«У сепаров бывает по 300 трупов в день. Мы носили» – репортаж из зоны АТО

О "военном быте" на передовой в окопах ни добровольцы из Айдара, ни призывники из горно-стрелков распространяться не хотят. 19-летний паренек, явно опасаясь командира, говорит, что "все есть и ничего не надо". От сигарет отказывается. При этом стоит в старом, выцветшем бронежилете и старой, еще времен советской армии, каске. Хотя горно-стрелки, по словам тех же айдаровцев, считаются элитой армии.

На Донбассе идет не антитеррористическая операция, а настоящая война

Корреспондент журнала Новое Время съездил в расположение батальона Айдар. Он контролирует околицы поселка Счастье на самом краю зоны АТО на подступах к Луганску

– Ксивы Свободы, визитки Яроша, наколки соответствующего содержания есть? – вместо привета говорит мне коллега, с которым мы ночью выдвигаемся из столицы в зону АТО. – Понимаешь, мы действительно направляемся на войну, где может произойти все, что угодно.

Наша главная цель – едва не расформированный недавно батальон Айдар, которому мы везем передачи, собранные со всей Украины.  Вторая – собственными глазами посмотреть, какое оно – перемирие в зоне АТО, всего в нескольких километрах от захваченного боевиками Луганска.

Дорога

Дорога от Киева до Харькова – почти идеальная. Ровная, с разметкой и, главное – ее продолжают улучшать и расширять прямо сейчас: уйма техники – будто и нет войны.

Милиция на редких блокпостах – расслаблена: без бронежилетов, собираются в группы по пять человек и так стоят – удобной мишенью.

Харьков – обязательный пункт для всех, кто едет в сторону Луганска. Центр чист, ухожен и полон гуляющих горожан. По пушкам и танкам около Краеведческого музея под присмотром мам ползают дети. Того, что за 200 км отсюда война, – не ощущается вообще.

Картинка меняется где-то за Купянском. Машин резко становится меньше. Снуют преимущественно бензовозы – с топливом для армии, автобусы – с беженцами и военная техника.

Первые встречающиеся уже на этом отрезке дороги блокпосты состоят из сводных подразделений МВД и армии. Милиционеры откровенно хамят. Армейцы – строги и настороженны.

– Ксивы журналистские накупили. Войнушку посмотреть хочется? – возмущается нам в лицо человек в синей форме – автомат наперевес, нашивки МВД.

Он, как и большинство его коллег на первых с тыла блокпостах, – из местных, Луганск и область. Добровольцы Айдара и солдаты им не доверяют и не любят.

– Они в пекло не лезут. Решили себе в безопасном месте статус участника АТО получить. Это те же сепаратисты, только скрытые, – нахмурившись, расскажет нам позже, на передовой, один из айдаровцев.

Две недели назад милиционеров и близко не было блокпостах – даже на тех, что ближе к тылу, утверждают бойцы АТО. Некоторые рассказывают, что милиционеры вообще зарабатывают на тех, кто покидает зону АТО: подбрасывают патроны или оружие и тут же требуют "подмазать" – иначе статья.

Глядя, как бесцеремонно ведут себя милиционеры с нами, везущими на фронт еду и обмундирование, этому легко веришь.

На войне

Подъезжаем к нашим передовым позициям. Впереди – Металлист, поселок в 10 км от Луганска, который местные давно считают просто одним из районов облцентра. Сейчас, как утверждают участники АТО, там никого не осталось, лишь немощные старики.

Здесь бок о бок стоят регулярные армейские части и айдаровцы. И те, и другие подчиняются Минобороны. Но разница между бойцами – налицо.

Добровольцы более раскрепощены и приветливы. В них еще не угас некий дух идеализма, из-за которого они все еще тут, на передовой. Они все еще – "за Родину", хотя многие даже не приняли присягу. Кое-кто официально, а кое-кто для собственных родных сейчас вообще находится где угодно, только не в зоне АТО.

Солдаты. Эти – недоверчивы. Боятся командиров. Журналистов не жалуют. Воюют – потому что так надо: "В тебя стреляют – и ты стреляешь". Но есть и исключения.

– Я за два месяца до начала АТО контракт подписал, – говорит один из бойцов армейской 128-й горно-пехотной бригады (их тут зовут горно-стрелками). – Ни о чем не жалею.

За последним блокпостом только наша разведка, а дальше – сепаратисты. Командующий постом, которому подчиняются как добровольцы, так и бойцы его собственного подразделения, тоже – из горно-стрелков. Снимать запрещает, выходить не хочет, пропускать дальше – не пропускает.

