«Рыбная мафия»: «Продам икру – куплю «лексус»

Несмотря на введенный в России запрет на добычу черной икры, рыбная мафия исправно поставляет деликатес в магазины страны. Журналисты приняли участие в морской спецоперации пограничников. Однако – ради объективности – без сопровождения силовиков решили отправиться и в поселок Сулак, практически на сто процентов населенный рыбаками-«нелегалами». «К рыбакам нужен подход»

По опыту общения с дальневосточными браконьерами решаем на месте напроситься в гости в какой-нибудь рыбацкий домик. В Южно-Курильске, к примеру, корреспонденту «КП» ни разу не отказывали в разговоре, помогли подешевле снять квартиру на пару дней и даже взяли с собой в море, когда выходили на трепанга. Просили только имен не называть и лиц не фотографировать: «А так, если хочешь, хоть в Японию свозим».

Этот пограничный пост на реке Сулак браконьеры «обплывают» по суше.

– Может, мы с местными рыбаками в Казахстан сплаваем, – мечтает в такси по дороге в Сулак фотокорреспондент «КП».

– Да никто вас там к своему дому даже близко не подпустит, – сердито буркнул водитель. – Они там боятся всего и всех. Да и вообще дурной народ. Я сразу уезжать не буду, вас подожду, а то там машину не поймаете.

Через 40 минут въезжаем в поселок. Своей серостью и убогостью он чем-то напоминает сахалинский Охотск. Разбитые еще до перестройки дороги, невзрачные домики, покосившиеся заборы… Роскошью заработанных на черной икре миллионов и не пахнет. А самый популярный транспорт – не навороченные джипы, а мотоцикл с коляской.

– Тут, если дожди зарядят, только на них и можно проехать, – объясняет таксист и кивает направо: – А это местная биржа.

Биржей здесь называют пять лотков, за которыми женщины торгуют осетриной, стерлядью, белугой. Хочешь – копченая, хочешь – свежевыловленная.

– А черная икра есть? – высовываемся мы из окошка.

– Есть, сынок, все есть, – любезно лопочет старушка. – Только не кричи так. Домой только надо сбегать.

Пообещав вернуться, мы направляемся к улице, расположенной вдоль реки. Таксист как в воду глядел. На наш стук из ворот выглядывают суровые лица и грозят спустить собаку. Когда мы уже начинаем отчаиваться, подходит пиратского вида мужичок:

– Вы журналисты?

– Да, из Москвы приехали про рыбаков писать, а они с матюками на нас…

– Подход к ним нужен, – многозначительно изрекает «пират». – Вот американские киношники приезжали, я им устроил такой круиз!

– И сколько стоят ваши услуги?

– Штука баксов!

Рыбалка – дело невыгодное?

Поторговавшись пять минут, сбиваем цену вдвое и отпускаем своего водителя. В стоимость «путевки», по словам нашего нового знакомого Шамиля, входят: «ужин на причале, ночевка в рыбацком доме на берегу реки и выход в море на браконьерской шхуне».

Дом на берегу реки оказывается раздолбанной двухэтажной лачугой. Причем наши хозяева снимают только первый этаж. Внутреннее убранство так же далеко от той местечковой цивилизации, что мы видели на Дальнем Востоке. Кухня и две маленькие комнатки, заставленные нарами. Такие показывают по телевизору в криминальной хронике, когда задерживают гастарбайтеров-нелегалов на стройке. Зато обитатели этого «каземата» оказались людьми очень колоритными.

Не по-местному гладко выбритый и говорящий без акцента 34-летний Али с детства жил в ставропольской деревушке, 7 лет назад приехал в Махачкалу к родственникам, которые и «подсадили» его на икру. 24-летний азербайджанец Саид с трудом объясняется по-русски, все время шутит и сам же смеется, так как большинство его каламбуров разобрать невозможно. В России на нелегальном положении он живет уже три года. 44-летний Профессор про себя ничего не рассказывает, даже по имени его не называют, но внешность говорит сама за себя: интеллигентное лицо, очки а-ля Глеб Павловский, грамотно построенная речь. Али сказал, что когда-то Профессор преподавал в дагестанском вузе экономическую теорию, каким-то образом «встрял на деньги» и оказался в этом бизнесе. С этим «экипажем машины боевой» нам предстояло на утро выйти в море. А пока на прогнившем деревянном причальчике нас потчуют чем Бог послал: две канистры пива, тарелка огурцов и помидоров и плов, приготовленный Саидом. Захмелев, Али (в этой троице он главный) начинает жалова

