и не вызывает никаких отрицательных реакций: если журналист хотя бы раз в полгода не «выдаст» «звонкий» материал, о нем просто забудут. Это его работа – находить информацию, умело писать о ней, и получать за это деньги. Это его хлеб. Но, если более-менее красиво писать умеют многие, то главной становится разведка – добывание информации, ее проверка и перепроверка. И вот тут многие дают сбой. Они «хавают» первое, о чем услышали, и тут же выдают материал. По принципу: я ляпнул, а ты отмывайся.

…А теперь конкретно о тюрьме, вернее о «творящихся там издевательствах и зверствах». Начну с цитаты писателя-диссидента Игоря Губермана: «Не было в нашем лагере ужасов. Не смертельны нынешние лагеря. Много хуже, чем был ранее, выходит из них заключенный, только это уже другая проблема. Скука, тоска и омерзение – главное, что испытывал я там». Причем, замечу, Губерман сидел не в нынешних «детских садиках» с телевизорами, комнатами психологической разгрузки и ежедневными передачами с воли, а в жесткой сибирской колонии тоталитарных 70-х годов.

Вяжется ли зверство сотрудников украинских тюрем, описанных нашими СМИ, с этим без сомнения честным замечанием? Или, может быть, в брежневское время в колониях работали сплошь «макаренки» да «сухомлинские»?

Еще пример. Не могу представить себе не то что лицо, но даже силуэт человека, который заподозрил бы в любви к советской тюрьме Александра Солженицына. Но что пишет он об издевательствах в лагерях? «Осужденный – это трудовой солдат социализма, зачем же его мучить, его надо использовать на строительстве. Но, согласитесь, и не к теще же он в гости приехал, не устраивать же его так, чтобы ему с воли завидовали?» А ведь тому, как устроены наши зэки, немало «вольных» украинцев сегодня позавидовали бы. У нас на свободе далеко не все трижды в день даже пустую похлебку хлебают и на чистых простынях спят.

Отношения между администрацией любого места лишения свободы и зэками строятся вовсе не на конфликте. Невозможно постоянно конфликтовать с людьми, с которыми дни и ночи проводятся рядом, с которыми обсуждался вчерашний футбольный матч или очередная драка в парламенте. Даже сотрудники, которые обязаны выполнять карательные функции, крайне редко относятся к зэкам как к врагам. Я мог бы привести сотни примеров абсолютно нормальных человеческих отношений между «ментами» и «ворами», да боюсь, что у читателя это может вызвать лишь кривую усмешку. Вынужден снова защититься непререкаемым авторитетом. Прочитайте рассказ «Саночки» великого актера и человека Георгия Жженова. Особенно то место, где страшный оперуполномоченный Ворон на всю жизнь загадал ему загадку: «Что же такое есть человек?»

Каждый из названных мной бывших лагерников настрадался больше, чем сотня нынешних «униженных и оскорбленных». Но разница между ними состоит в том, что люди, мысли которых я процитировал, были честными и большими, а нынешние «страдальцы» – подленькие и мелкие, как мыши. И вообще, кто и по какому праву решил, что покаяние должно быть сладким на вкус?.. Жалеть надо не преступника, а потерпевших от его грязных и кровавых рук!.. А преступнику нужно дать возможность полностью вытерпеть отмеренное ему наказание и помочь сохранить в душе ту частичку добра, которая есть даже у последнего подонка.

