МЕНТОВСКАЯ ЗОНА: ХРОНИКИ АБСУРДА. Часть 3 – спецконтингент

Дорога в ад для сотрудника правоохранительных органов, против которого возбуждено уголовное дело, начинается с изъятия у него служебного удостоверения. Для большинства «ментов» это трагедия не меньшая, чем само лишение свободы. Даже табельное оружие не так важно, как всемогущая ксива. Потеря «ксивы» для большинства из них означает переход в разряд «овец», тех, кого раньше можно было пасти и «стричь». Впрочем, не все «менты» являются приложениями к своим красным книжечкам. И они, в отличие от «ксивников» даже в лагере остаются людьми.Но вернемся в наши «отверженные селения», вернемся в Менскую зону. Первоначально планировалось, что сидеть в ней будет 700 человек. Когда зону сделали «инвалидской», то промзону строить уже не стали, а сделали на первом этаже будущего «ментовского» барака минипромку для первых «бывших» (на личных зековских делах всех «бывших» стоит аббревиатура «БС» – бывший сотрудник или «БСМ» – бывший сотрудник милиции). Первыми были «тагильцы» – прибывшие четырьмя этапами из 13-ой Нижне-Тагильской спецзоны. Получилось 9 отрядов, из которых 2 «ментовских», отряд обслуги, а остальные – для инвалидов. Жизнь, однако, скорректировала эти планы. Преступность среди сотрудников правоохранительных органов постоянно росла, статьи, по которым «менты» садились, стали «глухими», а естественная убыль бывших была и есть гораздо меньше инвалидской – «ментовская» составляющая в лагере увеличивалась. Уже к 2000 году «ментов» в зоне было более 500 человек на трех отрядах плюс обслуга, при том, что многие осужденные «менты» уже «не рвались» в спецзону, а оставались сидеть «по месту жительства», находя в местных зонах более близкий по интересам круг общения. «Менты» перестали помещаться в отведенных помещениях и начальство зоны всерьез подумывало о том, чтобы поставить в отрядах не двух, а уже трех-ярусные койки. Практика, впрочем, достаточно распостраненная и в других зонах Украины.

Нужно заметить, что в конце девяностых годов Менская зона, как и другие исправительно-трудовые учреждения Украины жили достаточно «весело». В Черниговской области в те годы каждый день отключалась электроэнергия. На 6, на 8 часов. В зоне были дизель-генераторы, но не было топлива. В результате, отключение электроэнергии превращало зону в нечто совершенно невообразимое. Как только гас «периметр», охранники из роты, которых зэки называли «вооруженным крестьянством», рассыпались по периметру на расстояние слышимости человеческого голоса, войсковой наряд запирался в дежурке. По идее, охране положено выдавать фонарики, но на батарейки денег не было. Итак, по периметру стояли перекрикивающиеся охранники, а в жилой зоне мерцали огоньки свечек. Откуда брали их заключенные — не известно. Известно, что пользоваться свечами было строго запрещено, однако, сунуться в темную зону и наказать нарушителей ни у кого из начальства желания не возникало. Хотя сидели в Макошино достаточно «законопослушные» «менты», которые никогда бы контролера не тронули. В отличие от обитателей какой-нибудь «черной» зоны, где контролер при такой оказии мог просто исчезнуть. Реально исчезнуть, потому что к моменту включения света зэки успели бы его уже мелко пошинковать и спустить в канализацию. Конечно же были «отчаянные» контролеры, которые могли на бараке пить с зэчней чай «при свечах», а могли и не чай… Но это – другая история.

