Думки

Воспоминания узника Кремля: «На колени! Морду поопускали! По сторонам не смотреть!»

Published 24 Липня 2017

«Фирменная этикетка» конвоиров ФСБ – это элегантные костюмы, словно из кинофильма «Люди в черном». Весь их внешний вид должен показывать статус и говорить о том, что правила для этой категории или же, вернее, касты людей не писаны. Эта надменность бросалась в глаза и эта же черта вгоняла в страх окружающих. Жизненный цикл российского общества.

Меня вывели из автозака. Только я начал осматриваться по сторонам, как мою голову согнули к полу с громогласными нареканиями: «Не смотреть по сторонам! Четко выполнять инструкции!». Словно эти заученные фразы говорили не люди, а роботы, запрограммированные выполнять одну лишь единственную функцию – покорять и уничтожать. Россия порабощает сознание и создает то, что ей нужно – универсальных солдат, лишенных аналитического мышления и способности оценивать происходящее вокруг них. Полностью манипулируемых и обезволенных, запуганных и порабощенных овощей.

Россия порабощает сознание и создает то, что ей нужно – универсальных солдат, лишенных аналитического мышления и способности оценивать происходящее

Будучи прикованным к одному из сотрудников ФСБ, я проследовал к самолету. В спутанных руках я держал тюремный баул, подаренный мне предыдущими сокамерниками, наполненный продуктами и минимальной сменной одеждой. Ну а что может иметь арестант? Трусы, носки, какую-то пайту и сменные джинсы. Это ли много? Для них – чрезвычайно.

Поэтому даже эти несчастные пожитки нужно было нести так, чтобы наручники впивались в запястья и разъедали их своим жгучим металлом. Мы были первыми пассажирами. На пороге трапа нас встречали перепуганные стюардессы. Всем видом они выражали покорность сотрудникам ФСБ и брезгливость по отношению ко мне. В тот момент я осознал, что для представителей этой категории земного вида я превратился в монстра, чудовище, ничтожество и самое последнее существо, не заслуживающее снисхождения.

Идя по коридору пустого самолета, будучи ведомым конвойной службой, я думал лишь о том, как удивительно может повернуться жизнь. Эти мысли давали мне непостижимые знания, которые может только получить человек, оказавшийся в подобных условиях. Дорогостоящее просветление. Оно и сейчас со мной. Но разве можно им поделиться? Для меня это загадка, но, наверное, и жизненная миссия.

Несколько мгновений – и мы летим. Они – жить, а я – умирать

Последний ряд и место у окна. Две «наседки» рядом и еще одна впереди. Руки слиты железными нитями с соседом в погонах. В самолет постепенно заводят людей. Сумки, чемоданы, куртки, люди спешат занять свои места согласно посадочным билетам. Лица окружающих стараются не смотреть в мою сторону, а если и глянут – то скорчатся в брезгливой гримасе. Им страшно и неудобно, а мне унизительно стыдно и противно. Толерантность. Что это для русского человека? Несколько мгновений – и мы летим. Они – жить, а я – умирать.

Стоит сказать, что за мной завели Алексея Чирния, которого усадили спереди. Поговорить не получилось. Так хотелось понять, что с ним случилось, что с ним делали и почему он тогда произнес: «Прости. Так получилось»… Он молчал, а мне за попытки завести разговор сильнее сжимали наручники на запястьях. Печально. Но даже озвученное вслух пожелание Чирния – «вот бы нас ракета сбила» – не имело шансов на успех, хоть и действительно очень хотелось, чтоб все-таки сбила.

Толпа потянулась к туалету. Образовалась очередь. Мужчины, женщины с маленькими детьми. Стоят. Смотрят на наручники, на меня и в сторону. С отвращением. Всем мерзко. Конвоир накрывает мои руки своей курткой. Ему тоже не по себе. Так и долетели. Вот она Москва! Встречает украинца в привычной русской манере. Автоматчики, арестанты, оковы и плети…

В иллюминаторе самолета можно было разглядеть лишь ракетные установки, размещенные по периметру аэропорта. Удивительное зрелище для любознательного туриста…

Как только самолет приземлился, люди бессмысленно зааплодировали, повставали со своих мест, спеша поскорее сойти с крыла этой железной птицы. Мы же сидели. Мои охранники выжидали, пока выйдут пассажиры и прибудет наша волшебная карета. «Люди в черном» встречали нас, как особо ценный груз. Сразу последовала команда: «На колени! Морду поопускали! По сторонам не смотреть! Ожидаем!». Далее рутинный процесс передачи заключенных от одних конвоиров к другим.

Далее знакомый сценарий. Автозак. Одиночка метр на метр. Коктейль из неизвестности, нервов и страха. Удушающий московский зной и бесконечные пробки. Конечный пункт – Лефортово – близок.

Истинно, в России две беды – дураки и дороги, и две крайности – казармы и тюрьмы

Этот следственный изолятор стал приемником Лубянки и успел обзавестись столь же печальной и устрашающей историей и не менее вопиющей популярностью. Лефортово было построено еще в царские времена, и изначально постройка планировалась как офицерские казармы. Но в результате они постепенно превратились в тюрьму. Истинно, в России две беды – дураки и дороги, и две крайности – казармы и тюрьмы.

Дорожная трясучка. Духота. Пробки. И, наконец, машина остановилась. Началась тщательная проверка документов и личностей, которые присутствуют в «изысканном» транспорте. Спустя минуты мы въехали во внутренний двор тюрьмы. Заключенных выводили по одному. Удивительно, но я даже не подозревал об их существовании в пути. Каждый из них был слишком замучен и запуган, чтобы говорить. Вскоре наступило и мое время. Выйдя из автозака, я увидел крепость из красного кирпича с наблюдательными вышками и колючей проволокой, обтянутой по периметру. Почувствуй себя в шкуре предка, такого, как Василь Стус…

Автор: Геннадий Афанасьев, крымчанин, гражданский активист, бывший политзаключенный, Крым.Реалии

Фотограф Геннадий Афанасьев был арестован в оккупированном Симферополе 9 мая 2014 года. Проходил по сфабрикованному российской ФСБ делу «террористов группы Сенцова». Под жесточайшими пытками палачи заставили его подписать признание во всем, что они требовали, в том числе в намерении взорвать мемориал «Вечный огонь» и памятник Ленину в Симферополе. Во время суда над режиссером Олегом Сенцовым и общественным активистом Александром Кольченко Афанасьев нашел в себе мужество отказаться от показаний против них.

Предыдущие записи: