Менты в законе. Милицейский Данко (из записок районного опера)
Так в милиции – везде и со всеми! Ты нужен державе лишь до тех пор, пока пашешь на неё, как папа Карло! А стоит только устать, заболеть, израсходовать свой внутренний ресурс сил, оступиться, ошибиться в чём-либо и «засветиться» при этом – всё, на тебе ставят жирный крест. Тебя раздавят, растопчут, ошельмуют, вышвырнут и забудут, и на хрен ты тогда своей службе нужен. Вот за что любой думающий мент свою вонючую «контору» и ненавидит! …Судьба любого ментовского командира: сиди и дрожи, ожидая, что вот сейчас кто-либо из подчинённых тебя своим поведением подставит и обгадит с головы до пят. А отсюда – и такие интереснейшие ситуации, когда наше ненавистное начальство вдруг начинает кого-либо из нас, проштрафившихся, выгораживать. Логика такая: доказать, что совершённый оным болваном проступок не столь уж и серьёзен, а следовательно – и вина его непосредственного начальника тоже не очень-то и велика.
…Не всегда начальство занимается тем, чтобы вредить и гадить своим подчинённым – иногда ещё и ест, пьёт, спит, сидит в туалете и разговаривает по телефону с собственными зазнобами. Зато во всё остальное время это – такие какашки!
Дед – один из лучших среди них. Но и у него бывают «критические дни», когда лучше держаться от него подальше. Не всегда получается, к сожалению! И как лоханулся, приблизился к нему на расстояние удара – так и набрасывается на тебя волком, кусая за все уязвимые местечки…
…Лишь одна из множества подобных картинок.
Явился в то утро на работу в 8.55. (А начало рабочего дня у нас – в 9.00). У входа в райотдел уже стоит начальник угрозыска – проверяет по часам, кто из подчинённых во сколько явился на службу. Нормально, да?! Как будто мы ему – маленькие дети, которых по часикам надо контролировать.
Небрежно-«гуляющей» походкой прошмыгнул было мимо, но разве ж от него скроешься? Подозвал к себе, налетел с ходу: «Почему опоздал?! Почему глаза – «кислые»? Всю ночь бухал, наверно?!» Пропустив мимо ушей провокационный намёк насчёт бухалова, я начал оправдываться по первому, менее скользкому для меня пункту: «Ничего не опоздал – целых пять минут до начала!..»
Ох и понесло его…
«А-а-а, ты ещё и огрызаешься?! Дай вам, филонщикам, волю – на службу только к 11-ти сползётесь! Двери в мой кабинет ногой станете открывать! Всех выгоню к ядреной матери за такие художества!..»
Возрази я хоть словечком, хоть жестом каким-нибудь вырази несогласие с этой крикливой бредятиной – и он, основательно зацепившись за мою личность, трендил бы ещё полчаса. Но я – бдителен, и демонстрирую на лице одну только верноподданническую почтительность. Лежащих – не бьют. И начальник, чуток помедлив и не найдя оснований для других зацепок (а про мои «кислые» глаза – уже забыв), помчался вслед за другим шмыгнувшим в райотделовские двери сотрудником, гневно вопя на бегу…
Позже – ежеутренняя оперативка.
Обычный стиль общения на ней – самый что ни на есть деловой, но сегодня же – один из «критических дней»… Дед орёт безостановочно!
Причина для каждого из его воплей находится с необыкновенной лёгкостью. Меня он клеймит за всё те же опоздания. А на Игорька Ванюшкина – накинулся за то, что во время вчерашнего дежурства (в числе прочих выделенных для охраны порядка на футбольном матче нашей городской команды с какими-то заезжими хромоножками) тот ухитрился попасть под проливной дождь и простудился. Вследствие чего – надсадно кашлял, всем своим видом активно намекая на желание с завтрашнего дня уйти на больничный…
«Так-перетак, туды-растуды, почему ты не в форменном плаще был?!» – надрывается Дед, хотя прекрасно знает, что райотделовский старшина форменных плащей никому не выдает ввиду их отсутствия на складе. А надевать неформенный плащ при дежурстве в полном «параде» инструкцией категорически запрещено.
Игорёк неосторожно напоминает об этом начальнику. Тот, аж позеленев от подобной наглости, громыхнул почище Всевышнего: «Трах-тарарах, мать-перемать, надо было съездить на склад областного УВД и взять там!..»
