Угольный бизнес России: хоронить дешевле, чем ремонтировать. Уроки для Украины

Эксперты угольной отрасли – о ситуации на шахтах в России. И о том как Великобритания реструктуризировала свою угольную промышленность. Чтобы шахтеры дольше жили, нужно, чтоб олигархи меньше жрали. Извлечет ли украинская власть уроки из трагедии на шахте «Распадская»? 

Председатель Правительства России В.В.Путин провел совещание в формате видеоконференции в связи с аварией на шахте «Распадская»

Директор шахты «Распадская» Игорь Волков подал в отставку. Сейчас Волков уже получил расчет, сказал официальный представитель компании; о причине увольнения он не сообщил. С 18 мая временно исполняет обязанности руководителя шахты генеральный директор «Распадской угольной компании» Геннадий Козовой.

О том, что Волков будет снят со своей должности, стало ясно еще 17 мая, на совещании у председателя правительства Владимира Путина, который с возмущением обратился к собравшимся со словами: «Гражданин Волков и сейчас сидит среди вас!» Слово «гражданин», которое обычно принято произносить следователем, выступило сигналом к действию по отношению к директору шахты.

Напомним, в ночь с 8 на 9 мая на шахте «Распадская» произошли два взрыва метана, которые, по последним данным, унесли жизни 66 горняков, судьба еще 24 человек до сих пор не известна.

По словам Путина, Ростехнадзор четыре раза обращался в суд с иском о дисквалификации директора шахты «Распадская» за многочисленные нарушения. «Реакция нулевая», – пожаловался председатель правительства.

Шахта «Распадская»

Путин заявил, что необходимы не только кадровые, но и структурные изменения. Так, Ростехнадзор будет передан из ведения Минприроды в прямое подчинение правительства РФ. Кроме того, ведомство будет усилено: внутри него будет создано специализированное управление горного надзора.

Собеседники «СП» считают, что этого мало. Ни руководство угледобывающих компаний, ни их владельцы (как правило, оффшоры, аффилированные с российскими олигархами) фактически уходят от ответственности за подобные происшествия. Они не заинтересованы повышать безопасность добычи, повышать зарплаты или платить большие деньги в случае гибели людей. А заставить их делать это не может ни Ростехнадзор, ни другие государственные органы.

Между тем в развитых странах добыча этого топлива шахтным методом постепенно сокращается. В Европе осталось всего несколько шахт. Центры угледобычи смещаются в страны «третьего мира» – Индию, Китай и Бразилию, где меньше стоимость рабочей силы, и, что немаловажно, куда ниже цена человеческой жизни. Кстати – основной импортер добытого в России, согласно журналу «Уголь», это скромный остров Кипр, что тоже очень характерно.

Николай Торгаев, горный инженер-геофизик еще в начале 90-х активно предлагал владельцам шахт программу мониторинга сейсмической активности. Кузбасс считается сейсмоопасным районом, и многие аварии могут быть спровоцированы подвижками пластов земли, считает он. Но тогда на исследования не нашлось необходимой суммы – 50 тысяч рублей. Последние 10 лет Николай Торгаев занимается наблюдениями за активностью земной коры за свой счет, так как его разработки по-прежнему невостребованы.

– Эта авария могла произойти из-за сейсмической активности?

– Думаю, что могла. В Таштаголе (город в Кемеровской области) есть группа, которая постоянно проводит сейсмические наблюдения. С 2004 года я подбиваю угольщиков – а давайте посмотрим, что же было, когда взорвалась шахта «Ульяновская», и никого это особенно не интересует.

Я этим занимаюсь за свой счет с 2001 года. У нас есть статистика – если взрывается шахта, то жди местного землетрясения.

Человеческая деятельность на шахтах убыстряет природные процессы. И это убыстрение может даже и в плюс. У нас в 1898 и 1903 были землетрясения в 7–8 баллов в районе Новокузнецка, и с тех пор таких сильных катаклизмов не случалось.

– Насколько я знаю, губернатор Кемеровской области Аман Тулеев даже распорядился по вашим данным произвести какие-то работы.

– Да, они меня пригласили. Ну и все.

– Выслушали, позаседали, и разошлись?

– Примерно так. А когда у нас Алтай трясло, я пытался выбить деньги, собрать данные – никто не дал ни того, ни другого. С угольщиками разговаривал, они тоже отказались, «мы не наука». Я рассердился, говорю – готовьте деньги. Они – «на что?». Я – «на похороны». Потом взорвалась шахта «Листвяжная».

