Лікбез

Мёртвые не умеют говорить: Исповедь наркоманки

Published 22 Вересня 2015

Героин вернулся, чтобы не давать покоя США. Из-за увеличения количества медицинских предписаний опиатов, число тех, кто употребляет героин, удвоилось за десятилетие. За последние четыре года количество изъятого героина в США увеличилось на 80 процентов. С 2001 года количество смертей из-за передозировки героином в Америке увеличилось в пять раз. Анастасия, как она представилась журналисту Максу Дэлэю рассказала, как это – быть наркоманкой.

Мёртвые не умеют говорить. Истории тех, кто умирает от передозировки героина, часто уходят в небытие. Но тот, кто балансировал на грани смерти и смог себя вытащить, становится свидетелем-экспертом экстремального существования.

Впервые я встретился с Анастасией на международной медицинской конференции в Литве в 2013 году, где она представляла правозащитную организацию, помогающую уличным наркоманам в Нью-Йорке. Анастасия – российский иммигрант в США, бежавший от преследований вместе со своей семьёй, и переехавшая в Нью-Йорк в возрасте 13 лет. К 18 годам она использовала смесь из кокаина и героина восемь раз в день. – Макс Дэлэй

Когда я впервые переборщила с героином, мой парень оставил меня в бессознательном состоянии на семь часов. Он пытался привести меня в чувства такими методами, как обтирание льдом, и не знаю, что он ещё делал, но когда я пришла в себя, дома никого не было, а на улице было темно. Он позже вернулся домой и сказал, что подумал, будто я умерла, и он решал, возле какой больнице меня оставить.

Мы ширялись наркотиками по всему Бруклину, где мы жили. Везде: на улице, в МакДональдс, на разных лестничных пролётах зданий, в общественных туалетах, в машинах других людей. Мы точили наши потасканные шприцы на грязных лестницах.

Мы много раз были под кайфом. Мне было 19, я полностью зависела от героина, ходила в художественную школу, работала в магазине мужской одежды и арендовала небольшую квартиру-студио вместе со своей подругой из колледжа в Hell’s Kitchen (Кухня Ада) – округе, прославившейся наркотиками и проституцией. Иногда я чувствовала себя на вершине мира. Было ощущение, будто я стала одним целым со всеми мёртвыми легендами, когда-либо ходившими по улицам Нью-Йорка – Билли Холидеем, Дженис Джоплин, Хендриксом и Баскией. Мне казалось, что я связана с ними и могла бы понять их всех, что я была такая же как они. Мне было больно, я искала любовь. Я боялась жить, но, в то же время, так хотела жить и жить с целью.

Я приехала в Нью-Йорк по визе беженца в 1996 году. До этого я жила в небольшом городке недалеко от Москвы под названием Александров. Помню, как в школе меня обзывали: у меня было смуглое лицо, потому что в моих жилах течёт кровь русских цыган и евреев. Моего брата почти до смерти побил отец его девушки, когда узнал, что брат был евреем.

Когда я приехала в США, у меня не было друзей, и я не говорила по-английски. В средней школе на меня плевали, потому что я была иностранкой. Мои родители всё время ругались. Я так скучала по дому, но знала, что больше никогда снова не назову его домом. Единственное, чем я могла заниматься, это рисовать, это меня поддерживало. В результате я стала изучать изобразительное искусство в ЛаГвардии – старой известной школе. Это было нетрадиционное место, полное иммигрантов и художников. Я чувствовала, что это было моё.

Но мне было некомфортно в собственной шкуре. Я переживала конфликт собственной сексуальности, потому что в то время мне нравились и мужчины, и женщины. Потом в 18 лет у меня диагностировали биполярное расстройство, и я начала принимать литиевые таблетки. У меня было множество вопросов по поводу того, кем я была – бисексуалом с какой наклонностью. Когда я попробовала кокаин со своими двумя друзьями, меня унесло. Им понравилось, а я спрашивала: «Где вы были всю мою жизнь?»

Позднее в том же году я влюбилась в Ская*, брата моей подруги. Он был на шесть лет старше меня, бывшая модель, и казался отличным парнем. Однажды мы случайно встретились в поезде и начали встречаться. Я узнала, что он давно сидел на героине. Сначала я пыталась помочь ему преодолеть привычку, но, в конце концов, сама начала стрелять у него наркотики.

Скай постоянно повторял, что мне нужно попробовать героин и не тратить деньги на кокаин, я доводила себя до бешенства кокаином, и нужно было переходить на героин. В результате мы стали непрерывно употреблять смесь героина и кокаина, и так длилось шесть месяцев. Мы подсели конкретно. Мы просыпались утром, и нам было плохо, нужно было раздобыть денег перед тем, как начнётся ломка. Весь день мы обворовывали магазины и аптеки. Я воровала деньги из дома или продавала свои вещи, чтобы раздобыть денег. Скай жил со своей матерью и продавал героин. Вместе мы могли употребить шесть пакетиков кокаина и шесть пакетиков героина за один день.

Героин – это как лампа Алладина: она заставит вам думать, что ваши желания сбылись, что вы контролируете свою жизнь.

Скай оказался настоящим дерьмом. Я поняла, что он хотел, чтобы я подсела на героин, и у него появился бы кто-то, с кем можно разделять наркотики и денежные моменты. Позже я узнала, что у него были другие женщины и люди, приходившие к нему домой, а я не была никем особенным, я была просто одной из тех, с кем он употреблял наркотики и иногда трахался. После того, как ему не удалось дать меня изнасиловать какой-то компании в обмен на бесплатные наркотики, я стала относиться к нему осторожнее. Но я продолжала быть с ним.

Сексуальное насилие, особенно для женщины-наркоманки, – это постоянная опасность. Мне каждую неделю поступали сексуальные предложения то от поставщика, то от других людей, с которыми я общалась. Должна сказать, что я себе пообещала, что никогда не буду заниматься сексом ради наркотиков, потому что это будет моей самой низкой точкой падения. Я бы лучше убила себя, чем начала заниматься этим. Это было одним из моих правил. Тем не менее, несколько раз я пережила сексуальное насилие. В большинстве случаев мне везло выбраться целой и невредимой.

Много раз я переживала ломку из-за отсутствия наркотиков, потому что отказывалась от секса ради наркотиков. Я не могла перейти на метадон, потому что была несовершеннолетней, поэтому я покупала его на улице, и благодаря ему я перебывала те дни, когда не могла раздобыть наркотики. Но если бы я употребляла дольше, возможно, лет десять, я бы наверняка сломалась. В той жизни нет души, только тело.

В этом мире клиник, детокса, больничных палат и улиц тебя окружает смерть. Ты постоянно слышишь, что кто-то умер, в основном, из-за передозировки, иногда от ВИЧ или какой-то жестокой болезни. Кого-то подрезали или убили и украли деньги, кто-то заснул дома с сигаретой в зубах и сжёг собственный дом и себя вместе с ним. Такие истории тебя преследуют, когда ты живёшь такой жизнью. Вот почему люди обычно не видят просвета.

Мне снова пришлось учиться любить и понимать себя лучше, общаться и поддерживать отношения с людьми, доверять людям и снова быть собой.

Однажды меня остановила группа спецназа, меня уложили на землю, попросили снять большую часть одежды. Нашу машину разобрали на части. Нас три часа допрашивали, потому что копы искали наркотики. Они забрали наши шприцы и арестовали моего парня. На мне были наркотики, но они их не нашли, и меня отпустили. Мне было 19 лет. Меня это довольно сильно травмировало – четыре мускулистых чувака в чёрном с оружием, просто прыгнувшие на меня.

К 21 году я была привидением, передвигающимся по улицам и ожидающим смерти. У меня не было прошлого и не было будущего. Меня закрыли в психиатрической палате после того, как я дважды пыталась наложить на себя руки, первый раз при помощи горсти литиума и вина, а второй, когда я распорола себе вены.

Я пыталась бросить сотни раз, но могла выдержать лишь четыре дня, а потом снова бралась за своё. Я ходила к консультантам всё ещё под кайфом. Я перепробовала всё: детокс, реабилитационные центры, групповые занятия.

Героин – это как лампа Аладдина: она заставит тебя думать, что твои мечты сбываются, что ты контролируешь свою жизнь. В реальности люди на героине обычно закрываются в какой-то богом забытой ванной со шприцом в вене, бездомные, без денег и одинокие. Голова кругом идёт, когда пытаешься найти логику в нелогичных вещах. Перестаёшь ощущать время.

Дело в том, я не хотела умереть на улице с иглой в руке.

Я начала предпринимать попытки бросить сразу после того, как превратилась в наркоманку. В целом, мне понадобилось более трёх лет, чтобы слезть с наркотиков. Я нашла хорошего ментора, который беспрестанно работал со мной, пока мне не стало лучше. Она порекомендовала попробовать налтрексон, что на тот момент было новинкой. Я заставила себя принять его три раза подряд. Потом я принимала таблетки налтрексона девять месяцев. Я также ходила к терапевту и принимала мягкие психотропные препараты.

Моё излечение было адом, но мне нечего было терять. Со мной случались приступы паники и бессонницы. Я действительно думала, что сойду с ума. В процессе излечения я вернулась в колледж и решила его закончить. Я рисовала по ночам, чтобы быть чем-то занятой, а днём изучала психологию.

Мне было 22, когда я прожила свой первый чистый год. Мне снова пришлось учиться любить и понимать себя лучше, общаться и поддерживать отношения с людьми, доверять людям и снова быть собой. Я приняла решение перестать принимать таблетки от биполярности. К 25 годам я навсегда распрощалась с ними.

С тех пор прошло около 11 лет, я получила степень бакалавра психологии и магистра криминального права. Около шести лет я работала в «VOCAL-NY» с бездомной молодёжью, находящейся в группе риска. Потом я работала адвокатом и предоставляла социальные услуги активным потребителям наркотиков. В настоящее время я пишу диплом на тему злоупотребления наркотиками среди бруклинской молодёжи в Национальном институте развития и исследований. Я никогда не прекращала рисовать, и мне даже удалось выставить несколько своих работ. А в прошлом году у меня родился долгожданный первенец – сын Никита. Его назвали в честь моего деда.

*Имена были изменены.

Автор: Макс Дэлэй, vice.com