Ага, уж всё сорвались с места и помчались… Да кому мы, рядовые районные опера, на том важном складе надобны? И вообще… Если нам что-то предоставить обязаны, но не предоставляют, то на хрен проявлять инициативу и тратить своё драгоценное время и не менее драгоценные силы на выколачивание п о л о ж е н н о г о? Не дождутся! Уж лучше простудиться и поболеть немножко. Тут есть свои плюсы: больше времени можно посидеть дома, с женой и ребёнком…
Пройдясь по остальному оперсоставу, и буквально в каждом найдя что-либо для шумного разноса, майор вернулся к моей скромной персоне: «Почему по делу Андриевского ты до сих пор не сделал то-то и то-то?!»
Покосившись на утратившего чувство меры шефа, и не обнаружив на его побагровевшей от гнева физиономии видимых признаков внезапно наступившего старческого слабоумия, я кротко напомнил, что по данному делу «то-то и то-то» должен делать не я. И даже не уголовный розыск в целом. А совсем другие лица, и в частности – занимающийся делом об убийстве Андриевского следователь районной прокуратуры.
«Что-о-о-о?! Как ты со своим начальником разговариваешь?!» – взревел шеф так, словно вот-вот собирался рожать. И, не найдя в своём арсенале более достойных для моего клеймления слов, пустил в ход коронное, сегодня уже использованное: «Да ты скоро обнаглеешь так, что двери в мой кабинет ногой открывать будешь!»
Дались ему эти чёртовы двери… Надо и взаправду в отсутствие начальника потренироваться, распахивая двери в его кабинет ногой.
Чуть позже, наоравшись и немножко снизив тональность, Дед опять-таки вспомнил обо мне. На этот раз толковище он открыл по делу недавно задержанного вора-«домушника» Аннушкина, кличка «Нюра». Раскрутили мы его по полной программе, так что признал он не только своё (9 законных краж!). Но и, в обмен на некоторые послабления в режиме и «подогрев», согласился взять на себя 7 «левых», то есть совершённых другими, так и не установленными ворами. И тем самым сняв этот вонючий груз с наших показателей раскрываемости преступлений.
Но начальник опять недоволен: «Почему «левых» – только семь?! Пусть возьмёт десять или даже двенадцать! В итоге будет круглое число – 21, «очко»… Ты меня понял, старлей?»
На миг забывшись, я вскрикнул: «Да никак там даже и десять «левых» не пройдёт! Просто по времени не успел бы «Нюра» столько хат отбомбить, добыть столько добра и унести куда-то, а потом ещё и сбыть… Он же – не стожильный, чтоб на него «левак», как на КАМАЗ, взваливать! Начнём лишнего «вешать» – такие «фонари» могут зажечься, что мало не покажется!
Обычно Дед на разумные контраргументы реагирует по-деловому. А тут – снова орал, брызгал слюной, стучал кулаком по столу, склонял мою маму в разных позах и вариантах…
Потом на Кольку Шестакова накинулся, из соседнего подотдела: «Недоработки у тебя с понятыми… Сколько раз напоминать: не могут изо дня в день понятыми по различным уголовным делам выступать одни и те же лица! Так любой дурак додумается до того, что понятые – «левые», понимаешь?! А там – шаг до вывода, что всё дело – фальсификат! Тоньше надо работать. Тоньше!..»
Колян отмалчивался, понимая, что в данном случае шеф прав. Расслабился он, схалтурил. Управиться со всем добротно – силёнок не хватило! Желающих пойти в понятые при обыске или опознании ещё попробуй поискать, вот поэтому – и держишь при себе парочку наркоманов или алкоголиков, которые за стакан водяры или щепотку «дури» что угодно своими подписями под протоколом удостоверят и подтвердят. Очень удобно. Но – надо регулярно обновлять «кадры» понятых, а Колян – поленился!
Отсутствие возражающих немного успокоило Деда, и заканчивал оперативку он уже без вопляжа. Хотя и тут не сдержался от «балды»: указал всем записи по служебным делам делать не как обычно, на случайно подвернувшихся под руку бумажках, а в специально заведённых для этой цели тетрадках с пронумерованными страницами. Молчаливо подразумевалось, что наше руководство регулярно будет те тетрадочки проверять, контролируя, чем же мы в своё служебное время занимаемся, и какие записи малюем…
Угу, прям-таки сразу скопом кинулись в магазин – тетрадки покупать… Бумажный лист тем и хорош, что в случае надобности его всегда можно смять и выбросить. И не дауны ж мы, чтоб своими руками совать начальству дополнительный рычаг контроля и давления на нас же! Угрюмо отмолчались в ответ на очередную начальственную пакостную задумку…
В общем, оперативочка в тот день была ещё та!
Но для Деда это всё-таки – исключение из правил. А так он старается не пустозвонить, и по пустякам своих людей не дёргает. Но и на старуху бывает проруха, а на Деда – «месячные»… Шучу.
За нас – в ответе…
Важное отличие любого из наших начальников от нас такое: чтоб мы не натворили, и какую бы ответственность за свои действия ни понесли, но в той или иной степени отвечают за нас потом и они.
Скажем, если я с бодуна средь бела дня начну на улице пулять из табельного оружия в разные стороны, и случайно попаду в кого-нибудь – ну при чём же здесь, спрашивается, начальники угрозыска и РОВД? Но в оконцовке – обязательно и с них погоны полетят, потому как: «Твой подчинённый расстарался!..»
Отсюда – и судьба любого ментовского командира: сиди и дрожи, ожидая, что вот сейчас кто-либо из подчинённых тебя своим поведением подставит и обгадит с головы до пят.
А отсюда – и такие интереснейшие ситуации, когда наше ненавистное начальство вдруг начинает кого-либо из нас, проштрафившихся, выгораживать. Логика такая: доказать, что совершённый оным болваном проступок не столь уж и серьёзен, а следовательно – и вина его непосредственного начальника тоже не очень-то и велика.
Если отступившийся сотрудник органов – не какой-то лиходей, ранее неоднократно судимый за подобные же деяния (а при всех минусах подбора кадров в милиции ранее судимых рецидивистов на работу сюда пока что всё же не берут!), и если сотворил он не совсем уж запредельное, скажем – изнасиловал группу первоклашек из школы для умственно отсталых, или забил до смерти на допросе какого-нибудь лауреата международного скрипичного конкурса, вышибая сознанку в позавчерашней краже двух палок колбасы из супермаркета «Большая вилка», то руководство при первой же возможности старается встать за него горой. Используя одну из трёх основных оправдалок: «Наглый поклёп, он этого не совершал!», «Да, виноват он, но – частично!» и, наконец: «Разумеется, он виноват стопудово, но заслуживает снисхождения!»
Пыхтит и тужится за наши задницы начальство вовсе не потому, что дороги и близки мы ему своими широко распахнутыми навстречу хорошим людям душами – плевали они в них. Цель совсем другая: смыть пятно с райотдела, а следовательно – и с самих себя, за работу этого райотдела отвечающих.
Чем ниже уровень рассмотрения твоих ошибок и промашек, тем с точки зрения твоих боссов – лучше. Засветился ты на каком-либо дисциплинарном нарушении – пропесочат внутри родных стен, не вынося сор из избы. Влепят выговор, строгий выговор или даже неполное служебное соответствие, и – шито-крыто, никакого далёкого эха, с ненужным вниманием вышестоящих инстанций.
Если же «залетел» по-крупному, серьёзно преступив закон (взял на лапу, избил подозреваемого при свидетелях, хранил у себя наркоту в особо крупных размерах и т.д.) – дело стараются замять, а тебя – втихую выгнать с работы.
Если же и замять не удаётся, то пытаются хотя бы сделать так, чтоб до суда бывшего сотрудника органов не запирали в СИЗО, оставив на свободе под подписку о невыезде. Судебная логика предсказуема и незамысловата: раз следак оставил такого-то до суда «на подписке» – значит, тот вёл себя на следствии правильно, помогал правосудию, не упрямствовал усердно и утомительно. Вот таким-то суды в первую очередь и стараются срока давать лишь «условно». Тогда как зловредным упрямцам за то же самое сплошь и рядом вкатывают на полную катушку!
Так вот, смотришь, бывало на вовсю старающегося в пользу кого-либо из подчинённых начальника, и видишь, как противно ему благое дело для неплохого человека делать задарма. А ведь приходится!
И так жалко этого начальника становится порою, честное слово!..