– На самой шахте можно обезопаситься от взрывов? Техника, датчики и т.д.?

– Раньше были группы прогноза, но все это ликвидировали.

– Деньги экономят?

– Это происходит потому, что до сих пор нет закона о материальной и уголовной ответственности руководящих органов и собственников предприятия. Никто ничего не боится. В Австралии, если человек погиб, фирма выплачивает 15 млн. долларов, и еще смотрят, не уголовное ли это дело. А у нас…

– Да, пообещали 1 млн. рублей на погибшего, и то из средств «Росгосстраха».

– Так хоронить, выходит, дешевле, чем ремонтировать. Все уже пришли к этому выводу. Мне кажется, Госдума должна закон принять более жесткий. Потому что Ростехнадзор – это как беззубые змеи, что-то там шипят, а сделать ничего не могут. С ними никто не считается.

И второе – работы по безопасности должны быть прописаны в договоре с каждым работником.

– Во многих странах шахты закрывают, добывают открытым способом. На Кузбассе это возможно?

– У нас очень много разрезов. Есть и незаконные, «черные копатели» – люди просто снимают верхний слой месторождения и исчезают. Но самый качественный уголь на большой глубине. На 600 метров вниз карьер не сделаешь, это надо будет пол-Кузбасса снять.

Зампредседателя профсоюза угольщиков Рубен Бадалов сейчас в Междуреченске – чтобы на месте наблюдать за ходом расследования. По его словам, нужно создавать госкомиссию, которая могла бы привлечь к ответственности виновных. Созданная группа, которую возглавляет вице-премьер Виктор Зубков, называется «комиссия, созданная в целях оказания помощи пострадавшим и семьям погибших, а также ликвидации последствий аварии на шахте». В данном случае перевод с бюрократического на русский в пояснениях не нуждается.

– После таких катастроф, массовых жертв – есть ли вообще смысл продолжать добывать уголь закрытым способом? В развитых странах от этой отрасли постепенно отказываются, шахты закрывают.

– Этот вопрос очень сложный, многоуровневый. Австралия, Китай больше нас добывают. Мы пережили реструктуризацию угольной отрасли, было закрыто более 50% добывающих предприятий. Это в период с 1996 года. Основные принципы, по которым закрывались – создание эффективной угольной промышленности. На сегодняшний момент оставшиеся добывают больше, чем те, что были в 1996 году. Отрасль стала рентабельна, и это факт.

Другое дело – какой ценой. Сейчас работает около 200 предприятий. При этом часть предприятий была закрыта, по моему мнению, необоснованно, и можно было найти другой путь их использования. Из тех, что закрыты – большинство опасные и вредные. Газовые шахты, шахты с крутопадающими слоями, они наиболее травмоопасны и тяжелы в разработке, тонкие пласты мощностью до метра. Смотрели на производительность.

– Там, где на единицу труда меньше выработки?

– Где практически невозможно применять технику, где больше людей работает, затраты большие, а эффективность низкая. То есть опасность никогда не была главным критерием. Следующая тема была очень значительная – переселение работников из регионов, где нет перспектив. Я имею в виду северные регионы – Инта, Воркута, Магадан, где оставлять даже пенсионеров не совсем правильно – там им делать нечего, их лучше вывезти «на материк».

У России тут был свой путь и свой подход. Мы переживали то же самое, что и по всему миру, но в другом варианте. Шахты закрывали и в Англии, где угледобыча была символом и гордостью страны, и в Германии. Но и там, и там часть шахт работает до сих пор. Я был недавно в Германии, там какие-то самые опасные предприятия сворачиваются, но там есть один важный момент. Германия находится южнее. У нас 7 месяцев отопительный сезон, а где и все 12. У нас газификация до некоторых регионов так и не дошла, и неизвестно, когда дойдет.

– Особенно за Уралом.

– По разведанным запасам мы на 4 месте в мире. У нас его достаточно на несколько столетий. Уголь – это хлеб промышленности, был, есть и будет. Без угля мы вернемся к лучине и первобытно-общинному строю.

У них не закрыты шахты, в той же Германии говорят о том, что до 2018 года у них рассчитана программа вывода из дотационности подземной добычи. В энергобалансе той же Германии уголь составляет около 45%, в России – 26%. Они топят отчасти польским, отчасти украинским, отчасти нашим углем.