…Так почему же отечественные СМИ так старательно создают миф о зверствах и беспределе в украинских тюрьмах. Да потому что не могут выполнить золотое правило римского правосудия: «Выслушай вторую сторону». Ни один отечественный или зарубежный журналист не захочет брать интервью у лживых руководителей департамента и не сможет взять интервью у действующего тюремного работника среднего звена. На любой вопрос ответом будет тишина, страх и боль в глазах. Или тупая ложь по типу: «Мы живем хорошо, здоровье наше хорошее, зарплата нас удовлетворяет». Начиная с 1996 года, когда серией кучмовских указов зарплата сотрудников МВД и департамента стала формироваться так, что лишь малая часть ее выплачивалась государством, а все остальное конкретным «папой», выросло целое поколение трусливых холуев. Самый яркий пример этому – знаменитые на всю Украину кадры харьковского побоища на Клочковской. Как вели себя менты, на глазах которых массово совершались тяжкие насильственные преступления? Как гомосексуалисты на пляже! Наклонялись и гладили избитых людей. Спросите любого ветерана органов внутренних дел: могло быть такое еще 15 лет назад?

О членовредительствах.

Они бывают нескольких видов: наиболее распространенные – порезы на предплечьях, т.н. «вскрыть вены или вскрыться». Чтобы не говорили официальные лица о царапинах, вены действительно открываются. Другое дело, что опасности для жизни при этом немного: кровяное давление в венах низкое и кровь быстро сворачивается. Часто даже необходимости в медпомощи нет, сами слипаются. Дальше: порезы на животе. Ну, это тоже из области понтов: крови как будто много, порезов десяток, но стоит помазать йодом и залепить пластырем, как все страсти утихают. Бывали еще порезы на шее, но мне вспоминается только один, когда зэк зацепил сонную артерию – наверное, перестарался (и все равно ведь не «воткнул»!). Следующее: загнать себе в тело штырь. Здесь зэки проявляли удивительное знание анатомии – они умудрялись загнать штырь точно между диафрагмой и желудком, не задев жизненно важных органов. Для тюремных хирургов их лечение сложности не представляло. Ну, и последнее: наглотаться всякой дряни – от черенка ложки до набора домино. Бывали, конечно, и эксклюзивные варианты, вроде как переломы предплечий, прибивание гвоздем собственных яиц к табуретке, или, например, когда один урод вскрылся, нацедил полмиски крови, накрошил туда хлеба и стал эту тюрю поедать, размазывая по физиономии. Но это уже не закономерности, а исключения, преступный мир к творчеству мало расположен.

Практически никогда не происходили самопорезы в жилой и производственной зонах колоний, просто потому, что там с этим никто и не пытался бороться – бессмысленно – кругом полно металла. А вот в штрафных изоляторах и помещениях камерного типа, где колюще-режущие предметы были категорически запрещены, членовредительства происходили с завидным постоянством. Зачастую они носили групповой (3-5 человек), а, бывало, и массовый характер (20 человек и более). Вывод – цитирую: «Блатной мир любит театральность в жизни» (Варлам Шаламов). Такой протест всегда носит истерический характер, он всегда «на публику», он вызывающе-«криклив». Кроме этого, самоагрессия – одна из форм проявления агрессии. Это подсознательный расчет на страх тех, кто рядом и тюремных начальников. Расчет на то, что каждый подумает: «А я бы так смог? Да никогда! А он смог! Какая же сила у этого человека!» Это извращенное, психопатическое действие, направленное на самоутверждение между себе подобных. Но вот цели расстаться с жизнью при этом нет и близко.

Пример. 1984 год, я – дежурный помощник начальника колонии строгого режима, на рукаве красная повязка – ДПНК (зэки расшифровывали это: «Днем пидораст, ночью козел»). В три часа ночи звонит контролер из ШИЗО – кто-то вскрылся. Прихожу, открываем дверь камеры, видим картину: человек пять зэков сидят под стенками, а на полу лежит один «умирающий» — сам в крови, и пол вокруг в крови. Признаков дыхания нет.

Мысленно размазанную кровь «перевожу» в масляную краску, получается грамм 200-250. Кровь из вены еле сочится. Поднимаю веко – глазное яблоко подрагивает, значит, пытается искусственно закатить глаза. Свечу в глаз фонарем – зрачок моментально сужается. Щупаю пульс на окровавленной руке – в норме, 72 удара в минуту, ровный, хорошего наполнения. Мою под краном над парашей измазанные кровью руки, набираю полную жменю воды и плюхаю ему в лицо – никакой реакции. «Живые» зэки начинают бухтеть: «Забирайте человека, он умирает, а вы кровь пьете. Эсэсовцы». Молча выходим из камеры и запираем дверь.

Зэки начинают стучать в двери, шуметь. Мы минут пятнадцать курим в дежурке, потом идем лечить больного дальше. Набрасываю ему на лицо бинт, смоченный нашатырем, через полминуты он вскакивает как ужаленный и плетется в санчасть. Таких примеров можно привести сотни, но ни один из них не даст оснований считать тюремное членовредительство попыткой самоубийства.

Те, кто в тюрьме действительно хотят уйти из жизни, личности цельные и по настоящему целеустремленные, делают это совершенно иначе. Они в укромном месте, в самое тихое время спокойно вешаются – прощанье с жизнью вещь интимная, здесь болельщики ни к чему. Иногда, процентах в пяти – выбрасываются из окна, может быть, чтобы в последний миг ощутить свободу. И таких, кстати, почти никогда не успевают спасти. В отличие от порезанных, проколотых и облитых бензином, которые никогда не умирают.

О бунтах, голодовках, захватах заложников и спецназах.

Бунт – понятие бытовое, его каждый может толковать как угодно. Но, обычно так называют массовые беспорядки, сопровождающиеся погромами, поджогами, насильственными действиями и т.п. При этом следует различать массовые беспорядки, групповые беспорядки и групповое неповиновение. То, что журналисты не знают между ними разницы – вполне объяснимо. Но, к сожалению, то, что мне удалось услышать и вычитать из комментариев высоких должностных лиц, дает основания считать, что и они в этом абсолютно ничего не соображают.

По порядку. Массовые и групповые беспорядки различаются тем, что при первых количество участников, во-первых, велико, во-вторых, непостоянно, поэтому точное их число сосчитать невозможно. Да этого делать и не нужно. Толпа, тупо громящая все вокруг, завтра также тупо будет это все восстанавливать. Наиболее важно обнаружить зачинщиков, провокаторов, подстрекателей и самых активных участников беспорядков. К этому департамент, кичащийся своими передовыми идеями, совершенно не готов. Потому что здесь главное не работа отрядов спецназа, которые могут только отлупить всех подряд и подавить бунт, а готовность так называемого подсобного аппарата (понятно, о ком речь?) и подготовленность групп разведки и документирования из числа местных (только местных) оперативников и режимников. А этой работой в департаменте не только никто не занимается, но и никто не умеет заниматься. А примитивное подавление бунта либо не даст никакого результата – наказывать будет некого, либо даст результат отрицательный – накажут не тех.

При групповых же беспорядках число и личности участников легко определяются. Поэтому здесь как раз достаточно использовать либо свои группы быстрого реагирования, либо, в более сложных случаях, спецподразделение.

При неповиновениях же никакого спецназа вообще не нужно. Ну, не хотят зэки работать – да на здоровье, полно мер дисциплинарного и уголовного воздействия.

Не хотят в клуб на лекцию – отлично, проведите им лекцию на месте, но такую, чтоб они через два часа выли от тоски.

Отказ от приема пищи или голодовка вообще не имеет отношения ни к бунту, ни к неповиновению. Это личное дело каждого зэка – жрать ему сегодня или нет. Похоже, в департаменте никто законов не читает вообще, иначе они с удивлением узнали бы, что противоправным действием является не голодовка, а призывы к голодовке. Только призывы, а не личный пример или совет. Поэтому, когда я слышу, что в какой-то колонии зэки отказались от приема пищи, и туда был введен спецназ, у меня создается ощущение, что люди при власти, произносящие такую глупость, не совсем дружат с головой. В спецназе что, имеются специалисты по убеждению и воздействию на сознание? Или они идут зэков с ложечки кормить?