Легенда: МЕНТОВСКИЙ ДАНКО
Со школы запомнилась красивая замануха. Типа: однажды какое-то племя забрелом в тёмный лёс. Ни зги вокруг, мрачно и страшно – как в заднице кашалота… Сразу пошли гнилые базары: «Хана нам!», «Сарынь на кичку, братаны!», и: «Спасайся, кто может!» Но один фраерок, по имени Данко, взял да и тыкнул пальцем в сторону: «Выход – там!.. Я вижу это! Двинули туда!..» А кто он такой, чтоб серьёзным людям указывать? Его, понятно, послали на три буквы. Может – и побили, не знаю… Но этот Данко чего тогда учудил? Хватает себя за грудя, рвёт их надвое, вырывает оттуда пылающее, как факел, сердце. И, высоко подняв его над головой, с воплем: «За мной, пацаны!» – побежал туда, куда перед этим тыкал. Заклинило его конкретно… А люди – они ж бараны! Раз т а к зовёт – значит, имеет предоставленные ему вышестоящими некие права. Вот и потянулись за ним послушно. Вывел людей из леса Данко – и рухнул на землю, мёртвый. (Тут я не совсем понял. Он же, без сердца – был мёртв с самого начала, и брёл как зомби… Так чего ж теперь – валиться? Нескладуха). А пацаны, которые с ним вместе топали, они попёрлись дальше. Поговорили на тему: «Ну и дурак был этот Данко!» – и забыли его через пять минут. У нас таких чмошников – не любят…
В общем, поучительная байка. В школе я не допёр до её глубинного смысла, и только теперь просёк ее суть: а на хрен вообще людей из леса было выводить? Им в тёмной чащобе – лучше, спокойней и безопасней… Тьма – лучшее укрытие слабых! А где свет – там хищники, там враги, там твоё злобное и алчное государство…
Но если, допустим, ты сильней прочих, и рвёшься к свету – то и ступай туда с Богом. Зачем других за собою тащить?! Чтоб их там всех перебили?
Но всё равно образ Данко, отдающего своё пылающее сердце людям – запоминается… И про одного такого, нашего милицейского Данко, я и хочу рассказать.
Талант Сутулого
Предшественником нынешнего начальника районного угрозыска несколько лет был один майор. Масластый такой, высокий, как каланча, постоянно сутулился. За глаза все его так и называли: «Сутулый».
Работал он добротно, цепко, изобретательно, и вскоре заслуженно пошёл на повышение, став заместителем начальника РОВД по оперативной работе. Настоящий ас в оперском деле!
Совершенно какое-то преступление, допустим – убийство. Накоплены определённые факты, имеются различные фигуранты, расследование топчется на перепутье: в какую сторону двинуться? На чём сконцентрировать особое внимание? Какую из множества версий счесть основной? Как сработать на её реализацию? Как построить стратегию и тактику расследования на том этапе, когда уже определится круг подозреваемых и обвиняемых? Какими путями и методами обеспечить следователя нужным объёмом «сознанок», улик, вещдоков, свидетельских показаний и прочего, требуемого судом?
И, наконец, последняя и очень важная задача: оперативное сопровождение дела от окончания следствия до начала судебного процесса. Как обеспечить неопровержимость собранных материалов? То есть чтоб и улики не рассыпались, как карточный домик, и обвиняемый в СИЗО вдруг не отказался от данных на следствии признаний своей вины. Да и свидетели под напором обработавшего их адвоката не начали юлить и путаться в показаниях…
Начиная с момента совершения преступления и заканчивая вынесением судебного приговора – все розыскники должны действовать как музыканты одного слаженного оркестра. Каждый играет по врученным ему нотам какую-то свою мелодию, а в целом эти мелодии сливаются в одно общее произведение, в какую-нибудь там симфонию или ноктюрн… И если все сыграли слажено, то и исполненное произведение прозвучит прекрасно!
Но в любом уважающем себя оркестре есть опытный и авторитетный дирижёр. Вот «Сутулый» таким дирижёром по оперделам в РОВД и являлся.
От природы – талантливый розыскник, с безошибочным чутьём на верные ходы и решения. И что в розыске самое главное – ч у в с т в у ю щ и й людей, понимающий их суть, умеющий к каждому подойти, нащупать к душе каждого свой ключик.
«Боб» и Валька
В позапрошлом году на соседней с моей «территории» случился такой случай. В стандартной 9-этажке, в одной из квартир на 4-м этаже, нашли двух порезанных ножом братьев-наркоманов, мёртвых уж сутки.
Было лето, жара, трупешники успели основательно завонять, соседей измучил пёрший из квартиры трупный запах, вот они и вызвали милицию… Обычное дело.
Началось следствие. Вёл его следак из прокуратуры, а мы, розыскники, осуществляли оперативное сопровождение. Основной была такая версия: убийца – тоже наркоман, причём – кто-то из ближайшего окружения братьев.
Установили личности тех, кто в этой квартире регулярно бывал и «ширялся», начали их разрабатывать, откидывая одну кандидатуру за другой. У многих оказалось надёжное алиби, другие же по своим параметрам личности на подобное показались нам не способными.
