Записки районного опера: жизнь не стоит и гроша!

Кто сказал, что жизнь человека – бесценна? Смачно плюньте в глаза этому занюханному придурку! Хотя – стоп… Немедленно протрите ему глаза своим замусоленным носовым платком и извинитесь за то, что недослышали и недопоняли. Жизнь человека действительно – драгоценна и неповторима! А вот жизнь нашего человека – не стоит и ломанного гроша! Людей у нас убивают поштучно и повзводно. В трезвую и по пьяни. По серьёзным причинам, по не очень серьёзрным причинам, а заодно уж и вовсе без малейших причин…

Среди случающихся на моей «земле» всевозможных мокрух практически нет заказных убийств (одно-два в год, не больше), и очень мало – убийств заранее запланированных, продуманных и чётко осуществлённых. Основная же часть – «бытовуха», типа: «поцапался с женой, дал ей по чайнику, она в падении ударилась головой о шкаф – и амбец!», или: «…выпил с корешом, что дальше было – не помню, а очнулся – кореш уж жмур, весь в крови…»

Другие распространённые мотивы убийства: корысть… ревность… злоба… случайная ссора… неосторожность… просто на глаза подвернулся!

Для выехавших на очередного жмурика ментов первостепенно: «криминальный» или не «криминальный» покойник? То есть имеются ли налицо признаки насильственной смерти – и тогда надо, возбудив уголовное дело, искать убийцу (что, согласитесь – хлопотно и утомительно!). Или же таковых признаков нет, и можно со спокойной душой объявить: гражданин такой-то умер естественной смертью, погиб в результате несчастного случая или же (на худой конец) покончил с собою, – тогда дело не возбуждается, и искать никто не надо, что экономит кучу времени и сил. Согласитесь, разница – колоссальнейшая!

Каждый «криминальный» труп – это совершенно ненужная операм угрозыска и райотделу в целом галочка в отчётности. Ладно, если свершившееся убийство удастся раскрыть сразу же, по горячим следам (идеальный вариант – очередной мокрушник терпеливо дожидается следственно-оперативной группы на месте злодеяния, заранее чёркая на бумажке свои признательные показания). Но такое – не каждый день…

Ну а не раскрытое сразу же тяжкое преступление имеет все шансы стать «висяком» в показателях. И тогда прокуратура дёргает напоминаниями о решительных действиях, из гор- и облУВД долбают сердитыми звонками, непосредственное начальство изводит оперов воплями: «Три убийства нераскрытых на шее, а вы там по барам шляетесь и пиво лакаете, сволочи?!»

Отсюда понятно желание оперов любой не имеющий очевидного виновника криминальный трупешник сделать – некриминальным… То есть повешенного представить как повесившегося, утопленного – как утонувшего, убитого ударом камня по голове – как погибшего в результате случайного падения головой на камень.

Но оперскому творчеству ощутимо мешают мирные обыватели, не понимающие наших манипуляций. То они слышали какие-то жуткие стоны и призывы о помощи, то даже видели и готовы вписать в протокол, как «этот подбежал и того как ударит!» А сколько вроде бы надёжно спрятанных и совершенно противопоказанных нашей отчётности убиенных находится благодаря неугомонному населению – это ж уму непостижимо! Людям что – делать нечего, кроме как шастать по всевозможным помойкам, и искать подброшенные трупы?! Дома бы лучше сидели, умные книжки читали , или же воспитанием детей занимались – наверняка будет больше пользы! А то шатаются Бог весть где… Вот – типичный пример.

РУКА С ЧАСАМИ

Однажды, к примеру, прибежала в райотдел запыхавшаяся бабёнка, кричит дурным голосом с порога: «Там… на свалке… кусок ноги… в кустах!» Тьфу ты… Ну, лежит там на свалке что-то такое… Тебе-то что? Явно с милицией никогда раньше дел не имела, и почему-то думает, что тут её известию будут страшно рады, и тотчас помчатся всем РОВД на свидание с расчленённым трупом!

В тот день дежурил капитан Масик – мужик тёртый, опытный, понимающий, как важно уберечь нашу отчётность от каждого лишнего «висяка». Вот и грузанул он с ходу: «Пьяна ты, что ли?.. Чё несёшь, каракатица, какой на фиг в кустах может быть кусок ноги?! Вали отсель, алкашка, пока в «обезьянник» на ночь не запер!» Струхнувшая бабёнка заткнула фонтан и попятилась, явно собираясь наутёк, но, как на грех, мимо по коридору проходил начальник РОВД. И то ли не в духе был в тот день, то ли на Масика персонально имел большой зуб, но только вдруг разошёлся не на шутку, чуть ли не ножками затопал: «Что вы себе позволяете?! Как с гражданкой разговариваете?! Немедленно зарегистрируйте заявление и обеспечьте принятие по нему должных мер!..»

