Думки

Андрей, ветеран боевых действий: про войну, про врага, про своих и про работу после службы

Published 30 Квітня 2013

В армии не должно быть зомби. Там нужны мозги. Иначе все время будут трупы. Но у нас армии с мозгами никогда не будет. Личностный фактор, как говорится. Полководцы мелкие. Им все дачи себе строить солдатскими руками, в этом они мастаки. А планировать операции малой кровью не умеют. Да и зачем? Чем больше крови, тем больше бабла спишется.

Стрелял ли я в людей

Мне 40, я отслужил во внутренних войсках и в спецназе УИН в общем 15 лет, несколько лет назад ушел на пенсию — у меня «боевая», в горячих точках год идет за три. Много где побывал, но вспоминать не люблю. Скажу, что Кавказ, итак понятно, что к чему.

Девушки всегда спрашивают, стрелял ли я в людей. И если я не отвечаю, то думают, что стрелял. А я не знаю. Пока во внутренних войсках был, мы шли за армейцами, прямых боев не было, ну за двумя исключениями, когда нас бросили на помощь армейцам. Но это тоже прямым боем не назовешь. Лица врага я не видел. Стрелял в пустую многоэтажку, оттуда вели огонь.

Не знаю, попал в кого или нет. У нас были убитые. Когда дом этот взяли, в подвалах нашли окровавленные бинты, шприцы. Но трупов не было. Они своих уносили. В другой раз нас кинули на штурм, шел бой на окраине одного поселка. Были и у них трупы, и даже женщина там была. То ли повар их, то ли чья-то подруга. Тоже стреляла в нас. У нас потерь больше было. Об этом лучше не вспоминать. Злость такая. Ну да, я не все рассказываю. А зачем? Я правда не знаю, попал ли в кого. Это только в кино ты лицоврага видишь.

Про врага

Кто там был враг? Да любой. Поначалу врагами считали мужиков с автоматами. Но их-то и не видно было. Только если в бою кто уцелел, их потом вязали и к особистам. Но они все какие-то неадекватные были. Вроде не от мира сего. Как зомби. Потом, когда бабы стали подрываться на постах, в любой местной видел террористку. Даже в детях.

Один раз в соседний полк пацан местный принес нашпигованную взрывчаткой машинку. Детскую. Но что-то не сработало, она раньше взорвалась. Пацану ладонь оторвало. Его в санчасть забрали, откачали. Он и сам не знал, что за машинка у него — подарили на улице, сказали, отнеси вон в ту часть, вторую получишь, еще лучше.

Что с ним потом было? Домой отпустили. А что с него возьмешь? Я поначалу тормозил, а потом, когда на полгода поехал в командировку, у меня как будто в голове дверь кто-то открыл. И я все увидел и все понял. Ну не совсем все, но пришло понимание, что мы им такие же враги, как они нам. Мы к ним пришли с калашами, а они у себя дома. Мы для них захватчики.

Общей родины у нас с ними не было, вот это главное, что я понял. Была их родина, как они ее видели, и была наша родина. У них был этот кусок земли, за которую они нас убивали. У нас свое… У кого как. Кто-то про всю Россию думал, таких ребят много там было. Идейных. Раньше идейных вообще много было. Тех, кто про Россию думал. Сейчас, на гражданке, я таких не встречаю.

Про своих

Нет, придурков среди наших хватало. Просто придурков. Они свою задачу видели в том, чтобы больше замочить «врагов». Про российскую целостность и конституционный строй они не говорили — и слов таких не знали. Но были же нормальные, крепкие ребята. И большинство таких было. Кто-то спивался, у кого-то крыша ехала. Я думаю, самый сильный удар по генофонду такие войны наносят.

Да, и потому что мужиков убивают, но еще и потому что у живых какая-то деградация, смещение ценностей. А как не поехать крыше, если идешь по улице и видишь во всех местных бандитов. В бабах, в пацанах. А еще тебе в часть «двухсотых» каждый день привозят — отправлять бортами на родину. И не знаешь, доживешь до утра или нет. Каждый «двухсотый» — это на всю жизнь. Был человек, ты с ним водку пил и про жизнь говорил, а теперь лежит в черном мешке что-то, и ты не знаешь, это он или уже вообще не он. Ты их всегда помнишь и никогда их не простишь. Но одни не прощают государству. А другие — народам, с которыми воевали. А у них тоже свои «двухсотые». Тоже смерть.

Про войну

Я думаю, мы зря тогда воевали. Чего мы добились там? Мира? Это же купленный мир. Это брак по расчету. Как только деньги кончатся, все по новой начнется. А кто туда пойдет воевать? Люди уже другие. Никто не пойдет.

Война меняет сознание. Там только с крепкой психикой можно. А 20-летние пацаны, у них крышу сносило. Вот говорят про Буданова. А таких много. Это люди в неадеквате, и это на всю жизнь. А теперь посмотри, треть мужиков, которые сейчас живут в России, прошли через эти войны. Ну, может, меньше, но все равно много. Что у них в голове? Как они видят все вокруг? Они же всегда на войне. Если эти ребята идут по приказу на войну, то и на митинги всякие они идут, как на войну. Большинство же вояк осталось в структурах, кто-то в органы пошел, кто-то на депутатскую работу.

Про службу

Это не бомжи какие-то, эти люди принимают решения. Я когда уволился из внутренних войск, пошел в спецназ УИН, это было больше пяти лет назад. Два раза в год ездил на Кавказ, по три месяца. Устал. Конфликт с командиром был, я уволился. Из-за чего? Из-за бабла. Мы судиться стали, те, кто на Кавказе служил. Нам же боевые не все выплатили, мухлевали. А когда все объединились и пошли в суды, там бабки же бешеные, а кто-то их уже поделил. И где их взять? Вот они начали через наше начальство на нас давить.

Отношения испортились, я ушел. Да и пора было. Мое поколение все из армии уже ушли. Один кореш мой сказал мне: «Это работа для сопляков, а я все про свою родину понял, теперь пойду бабки зарабатывать. А пацаны пусть родину защищают, пока в это верят». Свой суд я выиграл, деньги получил, купил квартиру в пригороде Питера, я же из Питера сам, семье оставил.

Про работу после службы

Пошел охранником в банк. Не обидно, нет, просто скучно. Потом встретил друга, мы с ним служили вначале вместе, он мне говорит: «К боевым товарищам западло обратиться?». Ну вроде как стыдно мне охранником, я все же командиром роты в ВВ был. Ну, обратился, устроили помощником депутата. Но это только название, а на самом деле та же охранка, только денег больше и статус другой. Поработал два года, повидал всякого. И бани, и депутатские попойки с черной икрой. Хотя мужик-то он неплохой, но сдвиг в нем на почве власти.

Меня бы затянуло, деньги все-таки платили хорошие. И это как болото. Сознание меняет. Ты вроде таким же становишься. На все их глазами смотришь. Я в первый раз за границу поехал — в Швецию. Офигел, конечно. Другой мир вообще. Вроде как на Марс попал. Все как-то по-умному, что ли. Для людей. Даже общественные туалеты на улице, вроде бесплатные, а чистота, все сверкает. И автоматический голос тебе какие-то инструкции дает. А мы от центра отъедем на полсотни километров и до сих пор в деревянные сортиры ходим.

Я тогда понял, что они, вот эти чиновники наши, депутаты, Россию презирают. За эти деревянные сортиры. И будущее свое они не тут видят. Поэтому так и живут. И мы поэтому так живем. У моего депутата был друг, он с ним часто выпивал. Тот говорил, что «русский мужик все равно все похерит», ну вроде как нация у нас разрушителей и работать бесполезно. Я с ним не согласен, конечно. Людей можно менять. Было бы желание.

Про семью

Потом я женился, это уже второй брак, с первой женой разошелся, она не хотела ждать меня все время с командировок. Говорила — не поймешь, живого или мертвого ждать. Ну, я ее теперь понимаю. Двое детей у меня там, я из-за них еще за того депутата держался. Хотя мутно было. Смотришь на него и понимаешь, что ты там не родину защищал, а вот этих ребят, чтобы у них все в шоколаде было.

Когда женился, жена уговорила работу новую искать. Я ж и по ночам не приходил домой, если депутат «по делам». Везде с ним. Уйти от него трудно было. Предлагал хорошие деньги. Ну, я ему про жену объяснил, она беременная уже была. Он вроде понял. Раньше бы я не ушел, наверное. Но раньше я без башни был, поэтому и семью потерял.

Помог сослуживец опять же. Он в одной кампании работает энергетической. В Москве. Сейчас работа нормальная, в основном в Москве. Командировки редко, инспекции. С портфельчиком. Но и тут насмотрелся. В нефтянке, в газовой отрасли застой полный. Эксплуатация идет вовсю, а вложений в инфраструктуру никаких. Трубы старые, гниют, ну сколько это все протянет? Иногда думаю: выкачивают как будто после нас хоть потоп.

Про военных

Я рад, что вырвался из силовых структур. Вроде как жизненное поле мое шире стало. Даже голова теперь по-другому работает. Не знаю, как у меня так все вышло. И не свихнулся. Меня дед воспитывал, он фронтовик. Рассказывал много чего о войне. Его воспитание меня спасло не раз, это факт. Хотя, если честно, я все равно в душе военный, это не вытравишь. И если видишь другого вояку — ты его сразу отличишь. Он свой. Это как каста. Бывает, ребята на посту ГИБДД остановят, увидят пенсионное, сразу меняются, лица нормальные становятся.

Всех этих войн вообще не должно было быть. Должны быть спецоперации. В таких операциях должны участвовать спецотряды, как в Израиле Моссад. Никакой пацанвы, только опытные бойцы и не младше 30. Я вот такой барьер себе поставил — 30 лет и точка. До 30 у тебя пластилин в голове. Ты еще даже не личность. Тебя скрутят, мозг тебе промоют, и ты зомби.

Про протесты в Москве

Мне бы хотелось, чтобы у нас все по-умному было. Как в Швеции. Я не скажу, что стал оппозиционером. Мне в оппозиции не нравится какая-то нечеткость, бесформенность. И люди там наивные, что ли. Они страны своей не знают, народа, чем он живет, не знают. Москва — это не Россия. Это даже больше не Россия, чем все остальное. В Москве народ в кабаках сидит, люди тут каждый день обедают в кафе. Мне это дико было, у нас на обед все домой ездят. Дорого обедать в кафе. Жизнь другая тут, в Москве.

Ну и цель, конечно. Я вот в Москве сейчас, вижу, кто на митинги ходит. Вот смотрю на эти митинги — вроде хорошие ребята выходят, молодые, смелые. Но какая-то незавершенность у этого всего. Что дальше? Какой план? Просто выходить ради выхода? Нужны программы, требования, и не великие вроде «отставки Чурова», а мелкие — пересчет бюллетеней на таком-то участке. Вот на это у оппозиции не хватает то ли смелости, то ли времени, то ли мозгов.

Отставку Чурова проще требовать — знаешь же, что ее все равно не будет. Значит, ты заведомо идешь на требование невыполнимых вещей, чтобы показать, что власть — дерьмо. Но многих это не устраивает, меня тоже. Я не считаю, что там все — дерьмо. Там, как и в армии, есть нормальные люди. Просто они в другом мире. На другой линии фронта. И оппозиция им сама это внушает. А когда ты на другой линии, ты поневоле всегда к бою готовишься. Я думаю, нужно по-человечески, без оскорблений, не все там жулики и воры. Выходишь на митинг и стой за какое-то требование, одно-два. Осуществимое.

Мне надо понять, что власть не идет на пересчет на одном участке, втором и третьем — а потом только я скажу, что она дерьмо.

Так что я не оппозиционер. Но я понял, что мы живем неправильно. Человек здесь — ничто и никто. Важно, чтобы ты был с корочкой, тачкой, статусом. А если ты за 15 тысяч рублей землю носом роешь, то ты никто. С тобой не считаются. Но эти вот, кто за 15 тысяч землю рыл, они все боевые. Они стрелять умеют. Их «чморить» нельзя. Пока этих «боевых» и «гражданских» разводят. Кое-как удается. Вроде «гражданские» на площади, «боевые» напротив с дубинками. Но это все временно.

«Боевые» тоже люди. Живут в хрущевках, детей за взятки устраивают в детсады, бьются за кусок хлеба с маслом, и многие так. Вот пенсию нам прибавили, сейчас почти 17 тысяч у меня пенсия. Ну я и так зарабатываю, а для кого-то это все, предел. Лимит жизни. Но многие рады, особенно в глубинке, где это реально деньги. Пока ты не видишь какую-нибудь чинушу, у которой дети в лондонах, а она тебя жизни учит, ты вроде как стабилен. Но если видишь — все, кирдык стабильности. Так что сейчас либо этим ребятам надо ближе к народу стать, либо просто уйти в тень, не злить народ.