Такое же ощущение возникает, когда вполне официальные люди заявляют, что подразделение спецназа было введено в колонию для проведения обыска. Мне довелось произвести и организовать тысячи личных обысков, обысков помещений, квартир, зданий и целых предприятий. При этом я не считаю себя самым умелым в этой сложнейшей области, знаю людей и «поученей» меня. А в спецназе что, имеются криминалисты, знающие принципы организации, тактику и технику проведения обысков? Что, есть знатоки уловок, ухищрений и психологических трюков, используемых зэками? И как вообще можно проводить обыск, будучи экипированными в бронежилеты, шлемы, еще всякие прибамбасы? Не хочется верить зэкам, что при таких обысках табак мешают с сахаром, но и не поверить не получается. Но упрек здесь не спецназу, упрек тем, кто сует его не в свое дело.

Вот где спецназ точно необходим, так это при освобождении заложников и задержании вооруженных преступников. Здесь никакого дилетантства допускать нельзя – на карте жизни людей. В известных мне подобных случаях в Украине тюремный спецназ, впрочем, всегда был на высоте. А рецепт прекращения использования спецподразделений не по назначению есть и очень простой. Нужно законодательно закрепить, что в случае любого применения подразделения специального назначения начальник тюрьмы увольняется. Без льгот и пенсии! С диагнозом «профессиональная импотенция». Поверьте, спецназ тогда от скуки сохнуть станет.

О ситуации со смертями в СИЗО.

То, что СМИ уделяют такое пристальное внимание этой проблеме, да и вообще проблемам тюрьмы, безусловно, очень хорошо. Это именно те шаги, которые постепенно «откроют» тюрьму, и от этого выиграют и общество, и тюрьма. Проиграют только негодяи, воры, тупицы и психопаты в погонах.

К сожалению, из той информации, которую можно получить из СМИ и Интернета, не понятно (по вине «зашифрованных» тюремных начальников), а как же соотносится нынешняя череда смертей в Лукьяновском СИЗО со статистикой, скажем, прошлогодней? Или со статистикой Донецкого или Львовского СИЗО? Дело в том, что я не вижу ничего необычного в таком количестве ненасильственных смертей. Например, в 2000 году в Харьковском СИЗО (это был последний полный год, когда я там работал) умерло 90 (!) заключенных (всего содержалось около 4 тысяч). Т.е. в среднем каждые четыре дня из тюрьмы вывозили труп. На языке оперативников, которыми я тогда руководил, это цинично называлось «безусловно-досрочное освобождение».

Поэтому на меня не производит впечатление мор в Лукьяновском СИЗО. Такое количество смертей, увы, предопределено заранее. В тюрьму попадает много очень нездоровых людей: алкоголики, наркоманы, лица, страдающие туберкулезом, гепатитом, другими серьезными хроническими заболеваниями, бомжи-дистрофики. К этому добавляются почти невыносимые тюремные условия: скудное питание, теснота, «дючка» рядом со столом для приема пищи, отсутствие горячей воды в камерах, духота, жара, баня только раз в неделю. А еще постоянный стресс, в котором пребывают «жители» СИЗО, вызванный самим фактом ареста, отвратительными жизненными перспективами, отсутствием информации о процессах, влияющих на их судьбу, враждебным окружением в камере, «дружелюбным» отношением персонала.

Могу утверждать, что абсолютно здоровый человек в нашей тюрьме через пару месяцев станет нездоровым, нездоровый – больным, больной – очень больным, а очень больной – мертвым. О тюремной медицине много уже сказано, могу лишь добавить, что среди тюремных врачей есть немало прекрасных специалистов, которых, кстати, очень уважают зэки. Но отсутствие препаратов, оборудования и инструментария их потенциальные качества сводит не нет. Мнение посторонних людей (тюремщики, как обычно, словно в рот воды набрали) о том, что медсанчасть СИЗО обеспечена лучше, чем районные больницы, абсолютно некомпетентно. Во-первых, посторонние в этой санчасти были только в «дни открытых дверей», вот и фантазируют, а, во-вторых, в «слободскую» больницу может прийти любой, а в тюремную медсанчасть зэку попасть – огромная проблема, иной раз дорога в морг оказывается короче, чем в больничку.