ться на жизнь:

– Совершенно невыгодное это дело – рыбалка. Затраты огромные, а отдача – как лотерея. Бензин – купи, сети по 6500 рублей за штуку – вынь да положь, «береговому», чтобы за зад не прихватили, по шесть тысяч в месяц отдай. – К какой силовой структуре относится «береговой», Али уточнить отказался. – А у меня четверо детей, как мне их кормить, если работы нет ни на Ставрополье, ни здесь?

– Но ведь черная икра – это огромные деньги…

– Только не на моем уровне, – вздыхает браконьер. – Да и к тому же я пока на долг работаю. В Сулаке больше половины таких, как я: назанимали денег, чтобы купить байды, моторы японские, снасти качественные. Я, к примеру, еще $15 000 должен.

– А как вы в море выходите, если реку тросом пограничники перегородили?

– В принципе через этот пост пропускают рыбаков, у которых есть разрешение на вылов чистяковых пород (сазан, сом), но для этого нужны местная прописка, спецпропуск и разрешение командира заставы. Хотя ловят-то такие люди все равно не сазанов. А вот у нас таких ксив нет, завтра посмотрите, как мы этот пост обходим.

На махачкалинском рынке можно запросто купить хоть белугу (на фото слева), хоть черную икру. (Съемка скрытой камерой.)

«Продам икру, куплю «Лексус»

В 4 утра нас будит задорный смех Саида, троица грузила снасти в байду. Мы с фотографом пристраиваемся в корме. Двигатели взревели, и лодка направляется в обратную от моря сторону. Пройдя вверх по течению метров 500, Али глушит моторы и начинает кого-то вызванивать по мобильнику. Через 20 минут к берегу подъезжает трактор с тележкой, на которую и грузится наш «летучий голландец». 10 минут тряски по бездорожью, и байда уже спускается на воду в морском заливе. Тракторист получает причитающиеся ему 500 рублей и снова едет к реке за очередным клиентом.

Мы же уходим на 20 километров от берега проверять оставленные несколько дней назад сети. Снасти притапливаются в определенном месте, а координаты этой точки забиваются в прибор спутниковой навигации (GPS).

Только мы появляемся в заданном районе, к лодке Али подруливает еще одна байда с браконьерами. Помахивая бейсбольными битами, они не очень интеллигентно интересуются:

– Какого хрена вы тут делаете, это наше место!

– У меня эта точка в спутнике забита. – Али достает из-под сиденья старенький карабин. – Давайте по-хорошему разойдемся, не по беспределу.

– Ты меня своей пукалкой не пугай, – наезжает быдловатый конкурент. – Своих стволов хватает, покажи свой спутник.

Удостоверившись в правильности координат, детина опускает свою биту:

– На два километра восточнее наши сети стоят, не вздумайте туда лезть.

– Раньше такого не было, – вспоминает Профессор. – А теперь пиратов развелось. Если бы у нас рыбы была полная лодка, так просто не отделались бы. Налетают с автоматами и в лучшем случае улов забирают да двигатели снимают. А ведь были случаи, когда расстреливали людей и байду топили.

Саид тем временем забрасывает в воду «кошку» и начинает вытаскивать сети. За два часа работы улов более чем скромный – три здоровых осетра и четыре средние стерляди. Начинаем сворачиваться. Увидев это, дежурившие неподалеку конкуренты снова подплывают к Али. Оценивающе взглянув на улов, они морщатся: «Негусто», – и убираются восвояси.

На обратной дороге встречаем лодку знакомых Профессора. Судя по тому, как она проседает в воду, этим браконьерам повезло больше.

– Мы в Казахстан ходили на несколько дней, – швартуются они к нам. – Еле от тамошних погранцов ушли.