От таких неслыханных речей Масик аж рот разинул. Опомнившись, тут же позвонил тамошнему участковому, чтобы известить о валяющихся на таком-то пустыре обрезках мертвячины. Как на грех, участковый оказался на месте, и, получив указание – немедля разобраться, тут же бросился исполнять.

Через полчаса позвонил сам, доложил обстановку: информация подтвердилась, в кустах на пустыре им действительно обнаружен фрагмент человеческого тела, предположительно – от мужского бедра. И, кажись, там дальше ещё что-то виднеется… Памятуя про скверное настроение подполковника, весь свободный от срочных дел личный состав кинулся на пустырь – собирать человечину.

Среди ищущих оказался и я. Думаете, приятно в сгущающихся сумерках бродить по захламленному пустырю и шарить там и тут в поисках склизких кусков плоти? Угу!.. Нет, это удовольствие – лишь для гурманов.

У меня был фонарик, которым я себе подсвечивал, и после получасовых поисков мне «повезло» найти под кустом аж целую руку, от пальцев до локтевого сустава, слегка уж почерневшую и попахивающую… На запястье тикали часики – дешевенькие такие, типичный ширпотреб. А у меня на тот момент часов не было – старые разбил давеча, выкручивая клешни одному рвущемуся на волю баклану, а купить новые – жаба давила: при моей нищенской зарплате – и остограммиться не всегда удаётся…

Прислушавшись к тихим голосам коллег за близлежащими кустами, я быстро снял с запястья часы, вытёр их оторванным лопухом, и – надел на своё запястье. А саму руку – кинул в прихваченный с собою пластиковый кулёк. Сообразил я так: по кустикам разбросали в расчленённом виде, скорее всего, какого-нибудь бомжа, никому не ведомого и не нужного. Никто его дешёвых часиков не хватится, а мне без них на службе – никак. Но закрутилось по-другому…

По отпечаткам пальцев собранного из кусочков трупа в РОВД быстро определили личность: Никодимов Сергей Алексеевич, 34 лет, ранее судим, два дня назад освободился, живёт (жил!) поблизости, по такому-то адресу… Наши товарищи двинули к вдове расчленённого. «Да, – говорит, – со вчерашнего дня супружника не видела; как пошёл вечером бухать к своему корешу, Ваське Давыденко, так и – с концами…»

Знали мы того Ваську, нагрянули к нему на адрес. Хибара – в частном секторе, на стуки не отвечают. Предположительно – не уважают нас здесь. А кому такое отношение понравится? Рассердившись, вышибли двери, вломились ордой… Оказалось: Давыденко – на диване, дрыхнет беспробудно, на полу – подозрительные бурые пятна, рядом – тряпье какое-то… Разбудили пинками. «А у вас есть санкция прокурора на обыск?» – нагло вякнул Вася. «Ага, сто санкций!.. Вставай, сволочь, пока ноги не переломали!» Схватили его за руки, крепко тряхнули, свезли в райотдел. Там уж врезали хорошенько, от души, – он и раскололся…

Короче, случился обычняк: с Никодимовым корешились с детства, и после отсидки тот пришёл к Васе отметить освобождение. Хозяин выставил пузырь, раздавили по-братски. Захотелось ещё! Давыденко говорит: «Я уж одну выставил, теперь – ты!» Никодимов обиделся: «Чтоб гость – и хозяина угощал?! Да и знаешь ведь, что голяк я – после тюряги…» Раздосадованный Вася попытался гостя выставить, но Никодимов упёрся. Крики, ругань, мат, кулачная потасовка… В итоге Никодимов схватился за стул, а Вася – за кухонный нож. И одним ранее судимым элементом в районе стало меньше.

Дальше Вася действовал на автомате. Порубив труп топориком на части, сложил кусками на тележку, свёз на соседний пустырь и раскидал по сторонам, рассчитывая, что бродячие собаки всё слопают. (Не сунься проходившая по пустырю бабёнка в кусты – так бы и вышло!). Потом вернулся домой, второпях помыл пол, квакнул ещё двести и завалился спать. Как его будили – уж рассказывалось. Простеньким оказалось дело. Если не лениться и не квасить по-чёрному, то опера такие мокрухи за считанные часы раскрывают.

Но главный соус – в другом…

Когда через пару дней у себя в кабинете задавал я гражданочке Никодимовой последние вопросы по делу, она при взгляде на мои часы вдруг воскликнула: «У моего мужа такие же были, вместе с ним пропали… Там ещё на обратной стороне – гравировка: «Любимому Коленьке – на день 35-летия!» А ваши часы – тоже подарок?»