– У них, в отличие от нас, люди застрахованы, в случае травмы или гибели выплачиваются миллионы долларов или евро, у нас – миллион рублей обещали. Там больше внимания уделяют безопасности. У нас можно сделать отрасль и безопасной, и, при этом, прибыльной? Есть примеры, когда западный собственник приходил на российское предприятие, например, в металлургии, и количество смертей снижалось с 20 в месяц до нуля в год.

– Вы хотите сказать, что это зависит от собственника предприятия?

– Может быть. А вы как считаете?

– Тут нужно учитывать, что отрасль априори опасная. Если брать шахту «Распадская», я просто перечисляю ее паспортные данные: эта шахта, отрабатывающая пласты, опасные по внезапным выбросам, отнесенная к сверхкатегории по метану (есть три категории, а эта – сверх), опасная по горным ударам, опасная по самовозгоранию угля и взрывоопасная по угольной пыли.

Можно и нужно добывать безопасно. Раз взорвались, значит, что-то недоглядели. Эта проблема системная, не только этой шахты. При этом надо учитывать, что «Распадская» – одно из передовых предприятий. Еще один момент – менеджмент шахты в какой-то мере еще и собственники, что, к сожалению, не является правилом.

Гораздо чаще собственник не имеет никакого отношения к отрасли, и назначает в менеджмент неспециалистов. Это происходит повсеместно. У меня, как у представителя профсоюза, нет никакого влияния на собственников – я могу общаться только с назначенными директорами.

А собственник, который получил эту шахту часто, извиняюсь, за ящик водки – иногда за 1 доллар покупали угольные компании, с обещанием инвестировать, и эти обещания часто не выполнялись.

И даже нанимая понимающих менеджеров, он все равно начинает влиять на их решения. Такие факты были – нас менеджеры просили найти и надавить на собственников, потому что у них у самих влиять не получалась. Получается работа по понятиям.

Собственник ни за что ответственности не несет. Он, конечно, рискует бизнесом – но если он его за ящик водки купил, то даже в случае аварии прибыль больше, чем убытки.

Допустим, после аварии – это не касается «Распадской» – менеджер придет, скажет: «нужны инвестиции». А тому это надо? Он говорит: «Да ну, все бросаем». А что значит «бросаем»? Это ликвидация юрлица, и собственник становится совсем ни причем.

– Вообще никакой ответственности?

– Мы судимся, выигрываем, приходим к приставам, а они говорят: «собственник умер – как юрлицо – извините, с него взятки гладки». При этом уголь продают так, чтобы показать минимальную прибыль, а иногда, это совсем хамство, работают ниже себестоимости: «нас собственник кормит из своего кармана».

Нина Останина: Главная деструктивная сила – это собственники шахты и сама власть

У нас гигантские пробелы в законодательстве по всем этим вопросам. В странах Европы, в США, в Австралии все это совершенно иначе регулируется. Собственник должен нести ответственность и за политику на предприятии, и за все последствия.

Самое страшное – это когда шахту бросают. Уголь лежит не там, где удобно, а где природа распорядилась – в тайге, в болотах. Значит, это моногорода. Хорошо, что в Междуреченске много шахт, а там, где это локально, там поселок. Все на добычу завязано. Утром шахта исчезает, все котельные встают, городок замерзает. Дома начинают уходить под землю, потому что нужно делать рекультивацию и так далее. А никто этим не занимается, ни бывший собственник, ни государство…

Дмитрий Трещанин, «СП»

******

Архаичный барьер: как Великобритания реструктуризировала угольную отрасль

Наилучшей страховкой от шахтерских трагедий может стать лишь полная реструктуризация угольной отрасли – именно об этом говорит урок Великобритании, некогда главной угольной страны Европы.

После национализации лейбористским правительством в 2004 году некогда процветавшая угольная отрасль теплится лишь благодаря госсубсидиям. За последние 25 лет закрылось более 150 шахт. Сейчас их осталось не более семи. Если в 90-е годы в Британии добывалось 37,1 млн тонн угля, то в 2007 году его добыча сократилось до 1,5 млн. Лишь около 6% электричества вырабатывается сейчас в стране на основе угля.

Кто против профосоюза?

Архаичность этого энергоносителя и нерентабельность его добычи стали очевидны еще в 70-е годы. Необходимость использовать уголь тормозила технический прогресс и реформирование экономики. Однако ни одно британское правительство не осмеливалось закрыть нерентабельные шахты, не решаясь связываться с профсоюзами, особенно с самым мощным и влиятельным из них – Национальным союзом шахтеров (НСШ).