Пытаемся по телефону получить у старших разрешение заглянуть за последнюю линию обороны и съемку блокпоста. Звоним генералу – руководителю АТО в Луганской области. Полдня переговоров и клятвенных заверений, что "вот-вот сейчас пустят" – не приносят результата: командиры на местах откровенно игнорируют и Киев, и генералов. Махновщина в зоне АТО – процветает. Хотя в глубине души допускаем, что генерал и сам, вероятно, не слишком горел желанием пускать нас на позиции и просто морочил голову обещаниями.

Сепаратисты

На месте, где в районе Металлиста недавно во время боя сгорели солдаты в БТР – водружен свежий крест.

В зоне АТО – перемирие. Армия окапывается. Окапываются и сепаратисты. В бинокль отчетливо видно, как там укрепляют блокпосты.

– Они теперь умные стали. Перемирие дало возможность им зарыться в землю. Под землю закапывают бетонные укрепления. Даже если мы их разбомбим из самолетов и пушек, они переждут и когда мы пойдем в наступление – встретят нас, – совершенно будничным тоном объясняют солдаты.

К перемирию у бойцов отношение двоякое. Одни считают, что перемирием президент дал возможность сепаратистам укрепить позиции. Другие – что оно было необходимо, чтобы дождаться официального решения Москвы не вводить войска. Последние – в меньшинстве.

О "военном быте" на передовой в окопах ни добровольцы из Айдара, ни призывники из горно-стрелков распространяться не хотят. 19-летний паренек, явно опасаясь командира, говорит, что "все есть и ничего не надо". От сигарет отказывается. При этом стоит в старом, выцветшем бронежилете и старой, еще времен советской армии, каске. Хотя горно-стрелки, по словам тех же айдаровцев, считаются элитой армии.

О потерях среди сепаратистов здесь тоже говорят неохотно. Спрашиваю – правда ли, что такие большие, как сообщают официальные сводки? Говорят – правда.

– У них действительно бывает по 200-300 трупов в день. Мы носили, – рассказывает добровлец.

– Трупы мы им [сепаратистам] отдаем. Выносим на нейтральную полосу, они их потом забирают, – буднично добавляет другой.

– Почему нет ни фото-, ни видео-доказательств?

– А зачем – чтоб потом "карателями" называли?

Одни заверяют, что большинство из тех, кого им удалось уничтожить, – люди с украинскими паспортами, и россиян среди них немного. Другие почему-то убеждены, что россияне всегда заранее знают о готовящихся атаках украинских войск и потому отходят.

Живых, точнее мертвых доказательств, нет. Плюс военному времени свойственны преувеличения.

Что делать?

Что делать с Донбассом "потом" – здесь тоже предмет для споров.

Бойцы Айдара поголовно убеждены: за Донбасс надо бороться. Армейцы – далеко не так категоричны.

– Вот у меня есть квартира в N, – рассуждает срочник, называя город в противоположном от Луганска конце Украины. – Я ее сдаю двум семьям из Луганска. Только женщины и дети. А папки тут воюют, за сепаратистов. И как с этим быть?

Объединяет всех одно – понимание, что впереди будут большие потери. С обеих сторон.

– Не представляю, как мы будем брать Луганск – там сейчас каждый дом – укрепление, – говорит солдат родом из Луганска. – Эта история не меньше, чем на полгода – год…

Под вечер в районе сепаратистских позиций начинаются непрекращающиеся выстрелы.

– Тут так всегда – они под вечер и ночью активизируются, – почти не реагируют солдаты.

Уходим из зоны АТО на закате. Так и не попав на последний блокпост. За день в сторону Луганска мимо нас не проезжает ни одной машины. Их просто не пропускают.

Лишь изредка ходят местные – пешком, через эту украинскую линию фронта.

Вот например – одна: работает в Луганске продавцом, живет в Счастье – каждый день туда и обратно преодолевает несколько километров. Не пропустить на работу – "только через ее труп".

– Как я ее не пропущу? Она кричит: стреляйте в меня! – пожимает плечами солдат.

Уезжаем. На третьем блокпосту от передовой встречаем легковушку, двигающуюся в сторону

Луганска. В машине – семья. Отец, мать и девочка лет восьми. Солдаты явно не знают, что с ними делать – пускать дальше или нет.

 – Мужики, вы из Луганска? – водитель, увидев нас, цепляется, как за последнюю соломинку.

– Нет, мы журналисты. Вы там дальше все равно не проедете.

– Как так не проеду? – лицо мужчины меняется, он подавлен. – Как так? Я домой попасть не могу. Что же делать?

Его вопрос повисает в тяжелом вечернем воздухе. Ответа на него ни у кого нет.

Автор: Виктор Огиенко, НОВОЕ ВРЕМЯ