Ага, подарок… Её же супружник мне и «подарил». Кстати, я уж и забыл, откуда часы у меня взялись, иначе снял бы перед разговором. Ответил сухо: «Нет, купил. В прошлом году, в ларьке, кажись…»

Казалось бы – исчерпывающий, исключавший любые кривотолки ответ. Но – нет, уж и тянется к часам любопытствующей ручонкой: «Можно посмотреть, что у вас на оборотной стороне часов написано?» Ах ты, думаю, погань! Кошёлка! Да за кого ж ты меня, офицера угрозыска, держишь?!.

«Что-то вы, гражданочка, юлить начали, и от основной темы отвлекаетесь… Может, скрываете что-то от органов. А?» – насупился грозно.

Испугалась она, залепетала оправдания (кто оправдывается – тот уж не опасен!), а я отпрессовал её ещё десятком подобных фраз, грозно посверлил её глазами – она и усохла… Закруглив спешно беседу, я выпроводил её из кабинета, тут же снял часики с запястья – и в сейф швырнул. А вечером, по пути домой – выкинул в ближайшую мусорную урну.

Ну его к лешему… Ещё залетишь в историю из-за подобного пустяка!

УБИТЫЕ И УБИЙЦЫ

Когда пришёл на работу в угрозыск, то, помню, так боялся трупов! Иногда ужас какие попадались – растерзанные, с вывалившимися внутренностями, с выпученными в предсмертной муке глазищами… Смотреть – и то кошмар, а их же ещё ведь и трогать приходилось, и обыскивать, и транспортировать в морг! Только позднее понял: не мёртвых бойся – живых! Но всё равно, и до сего дня возиться с покойниками для меня – удовольствие ниже среднего.

Когда на труп посылают – никогда заранее не угадаешь, «хороший» ли он будет, чистенький, без дерьма и требухи, или же – вонючка, растерзанный, загаженный, вшивый…

Одному моему другу-оперу по этой части особенно везёт: как на жмура пошлют – то такая погань! Крепких нервов парень, но и он уж занервничал, жалуется: «Ну их к чертям, мертвяков этих…Зарплата – мизер, и ту по три месяца не выплачивают. И не нанимался я к ним дерьмо убирать! Чего доброго, ещё и СПИД от мертвяка подцеплю! Нет уж, пусть лучше начальство трупы таскает!..» Конечно, такое только в курилке говорится, а напрямую перед начальством варежку не больно раззявишь…

С годами, регулярно общаясь со всякой шушерой, постепенно теряешь веру в искренность и порядочность кого угодно. Заподозренные в тяжком преступлении (а убийство – самое тяжкое из них!) люди – даже и неплохие, даже и самые лучшие из них – уж столько раз путались и лгали передо мною на допросах! Немало таких, кто не умеет врать, искажает факты бездарно и бессмысленно, выдавая себя метанием глаз, дрожью пальцев, неуверенностью интонации. Но нередки и виртуозы лжи, подлинные Мастера вранья… Их вымысел – это сама Мадам Убедительность! Накал! Потрясающее кипение чувств! Совершенно неподдельная п о д л и н н о с т ь в каждом звуке и жесте. И если в итоге выясняется, что всё – лишь жалкие враки, призванная спасти злодея от кары, то диву даёшься. И когда в очередной раз слышишь чьи-либо пылкие клятвы в невиновности и горестные рыдания «неправедно оклеветанного», то кривишься скептически: «Было… уже слышал… ничего нового! И клялись, и рыдали, и честные глазки строили, а у самих ручонки – по локоть в крови…»

Никому не верю. И – ни во что.

Отдельная тема – исповеди уже изобличённых и признавших свою вину убийц. Когда деться уж некуда, то все они начинают одинаково – с горячего покаяния. «Ах, я – такой!.. Ах, я – сякой!.. Да как я мог содеять подобное?! Да меня за такое сто раз четвертовать мало!..»

Но потом, яростно отхлеставшись положенное количество раз, душегуб плавно переходит к рассказу про собственную долюшку, приведшую его к подобному. И в итоге, стервец, такую жалость к себе возбуждает, что уж не сколько осуждаешь его, сколько – сочувствуешь, сопереживаешь, льёшь слёзы за его немыслимые душевные страдания. Невольно гневаясь на себя и на весь угрозыск за то, что такую замечательнейшую личность вынуждены вы жестоко гноить в темнице! Ну а как воскликнет кровопийца с сердечной мукой: «Неужто и вы, гражданин начальник, окажись на моём месте, не убили бы эту мерзкую и подлую тварь?!» (имеется в виду превращённый в кровавую отбивную потерпевший), так прямо – таки рвётся из твоей груди пронзительное: «Да! Точно! И я, и я убил бы!.. Стопудово!»

Тьфу!..