Исправить положение может только открытость тюрьмы для свободной критики. Как необходимое условие, чтобы тюремные руководители меньше разбазаривали государственные деньги на ненужные поездки заграницу, приобретение престижных служебных автомобилей и проведение нелепых дорогостоящих реконструкций. Деньги должны идти на зарплату персонала, содержание и медицинское обслуживание зэков, а не на понты типа фонтанов посреди тюрьмы и медведей в лагерном зоопарке. Да и при «прозрачной» тюрьме руководители будут меньше подворовывать, хотя, конечно, полностью излечить их от этого «недуга» не получится.

Кстати, о дорогих машинах. Не могу не процитировать еще одного очень уважаемого мной человека – Феликса Дзержинского. Вот один любопытный документ на эту тему. Его Дзержинский направил своему первому заместителю Генриху Ягоде в марте 1923 года, но звучит он вполне по-современному: «По городу ездят автомобили, купленные за границей. Нельзя ли бы было расследовать, сколько и кем, и во сколько это нам обошлось, и кто дал на эту покупку разрешение. Полагаю, что такие дела надо быстро расследовать для передачи или в контрольную комиссию, или в трибунал». Сегодня, глядя на машины наших руководителей, цинично жалующихся на «недостаточное финансирование», возникает несбыточная мечта: воскрес бы несгибаемый «рыцарь революции»!!!

…Что же касается смертей с признаками криминала, то это вопрос не завтрашнего, а сегодняшнего дня. Это следствие явных и грубых то ли недоработок, то ли злоупотреблений тюремщиков. Вспомню снова 2000-й год. В Харьковском СИЗО это был единственный год за всю обозримую историю (по сегодняшний день), когда не было допущено ни одного преступления, тем более ни одного убийства. Было достигнуто это путем жесточайшего террора, репрессий и экзекуций по каждому факту беспредела – насилия и издевательств в зэковской среде, безнаказанность которых и является причиной криминальных смертей в камерах. Если взять поправку на время, то точно по Шаламову: «В одном из лагерных отделений блатари отнимали каждую посылку фраеров. Начальник не выдержал и застрелил трех блатарей. И выставил трупы в гробах на вахте. Трупы стояли три дня и три ночи. Кражи были прекращены, начальник снят с работы, переведен куда-то». За исключением того, что вместо трупов были избитые, измотанные изнурительным бегом беспредельные рожи, на всю оставшуюся жизнь запомнившие выкрикиваемую ими фразу: «Каждый беспредельщик – скрытый пидораст!», в остальном все так же. Включая начальника, переведенного куда-то.

Путь этот был совершенно незаконным, не советую его кому-либо тупо повторять – опасно, можно легко перешагнуть черту и самому искалечить кого, или же обернуть насилие на свою корысть, но я не стесняюсь сейчас об этом говорить, и, как ни парадоксально, считаю путь этот гуманным и справедливым. Кстати, характер моих нынешних случайных встреч с бывшими заключенными, а я их встречаю едва ли не каждый день, свидетельствуют об этом же. А нынешняя лицемерная «пенитенциарная» политика, как видим, приводит к трупам. По пути в Европу тюремное руководство подменило неусыпный контроль и жесткий режим фальшивой гуманностью и лживой надеждой на покаяние злоумышленников. А ведь эти вещи можно и нужно сочетать.

Резюме. Из истории наказаний.

Еще в ХIХ веке в Российской Империи был такой вид наказания, в особенности он применялся к гулящим женщинам. Профосы – казарменные парашники и палачи, гнали их сортирными метлами за околицу. Понятно, о чем это я?

Владимир АЖИППО, специально для «УК»