И в итоге угрозыск остановил своё внимание на двоих: мелком воришке по кличке «Боб» и его подружке-сожительнице Вальке. С доказательствами против них, правда, было туговато. Собственно говоря, никаких доказательств не было вовсе. Так – шепнул один сексотик на ушко куратору-оперу, что «вроде бы эти тех братух мочканули…». Но к делу сексотский шёпоток не подошьёшь, так что приходилось на голом месте начинать вытанцовывать…
Обычно при любом тяжком преступлении мы первым делом стараемся найти того, кто реально его совершил. Мы ж – профессионалы, ловить и настигать ускользающую дичь у нас – в крови… Но допустим, что проходит несколько дней или даже недель, а сузить круг подозреваемых до кого-то одного так и не удаётся. Ну нет ни против кого веских улик, и всё тут!
И тогда есть два варианта дальнейшего развития событий. Можно всё пустить на самотёк, и тогда в перспективе у нас – «глухарь», нераскрытое тяжкое преступление. За которое нам постоянно будут мылить шею, и которое ляжет мёртвым «висяком» на отчётность, испортив все показатели.
А второй, куда более приемлимый вариант – найти из окружения жертвы какую-либо подходящую фигуру (желательно – из ранее судимых), и – навесить преступление на него, «уговорив» дать «явку с повинной» и должным образом сфабриковав вещдоки. Польза просматривается двоякая: и от «глухаря» избавляемся, получив вместо него лишнюю галочку «раскрытий тяжких преступлений» в активе, и надолго засовываем в «зону» какого-либо падлюку, творящего зло, но ухитрившегося до сих пор не попасться с поличным.
Не сумели подловить его в том, где он действительно переступил закон – так пусть сядет хотя бы за то, чего и не делал вовсе, но что на него оказалось удобным подвесить. Тут есть глубинная справедливость…
Разумеется, закон на такие вещи смотрит косо, именуя это «фальсификацией уголовных дел» и «злоупотреблением властью». Но требования закона – это одно, а та реальная обстановка, в которой нам приходилось действовать – совсем другое. Поэтому делается обычно то, что надо, а не то, что положено. Иначе – не получается, а если и получается – то сплошная хреновина…
Вы возмущены этой картинкой? Тогда представьте такую ситуацию.
Допустим, поздним вечером на тёмной улице некий неизвестный гражданин сильно избил вас ногами, сняв с вашего бесчувственного тела всё самое ценное. Ввиду смутности вших показаний, поймать злодея так и не удалось, дело было закрыто. Но на той «территории», где злодей вас обижал, есть подходящая на эту роль личность, довольно известная – его кликуха, допустим, «Серый». Имеет он в местной уголовке репутацию заядлого «гопника» и драчуна, да вот только изловить его на чём-либо конкретном никак не удавалось. А тут на той же «территории» позднее случается какая-нибудь мокруха, и у нашего «Серого» на момент её совершения не оказывается никакого алиби, мотив же совершить это преступление – есть! Так не святое ли сделаем мы дело, «навесив» случившееся стопудовым грузом на шею бандита, и спровадив его на «червонец» в места не столь отдалённые?
Допустим, вы, как добропорядочный гражданин и человек с прочными демократическими убеждениями, скажете: «Нет, не хочу, чтобы даже и подобная мразь была отправлена в тюрьму за несовершенное ею! Или доказывайте «Серому» его подлинную вину, или отпускайте на волю!..»
Хорошо, допустим…
Но доказать н а с т о я щ е е – не удаётся (мало у нас и сил, и ресурсов, и штатов, и не можем мы, просто не в состоянии за всем угнаться!). А ведь оставленный на свободе «Серый» – опасен для окружающих, и рано или поздно обязательно пойдёт на новые тяжкие преступления. Скажем – на той же тёмной улице снова встретит вас, опять ограбит и побьёт. Причём на этот раз – может и убить совсем…
И вот когда совсем уж станет он вас убивать – хотя бы в эту свою последнюю секундочку не пожалеете ли вы о том, что не позволили нам того самого уркагана вовремя захомутать, и по облыжному обвинению – изолировать от общества?
Я не требую, чтоб вы сразу же согласились с моей логикой, потому как понимаю, что с непривычки хочется поспорить. Но вы хотя бы задумайтесь на минутку над тем, что я сказал!
…И вот, значит, обдумавший ход и результаты расследования майор пришёл к грустному выводу, что найти убийцу в обозримом будущем – не удастся. А найти его – н а д о. Самыми же подходящими кандидатурами на роль мокрушников являются как раз вышеупомянутые «Боб» и Валька. Почему?
Вдохновляли личности обоих, особенно «Боба»: пацан ранее дважды судим, причём по «крепким» статьям, за разбой и вымогательство. И окружающими характеризуется исключительно дерзким, грубым, жестоким типом. Кому ж и не мочить тех двоих, как – т а к о м у?
Вдобавок, был у него и чёткий мотив: он задолжал браткам «бабки», и не возвращал их, за что те начали на него «наезжать». Представлялась картинка: «Боб» пришёл к ним на хату для разборки, они крепко повздорили, тогда он сгоряча дважды полоснул п е р о м – и проблема оказалась решённой…
Так могло выглядеть. Но, полагаю, уже на том этапе майор прекрасно понимал, что, скорее всего, произошло что-то другое, и мочил – не «Боб». Однако кому-то ведь надо за двойное убийство отдуваться! Так почему бы – и не этому, случайно попавшемуся под руку бандиту?!
Да и о Вале, сожительнице его, сказать что-либо доброе можно было лишь под дулом пистолета. Не смотрите, что девка, по характеру – кремешок! Не из тех, кто даст себя в обиду. Были у неё и своя гордость, и свои чётко осмысленные принципы с жизненными целями, но всё – с криминальным уклоном. Чем занималась? Шлюшничала с кем попало, тырила «бабки» у лохов, периодически подсаживалась на иглу, но регулярно никогда не т о р ч а л а. Для этого регулярный доход нужен, а у неё с этим – напряг. Могла ли т а к а я тёлка – убить? Да запросто! Больно уж логика у неё была перекручено-перевёрнутая…
Имела она сестричку-близняшку по имени Жанна. Та вообще мразь конченная, такую только из двора-переходняка бить ногой в голову, а потом скорей сдавать в крематорий, вместе со своими дровишками… Так вот, эта самая Жанна имела глупость свистнуть у дружка своей сестрички, «Боба», его любимые спортивные штаны «Адидас». Обнаружив пропажу и хорошо зная пакостный характер Жанны, Валька тут же кинулась к ней с предъявой. Та честно округлила глаза: «Я украла штаны у твоего бобика? Тю на тебя! Чё гонишь?!.»
Но с Валькой такие номера не проходят. Сперва крепко надавала сестре по шеям. Затем привязала её верёвкой за шею к бамперу «Москвича» своего сожителя, сама села за руль, и как даст все 60 километров! Жанночка и уписалась… Во всём сразу созналась, и сообщила, куда те штаны припрятала.
Вот и судите сами, чего от этой Вали можно ждать. Лишь у многоопытного замнача в голове могли бродить какие-то сомнения. А вот мы, рядовые опера, так даже и не сомневались: «Боб» на пару с Валькой братух-нарколыжников подрезали!»
Идеальные кандидаты на роль мокрушников…
И начали мы их «колоть»…
Прижали «Боба» косвенными, «отпрессовали» морально, побили как мамонта – он и сознался. Но как привели его к прокурору для дачи санкции на арест (эти строки писались в 1999-м году, когда такую санкцию давала прокуратура, а не суд, как сейчас) – так сразу пошёл в отказ: «Не я мочил!.. Сознался под физическим давлением… Невиновен!» Вот прокурор санкцию и не дал. Говорит: «Что-то у вас не срастается… Работайте дальше!»
Снова отработали парня, толковали по душам, били по суставам резиновой палкой – опять дал «сознанку». А на санкции у прокурора – опять отказался… И такая фигня продолжалась три раза!
Что касаемо Вальки, то её не били вовсе. «Баба… Молодая и смазливая… А кого пришили-то? Двух законченных подонков. Таких – не жалко. Не будем колошматить!» – решили про себя опера. Ну а словесным уговорам она не поддавалась вовсе, стояла твёрдо: «Ничего не делала, и «Боб» не при делах!»
Опера даже заколебались: может, и впрямь лучше отступиться? Тем более, что и прокурор уж начал нехорошо в их сторону поглядывать.
Но тут за работу ударно взялся «Сутулый».
Для начала он оформил админарест обоих на 15 суток «за хулиганство», а затем лично принялся обрабатывать парочку на допросах. По его указанию опера существенно изменили общую тактику допросов, а подсаженные в камеры к обоим фигурантам сексоты получили более чёткие и осмысленные указания.