Зная эту особенность общения с убийцами, давно уж ни в какие их оправдания собственных злодейств не вникаю, тем более – и не жалею из них никого. Если и над тем слезами покапать, и над этим, ещё и тем – посочувствовать, то вообще сажать – некого! Все кругом – сплошные ангелы, а что застрелил кого-то, зарезал или забил ногами до смерти случайно оказавшуюся на пути старушку, так это – досадная случайность, на крайняк – роковое стечение обстоятельств. Про бабку же и говорить нечего, ещё та врагиня прогресса; такую ежели не пришить – всю жизнь потом совесть грызть будет…

Отсюда вывод: никого не жалеть! Кто чего заслужил – то пусть и имеет. За подвиг – орден, за ударный труд – деньги и славу, за мокрушество – «зона».… А сколь благородными были мотивы убийцы – пусть он сам на суде рассказывает прокурору и судьям. Авось – пожалеют!

Кстати: ведь и жалеют! Сейчас всё делается для того, чтобы максимально облегчить участь злодеев. Отменили смертную казнь – ладно… Я понимаю: жизнь убийцы – священна и неприкосновенна. Держава обязана беречь её, как зеницу ока, и чем больше убийц благополучно доживёт до глубокой старости – тем полезнее для цивилизованного общества… Но теперь же норовят ещё и суд присяжных повсеместно ввести!

А что такое суд присяжных? Это когда сидят в зале суда мирные обыватели внимают обвиняемому и его адвокату, а те дуэтом вешают им лапшу на уши. Красочно описывая , насколько же весомы и уважительны объяснения того, почему обвиняемый, к примеру, посёк жену родную кухонными ножиками, испёк в духовке и съел с гарниром из жаренной картошки. После таких рассказов легковерные присяжные, прослезившись, остро осознавая светлое благородство жено-поедателя и редкостный сволочизм съеденной супруги, дружно резюмируют: «НЕ ВИНОВЕН». И наш убийца со спокойной душой выходит на свободу, чувствуя себя святее Папы Римского. А что закон требует наказывать убийц по всей строгости, так и что?.. Присяжные ведь судят, в первую очередь, не по закону, а по совести!

Это не значит, разумеется, что у ментов к убийцам – какая-то особенная озлобленность. Не оправдывая мокрушников, никак не желая вникать в их самооправдания, не спешим мы и бичевать их, не клеймим позором. Такого нет, чтоб кричать яростно: «Ах, негодяи!.. Подонки, вы человеческую кровь пролили! Нет вам прощения!»

Все мы – люди, все – человеки, и убийцы в этом отношении никакого исключения не представляют. У каждого из них есть какие-то свои мотивы поведения; важно – понять их, я не говорю – простить! Хотя, по сути, если поймешь, то тем самым в какой-то степени – и прощаешь… Мол, да – убил. Но – по таким-то причинам, из-за таких-то обстоятельств. И ещё неизвестно, как в такой же ситуации повёл бы себя ты сам…

Человек порою поставлен в такую ситуацию, единственным выходом из которой ему кажется лишь чья-то смерть. Скажем – месть за друга. Или – обязательно надо предотвратить нечто… Или по ревности пришил кого-то. Умный понимает, что убийство решает одну проблему за счёт того, что создаёт другую, куда более острую. Но не всем же быть умными!

Распространённейший мотив – корысть. Подло убивать из-за денег. Но, положа руку на сердце, имей я возможность безнаказанно пришить в тёмном углу какого-нибудь зажиревшего на народной крови барыгу, ещё заимев на этом деле чемоданчик с миллионом баксов – неужто пощадил бы падлюку?!. Ни Боже мой! И практически любой из нас, оперов, тоже не пощадил бы, разве что – если совсем уж из трусоватых… (Кстати, любимая оперская присказка: «Совесть мента – не продаётся, но вообще цена ей – 5 000 долларов!» Неплохо сказано. Хотя пять штук лично для меня – не сумма!) Почему же, спросите вы, до сих пор не складываю я замоченных барыг штабелями? Лишь потому только, что нет гарантий моей личной безопасности, да и чемоданчики с «лимонами» баксов в доступных моему глазу тёмных углах не мелькают…

Иными словами, нет никакой принципиальной разницы между опером и изобличаемым им злодеем. Сделаны они из одного человеческого материала, вышли из толщи одного и того же народа. Поэтому нет во мне, опере, личной злобы против убившего кого-нибудь из-за денег. А просто иногда становится досадно: из-за каких же, в сущности, копеечных сумм сплошь и рядом лишают жизни!

Но самая ненавистная мне порода убийц – это гадёныши по жизни, которым просто в кайф – делать подлости всем и всякому. Гнусы, сволочи – давить их беспощадно: и за то, что – убил, и вообще за то, что – гад!..

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!

You may also like...