На дне их шхуны лежит около двух тонн свежей осетрины, в каюте – ведро уже засоленной черной икры.

– Машину новую куплю, – мечтательно произносит один из браконьеров. – «Лексус» хочу.

Один такой улов тянет на десятки тысяч долларов.

После таких запросов тут же рассеивается миф о бедных рыбаках, с трудом добывающих себе кусок хлеба. Как можно истребить рыбную мафию, когда браконьерство приносит такой бешеный доход.

Уже на подходе к берегу к нам наперерез подскочил милицейский катер. «Приплыли», – пронеслось в голове. Люди в форме и фуражках о чем-то тихо поговорили с Али, и мы продолжили путь. Рыбу браконьеры сдали сразу на берегу и тем же макаром – на тракторе – вернулись домой. Бензин и новые сети были окуплены за пять часов…

Браконьер – лишь исполнитель

– Рыбная мафия, что здесь, что на Дальнем Востоке, одинакова, – рассказал нам позже 1-й замначальника Каспийского погрануправления ФСБ России Игорь ЦВЕТКОВ, которого всего месяц назад перевели в Дагестан из Владивостока. – Браконьерам главное – нажива, и они не останавливаются ни перед чем. Разница лишь в нюансах. На Тихом океане мафия работает в основном на заграницу, здесь – только на Россию. Почему она бессмертна? В советские времена был такой лозунг: «Границу охраняет весь народ». Мы же здесь только координаторы, поэтому, если не захочет народ покончить с этим беспределом, если скоординированно не будут работать все силовые структуры, пограничникам придется туго.

Браконьерили здесь всегда, но не в таких объемах. Раньше же были колхозы-совхозы, а потом все развалилось, и людям, которые всю жизнь занимались рыбалкой (а заниматься в таких поселках, как Сулак, больше нечем), стало не на что жить. За время развала они привыкли добывать легкие деньги, а чтобы отбить у них эту привычку, надо создать инфраструктуру, дать работу, нормальную зарплату. При таком раскладе они сами не захотят рисковать своей жизнью. Ну и запретительные меры надо вводить. Одного моратория на вылов осетровых было бы мало, надо вводить запрет на продажу этой рыбы и черной икры. Иначе через несколько лет мы вообще без нее останемся.

А я подумал, почему бы не перенять заграничный опыт, к примеру, Ирана. Здесь, между прочим, с браконьерами не церемонятся: попался первый раз – отрезают руку. При этом на весь мир объявляют, что делают это гуманно, под наркозом. А за второй раз можно нарваться и на смертную казнь.

Такие меры не для нашей страны, но в икорной политике Ирана есть одно рациональное зерно – добыча осетровых там монополизирована государством. Кстати, год назад глава Минсельхоза РФ Алексей Гордеев говорил о необходимости введения государственной монополии. Был даже подготовлен закон «О сохранении осетровых рыб и рациональном использовании их запасов», который определяет правила вылова, нормы воспроизводства и защиты осетровых. Предполагалось создать федеральное государственное унитарное предприятие, которое будет жестко контролировать и переработку, и продажу рыбы и икры. Однако воз и ныне там. Когда речь идет о доходах в сотни миллионов долларов, бюрократические преграды расползаются, как рыболовные сети во время нереста. Ведь браконьер – это лишь исполнитель, а нити от него ведут в различные коррумпированные властные структуры как на местах, так и в Москве. Невыгодно им бороться с браконьерами.

Под Кизляром мы побывали на Широкольском рыборазводном комбинате. Это едва ли не единственное выжившее в смутные времена предприятие в Дагестане, воспроизводящее осетровых, а ведь раньше их были десятки. Казалось бы, вложи в него деньги, и доходы пойдут. Однако в этом году комбинат не получил госзаказа и вынужден выживать за счет коммерческой продажи искусственно выведенной рыбы. А мысль о том, чтобы восстановить подобные хозяйства по стране, где бывшие браконьеры смогли бы получить работу, чиновникам, греющим руки на черной икре, если и приходит в голову, то только в страшном сне.

Фото Владимира Веленгурина

Комсомольская правда