Забастовка британских горняков в 1974 году свалила консервативное правительство Эдварда Хита. Когда шахтеры бросили работу, британская промышленность из-за перебоев с поставкой угля вынуждена была перейти на трехдневную рабочую неделю – ведь тогда 80% электричества вырабатывалось с помощью угольных топок. Понадобился приход к власти в 1979 году правительства Маргарет Тэтчер, чтобы покончить и с угольной отраслью, а заодно и со всевластием профсоюзов.

Скаргил против Тэтчер

У Национального совета угольной промышленности (НСУП) – государственной организации, управлявшей угледобывающей отраслью, был план закрытия ряда нерентабельных шахт, что привело бы к увольнению 20 тысяч шахтеров. НСУП владел 170 шахтами, на которых трудилась 191 тысяча шахтеров. В марте 1984-го этот план был оглашен, после чего НСШ призвал к забастовке все шахты страны. Забастовка была поддержана Британским конгрессом тред-юнионов и национальной конференцией лейбористской партии. Однако президент НСШ Артур Скаргил плохо представлял себе, с каким противником ему предстояло иметь дело.

Когда Маргарет Тэтчер доложили о забастовке шахтеров, она воскликнула: «Кто управляет страной? Правительство или шахтеры?» – и заявила, что никаких уступок шахтерам не будет. И хотя шахтеры не выдвигали политических требований, Тэтчер понимала, что речь по существу идет о судьбе власти. Сама она отмечала впоследствии, что принять шахтерский вызов ее заставило, в частности, сильнейшее желание окончательно устранить этот «архаический барьер» на пути задуманных правительством радикальных реформ экономики, которые в конечном итоге превратили Великобританию 90-х годов в одну из самых процветающих стран Европы.

Битва классов

Шахтерская забастовка 1984-85 годов по своей длительности и беспрецедентному накалу насилия и страстей вошла в историю страны – да и в европейскую историю тоже – как крупнейшая классовая битва XX века. Ровно год британские шахтеры яростно боролись с правительственным планом закрытия нерентабельных шахт. Мобилизовав огромные полицейские силы, Тэтчер умело и успешно применяла их против «летучих пикетов» шахтеров, использовавших насилие и беспорядки на дорогах, чтобы сорвать работу электростанций, сталелитейных и коксовых заводов.

С железной рукой голода шахтерам бороться было труднее, чем с полицией. Вспоминается зима 1985 года, когда на всех углах центральных лондонских улиц стояли шахтеры с ведрами, куда сочувствующие прохожие кидали мелочь. На ведрах была надпись: «Coal – not Dole» («Уголь, а не пособие по безработице»). НСШ обратился за помощью в международные профсоюзные организации и в шахтерские профсоюзы многих стран – в частности, и в профсоюз горняков СССР.

Отсюда пришла помощь, размер которой оценивался прессой от 1 до 10 миллионов фунтов: кузбасские шахтеры в традиционном добровольно-принудительном порядке отработали три дня в пользу братьев по классу. До сих пор в Англии не могут найти концов этих денег. Тогда казалось, что страна стоит на пороге анархии, невиданной со времени всеобщей забастовки 1926 г. Во время лондонских баталий тысяч шахтеров с полицией раненых увозили десятки машин скорой помощи, сотни шахтеров были арестованы. Выступившая по телевидению Маргарет Тэтчер закончила краткую речь фразой: «Насилие не пройдет!» Через неделю, 3 марта 1985 г., делегаты чрезвычайной конференции НСШ проголосовали (98 голосов – за, 91 – против) за возвращение на работу без каких-либо условий.

Полная реструктуризация

Поражение шахтерской забастовки 1984-85 гг. навсегда подорвало мощь НСШ и позиции британского тред-юнионизма. Потери от забастовки составили около трех миллиардов фунтов. За время забастовки около 20 тысяч шахтеров расстались со своей профессией. Полиция произвела 9750 арестов, 152 шахтера были приговорены к длительным срокам тюремного заключения, три человека погибли во время уличных боев. Однако главным последствием поражения забастовки стала полная реструктуризация угольной отрасли. Более ста нерентабельных шахт было закрыто. Позднее Всемирный банк предложил России последовать британской модели при решении проблемы своей угольной отрасли. Но этот совет оказался невостребован.

Барбан Ефим, Лондон, «The New Times»