В конце девяностых Менская зона была на грани катастрофы. Кормить зэков было нечем, а перебои с электричеством означали перебои с водой, канализационный ступор, а как результат – всеобщую завшивленность и угрозу эпидемий. В конце концов начальству пришлось пригласить умельца из местных жителей и пробить в зоне скважину. И когда вода исчезала в кранах, народ выстраивался к колонке с банками и ведрами. Правда, для бани ведрами не наносишь. Любознательному читателю будет интересно узнать, что в Украине есть зоны, существующие на привозной воде с нормой 2 литра на человека в сутки, включающей все потребности организма. Нужно заметить, что охрана лагеря, которая состоит из макошинских аборигенов, жила и живет не лучше макошинских зэков. Удручающая бедность способствовала стремительной коррумпированности охраны. Не только охрана, но и лагерное начальство норовили в зоне поесть, попить чайку, а то и стрельнуть у зэков сигарет. В результате, купить «вертухая», а то и поймать на чем-нибудь постыдном зэкам было отнюдь не сложно. Не забывайте, что среди бывших «ментов» были опытные агентуристы!

В таких сложных условиях формировался уклад и традиции «ментовской» зоны Украины. Уклад этот во многом повторял воровские традиции обычной зоны. В лагере были и есть свои «смотрящие». Один в «ментовской» зоне, другой – в зоне инвалидной. Есть в зоне и свои «петухи» и другие «опущенные». Причем для «опускания» в «ментовской» зоне использовался не грубый метод гомосексуального изнасилования, а менее травматичные и более метафоричные способы. Как правило, человек, систематически нарушавший нормы лагерного общежития подвергался «обоссанию». Причем, это не означало обязательно непосредственного мочеиспускания на жертву. Например, нанимался «петух», который метал целофановый пакет с мочой в будущего «опущенного». После этого, достаточно символического акта, «опущенный» подвергался обструкции – он спал «в своем кругу», с ним «западло» было «пить чай». Чаепитие в зоне также носило прежде всего символический характер. Чайная церемония в зоне символизировала общение на равных, взаимное признание и добропорядочные отношения. Однако, даже без «обоссания» с некоторыми заключенными чай пить «порядочному каторжанину» нельзя. К примеру, с одним бывшим киевским гаишником, севшим за изнасилование собственной дочери. Впрочем, вопрос о том, с кем пить и с кем не пить чай достаточно субъективен даже не у «бывших». Есть много нюансов, которые поймет только «понимающий»…

Вообще, в процентном отношении, контингент «ментовской» зоны условно можно разделить на три равные части. К первой относились те сотрудники правоохранительных органов, которые сидели за убийства и нанесение тяжелых телесных повреждений. Ко второй – те, кто отбывал наказание за взятки. И к третьей – осужденные за сексуальные преступления. В основном «насильники» – «взломщики мохнатых сейфов», садились за, скажем так, получение взятки в виде «сексуальной услуги». Например, милиционер обещал отпустить симпатичную задержанную за эту самую услугу, оказанную, как правило, прямо в рабочем кабинете и в рабочее время. А потом задержанную то ли не отпускали и она писала заявление на «обманщика». Или отпускали, но заявление все-равно писалось.

Основная масса сидельцев Макошинской зоны, как и положено – «менты». От простых ППС-ников, до старших офицеров. Многие «менты» — в прошлом военнослужащие, которые ушли в милицию после развала армии. В милиции они, как правило, не приживались, все-таки это очень непохожие структуры. Одно время в Макошино среди милиционеров были представлены все рода войск бывшей Советской Армии. Кроме «ментов» сидит здесь и несколько прокурорских, несколько бывших сотрудников СБУ, в том числе и «Альфы». Как, например, первый в истории Украины севший «альфовец» гражданин Г., осужденный за убийство двух бизнесменов, Глазмана и Дашевского. Бизнесмены, кстати, были задушены веревкой на «гончаровский» манер. Хотя Гончаров в то время еще нормально трудился в УБОПе. Но гражданин Г. по свидетельству каторжан, не смотря на свою внешность Шварценнегера, человеком был вполне безобидным и даже несколько инфантильным. По своей инфантильности видно и пошел на «мокрое». Сидел в Макошино и другая легендарная личность – некто Саша, «вымпеловец», штурмовавший еще дворец Амина. На память о нем в стене кабинета начальника зоны долгое время зияла внушительная дыра – след кулака разнервничавшегося Саши.