И речь шла не только об усилении физического нажима, точнее говоря – не только о нём. Главной целью был именно моральный пресс! Следовало «вскрыть» психику «Боба» и Вальки, и вложить им в мозги глубокую убеждённость в том, что убивали действительно – ОНИ… Понимаете? Они с а м и должны были в это поверить! Причём обработке подвергались не какие-то там желторотики, а вполне сформировавшиеся личности, в своём роде – незаурядные натуры…
Не буду раскрывать всю механику – незачем потенциальным «клиентам» угрозыска детально знать, как именно их будут гнуть и корёжить. Скажу лишь, что результат был идеален: спустя две недели плотной обработки оба сознались. И уж потом, и у прокурора, и у следователя – прочно стояли на завоёванной нами и закреплённой позиции: да, убили мы… По таким-то причинам, при таких-то обстоятельствах…
Частично идя им навстречу в желании всё же как-то избежать «вышки» (тогда ещё расстреливали), мы согласились с такой версией «Боба»: один из братьев в ссоре неожиданно убил другого, а потом с ножом напал на «Боба» и Вальку, они схватились, и в обоюдной драке – сгоряча он был ими зарезан собственным же ножиком… То есть вместо двойного убийства – только ординарное, да и то – совершённое чуть ли не в порядке самообороны.
Но заодно, по какому-то наитию, майор распорядился оформить на «Боба» ещё и «хранение наркотических веществ» – так, на всякий случай. (Немного ш и р л а при задержании у «Боба» опера то ли нашли, то ли подкинули ему, подробностей я уж точно не помню.)
Оформили дело как следует, сдали следователю на доработку деталей, и занялись текучкой.
Но «Сутулый» не забывал о своих «крестниках». Время от времени через камерных сексотов прощупывал настроения «Боба» и Вали: как держатся?.. о чём говорят?.. что у них на душе? И оказалось любопытное: в доверительных беседах с сокамерниками оба искренно сознавались в том, что – да, действительно замочили они тех двоих, за что теперь и страдают… То есть довели мы их до таких кондиций, что сами они поверили в собственную вину! Поразительное мастерство в том случае проявил замнач!
Но потом случилось неприятное…
Совсем в другом районе задержали с поличным бандитскую группу. Крутили их на целый массив «особо тяжких» эпизодов, терять им было нечего, и в числе прочего – сознались они в том, что три месяца назад в Заводском районе на улице такой-то замочили двух братьев-наркоманов. Подняли спецы из тамошнего РОВД соответствующие дела из архива – и оказалось, что по той мокрухе уж два человека изобличены, и теперь дожидаются суда в следственном изоляторе! Конфуз, да и только…
И пошла о б р а т к а… Запахло «фальсификацией» и «злоупотреблениями». Следак для «отмазки» тут же покатил бочку на лоханувшихся оперов. Опера забегали, засуетились, запрыгали, как кузнечики…
Будь у нашей парочки толковые адвокаты – и амбец всем: замначу, начальнику райугро, четырём наиболее активно участвовавшим в допросах операм. Но откуда у мелкой уголовной шушеры взяться средствам на приличных адвокатов?!
«Сутулый» же молниеносно разыграл заранее подготовленный им этюд в три хода: бац-бац-бац, и задним числом всё в наших бумаженциях оказалось переиначенным. Теперь ситуация смотрелась таким образом: «Боба» задержали и закрыли в СИЗО исключительно из-за найденной при нём наркоты, ну а Валю за компанию с ним – решили немножко проверить…
Двойная мокруха? Да, и в двойном убийстве эти двое немножечко подозревались – самую малость, вот на столечко… Но потом настоящих убийц нашли, и эта версия (одна из множества) – не подтвердилась, отпав сама собою.
Угрозыск не обязан ни перед кем оправдываться, и тем более – нести ответственность за то, что в течение некоторого времени он обоснованно подозревал оказавшегося позднее невиновными граждан. Подобное – обыкновенная практика полицейских служб в любой, даже и самой демократической стране мира.
Начальство в ответ на эти объяснения покрутило носом, чуя, что хитрый «Сутулый» гонит пургу, но делал он это квалифицированно, комар носа не подточит. Самому же начальству именно эта версия и была наиболее выгодной, снимающей с нашей милиции всякие подозрения в пытках и чудовищном произволе. Иитогом которого вполне могло стать осуждение невиновных, в то время как подлинные убийцы оставались бы на свободе. Ясен перец, что эти подозрения смело можно объявлять нелепой клеветой на работу правоохранительных органов. Но лучше, чтоб они и не звучали вовсе.
Кончилось тем, что «Бобу» суд вкатил небольшой срок за «хранение», Валю же и вовсе отпустил вчистую… Легко отделались, ребята! Но не думаю, что на свободе они долго удержатся – при их-то наклонностях. Рано или поздно обворуют кого-нибудь или ограбят, а то и убьют…
А всё – почему? Потому что не дали нашему замначу вовремя спровадить их туда, где им самое место.