Сидят в Макошино также немногочисленные бывшие сотрудники таможни, не успевшие быстро поделиться «добром» с начальством и, веяние последнего времени – налоговики. Очень редкий гость в Макошинской зоне – судья. Что неудивительно – в судейских рядах, как нигде сильна корпоративная солидарность. Чего не скажешь о сотрудниках правоохранительных органов.

В Макошино сидят очень разные и очень сложные люди. Часто – опера с опытом серьезной агентурной работы и списком действующей агентуры в голове (агентура-то на свободе растет в карьере, бизнесе!) или люди с другими, весьма специфическими навыками. Например, со знаниями начальника зоны в одной из южных областей Украины, с опытом работы в ГРУ или во внешней разведке. До сих пор, к примеру, помнят макошинские старожилы «Борю-чекиста». При Союзе он успел поработать в 1-ом главке КГБ, во внешней разведке. Успел послужить и на китайской границе. После развала Союза приехал в Украину, служил в СБУ, в управлении «К». И вскоре сел за вымогательство. По его словам, «случайно влез в чужой огород». А огороды, как оказалось, уже были поделены. В результате – проводил мероприятие, а вменили ему вымогательство. Причем на момент посадки это была еще легкая статья, и по одной трети можно было уйти «на поселок». Но на поселок его не пустили с формулировкой «мало изучен». А через 3 месяца поменяли уже и тяжесть статьи, и «поселок» остался несбыточной мечтой. Не имея возможности заниматься любимой работой, «Боря-чекист» решил применить свои знания в зоне. Вербанул одного из нынешних заместителей начальника зоны и тот носил ему донесения каждое свое дежурство. Вам не икнулось, товарищ З.? С другим бывшим опером Борька умудрился «слушать» оперчасть зоны. «Жучок» был запрятан в часы, которые стояли у начальника оперчасти. Довольные бывшие опера в течение нескольких месяцев могли «слушать» оперов действующих на расстоянии 300 метров от оперчасти. Правда, пришлось потом отсидеть за все эти «чудеса» в общей сложности почти полтора года в ПКТ из всего срока. «Боря-чекист» освободился, был встречен и трудоустроен бывшими коллегами по некиевской работе, но на воле пожил недолго – разбился в автокатастрофе. В зоне он часто недоумевал: «За что меня посадили? Ведь я же был хороший офицер.»

Недоумевают многие. Но сидеть все-равно приходится. Несмотря на то, что, по мнению знающих людей, многим здешним обитателям, сидящим за взятку или вымогательство, нужно было не срок давать, а дать во время по шее и отправить служить дальше. Но такого отца-командира вовремя не нашлось и пришлось сидеть. Некоторым из здешних сидельцев кассационные инстанции вернули еще во время отсидки медали и звания (!), которые отобрали по приговору незаконно!

А на выходе… На выходе встречает пустота, другое государство, другая эпоха, ни родины, ни флага…

История из жизни. Трасса Чернигов-Киев. Гаишник останавливает автомобиль. У водителя ни прав, ни паспорта, вообще никаких документов. Смущенно улыбаясь, он протягивает милиционеру какую-то бумагу и говорит: «Я же свой!». Бумага оказывается справкой об освобождении из Менской зоны. Гаишник недоуменно вертит ее в руках, читает и машет рукой: «Проезжай!»

А вот история другого, по своему уникального «бывшего».

Рассказывает бывший «каторжанин»: «Если бы я не знал этого человека лично, никогда бы не поверил. Можете ли вы себе представить ранее трижды судимого полковника милиции? Он – армянин. Его дядя был начальником школы милиции где-то в Прибалтике. Ашот ее окончил и служил в милиции в Клайпеде. И попался на взятке. Его, как водится, уволили и осудили по блату, за мошенничество. По одной трети ушел «на химию» в Каунас и там женился на литовке. Во время отсидки поступил на заочный юрфак в каком-то ВУЗе Краснодарского края. Потом уезжает в Армению и опять поступает в милицию, как-будто ничего не было. Растет до майора, защищает кандидатскую диссертацию, получает орден Красной Звезды за Карабах. Но скоро у него гибнет маленький ребенок, и он уезжает в Украину. И попадает в УБОП, старшим следователем по особо важным делам. Защищает докторскую, через полтора года приглашается на преподавательскую работу в Академию внутренних дел. Но тут вмешивается случай, и совсем не счастливый. В начале восьмидесятых в милицию прибалтийских республик направляли украинских ментов для «оздоровления» тамошней обстановки. В начале девяностых они возвращались в Украину… Кто-то из возвращенцев, увидев процветающего подполковника вспомнил и донес до нужных ушей давнюю историю о его судимости. Короче говоря, завкафедрой он успел поработать лишь 2 недели. Когда дело стали раскручивать, выяснилось, что у полковника нет и украинского гражданства. То есть, в органах внутренних дел Украины служил гражданин другого государства. Скандал, в дело вмешивается СБУ. Возникает вопрос, как наш подполковник вообще мог устроиться на работу? Запросы в Прибалтику и на Кавказ ничего не дают – парад суверенитетов! Выплывает фамилия бывшего замминистра МВД. А подполковник «включает дурака», и на всех допросах заявляет, что все свои липовые документы изготовил сам. В конце концов, он получает второй срок, по окончании которого… уезжает на Кавказ, восстанавливается на службу в милицию, получает полковника милиции и с почетом уходит там на пенсию. Становится процветающим киевским адвокатом. Однако полоса невезения в жизни бывшего полковника все еще не кончается. И он получает третий срок. Тоже уникальный. По заявлению своего подзащитного, который утверждал, что адвокат его склонял к неправдивым показаниям. Но все когда-то кончается. Кончился и третий срок Ашота. Он выходит на свободу, меняет имя и фамилию и руководит процветающей бизнес структурой. А на видном месте у него в кабинете висит в рамке знак заслуженного работника МВД!

Такие вот истории. Возможно читателю будет интересно ,чем же занимаются в Макошино столь интересный «контингент». Вяжут сеточки для картошки. По-началу в зоне пытались организовать производство статоров для электродвигателей. Привезли даже женщин-инструкторов, которые учили зэков этому нехитрому ремеслу. Но производство не пошло. Оно оказалось слишком тщательным для зэков, у которых нет особого стимула работать качественно. В их продукции оказалось слишком много брака.

Неожиданно соседний химкомбинат предложил руководству лагеря покупать по-дешевке капроновую нить. И тогда решили вязать в зоне картофельные сетки. «Цех» по производству сеток выглядит уныло. Это просто голая комната, по всему периметру которой прибита доска. В нее работник вбивает 2 гвоздя и начинает вязать. Набиваешь челночек и шморг-шморг, шморг-шморг. Поначалу расценки были нормальные. Можно было сдать месячную норму, получить копейки зарплаты, купить на них сигареты, отдать их дедушкам-инвалидам и получить от них опять месячный план сеток. Потом изменилось соотношение цен. И работать стало вообще бессмысленно. На «поселке», который расположен в Домницском монастыре в Черниговской области, работы тоже нет никакой. Нет работы, нет стимула для «хорошего» поведения и, часто, нет будущего. Есть наркотики, есть озлобленность против мира, в который уже невозможно вернуться, есть довольно частые рецидивы. Но повторно осужденные «менты» в Макошино уже не возвращаются. Они идут на «строгий» режим, а для таких особой «ментовской» зоны уже нет. Есть уже и группа «бывших» на пожизненном заключении.

(Продолжение следует)

Станислав Речинский, специально для «УК»