Грустный финал
Так и жил «Сутулый», так и работал – самоотверженно, не жалея собственных сил, компенсируя своими талантами и вулканической энергией общие недостатки недейственных законов, дефицит сил и ресурсов, несовершенство и подловатость человеческих душ. Он попросту горел на работе, отдавая себя ей всецело!
Ну и, разумеется – бухал по-чёрному. Часто, обильно, на бегу, почти не закусывая…
В наших условиях опер неизбежно должен пить. Во-первых, только этим он в состоянии снимать стрессовые перегрузки. Во-вторых, лишь на прочном фундаменте совместных возлияний в коллективе розыскников формируется благоприятный микроклимат доверия и взаимовыручки. И, в-третьих, наконец, только бутылка порою помогает решать сложнейшие оперативные вопросы, в подтверждение чего можно привести массу случаев.
Надо ли тебе, чтобы в соседнем РОВД пошли навстречу твоей просьбе проследить за неким наркоманчиком Петей Антоновым? Или чтобы в СИЗО тамошняя оперчасть активно поработала с неким подследственным, гражданином Кабанидзе, упорно не желающим сознаваться в том, что вешает на него пристаючая следачка? Или, наконец, чтобы горУВД из своих фондов выделило нашему угрозыску лишний ящик патронов для намечающихся вскорости районных стрельб?
Официально на решение этих вопросов надо потратить недели, месяцы, иногда даже годы. А как подъехал с бутылкой негалимого коньяка к соответствующему учреждению, как забрёл в кабинетик одного из руководящих там и хорошо знающих тебя лиц, как «квакнули» вы по двести разок и другой – так нужные вопросы сами собою и решились!
А потом ещё наивняки дивятся, почему это майор А. стремительно добивается того, на что капитан Б. может ухайдакать половину своей жизни, да так и остаться с носом в оконцовке… Просто надо знать: с кем, когда, сколько и чего надо бухнуть совместно – вот и весь секрет!
И потому понятно, что с алкоголем наш трудолюбивый замнач общался куда регулярнее и ближе, чем с собственной женой. И, в конце концов, случилось неизбежное практически для любого розысника со стажем: у него открылась язва желудка.
Майор начал лечиться. Врачи предупредили: «Не бросите пить – и вам кранты!» А поскольку беспричинно в угрозыске пить не бросают (сразу заподозрят: «Раз не пьёт – значит, скурвился… Не иначе как заделался стукачом внутбеза!»), то для отмазки от набивающихся в собутыльники замнач пошёл да и закодировался.
Что закодированному пить нельзя, иначе загнёшься – знают все. Выпивохи отстали от зама – но тут же захромала на обе ноги оперативная работа, упали показатели, начальство начало вызверяться и намекать на оргвыводы. Пришлось спешно раскодироваться и бухать по новой, но ничего хорошего из этого не вышло. Наоборот – стало хуже…
Во-первых, на почве возобновившихся пьянок дома заскандалила жена: «Я думала, ты исправился, а тебя опять к алканавтам понесло! Разведусь, клянусь своей мамой! Через суд разведусь с тобою, и вали тогда из моей квартиры (кстати, она на меня записана!) куда хочешь – хоть к своим дружкам под забор…»
Во-вторых, опять открылась язва – ещё сильнее предыдущего. Майор пробовал не обращать внимания на хвори, но получалось у него это с каждым днем всё хуже и хуже, а потом стало и вовсе хреново. «Сутулому» пришлось лечь на обследование в госпиталь.
Выписался оттуда через три недели. За это время раскрываемость упала так низко, что перестала замечаться даже в микроскоп. Руководство наехало на не успевшего даже сориентироваться в ситуации майора: «Куда смотрел, хрен моржовый?!» На всех совещаниях-заседаниях стали поливать его грязью…
Человек угробил здоровье во имя интересов службы, практически развалил семью, разрушил всю свою личную жизнь. И вот награда за всё: при первой же осложниловке сделали из него козла отпущения… Вот-вот с работы погонят, и хорошо, если – «по состоянию здоровья».
Так в милиции – везде и со всеми! Ты нужен державе лишь до тех пор, пока пашешь на неё, как папа Карло! А стоит только устать, заболеть, израсходовать свой внутренний ресурс сил, оступиться, ошибиться в чём-либо и «засветиться» при этом – всё, на тебе ставят жирный крест. Тебя раздавят, растопчут, ошельмуют, вышвырнут и забудут, и на хрен ты тогда своей службе нужен…
Вот за что любой думающий мент свою вонючую «контору» и ненавидит!
(Продолжение следует)
Рассказ не пожелавшего назвать своё имя сотрудника уголовного розыска записал Владимир Куземко
P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!
