УКРАИНА ЗАТЕНЯЕТ САМУЮ ДЕРЗКУЮ МЕЧТУ МАФИОЗИ

Кажется, ранее не приходилось встречать более серьезного и безжалостного анализа того, что происходит в Украине. Все это, увы, характеризуется названием «украинская государственность» – густо замешанная на криминале самого высокого полета, политическом мошенничестве и неспособности к созиданию, хоть каким-то конструктивным шагам. Читаем статью «The New Republic», тянущую на микроакадемическое исследование, ставим под сомнение позицию автора и делаем собственные выводы.В Вашингтоне десятая годовщина распада Советского Союза прошла почти незамеченной. Я же приглашаю читателей на запоздалый тур по отобранным книгам, посвященный десятой годовщине краха советской империи. Из этого мысленного путешествия вырисовывается легкий стратегический сдвиг, пока независимый от американской политики.

Начнем с некоторых предпосылок. В Советском Союзе изначально преобладала политика нетерпимости, проводимая под лозунгом «разделяй и властвуй», повинная в преступлениях, равных которым в мире почти не было; но смерть Советского Союза в понимании рядовых людей стала шагом вперед и двумя шагами назад. Развал советской империи не был следствием иностранной деколонизации. Семьдесят миллионов человек (каждый четвертый) жили за пределами своей «исторической родины», если таковая у них вообще была. Бессчетные семьи вдруг осознали: их родственники, а иногда и дети, живут не в некотором отдалении, а за границей, что сделало разделение постоянным, если только человек не решался на сложный обмен квартиры с другими, столь же огорошенными людьми, или бросал все и начинал жизнь сначала уже в качестве иммигранта.

Экономическая взаимозависимость подразумевала, что даже потенциально выгодные предприятия оказались в убытке, внезапно став отрезанными от поставщиков и клиентов в новоявленных «иностранных» государствах с разными денежными единицами и запутанными правилами – или отсутствием таковых – обмена валют. Политически независимость во многих случаях привела к установлению еще более деспотичных режимов. Советский Союз пал, а на его место пришел … Советский Союз, только с усиленными пограничными войсками, множеством таможенных постов, легионом налоговиков, тьмой-тьмущей государственных «инспекторов» – короче говоря, «новорожденные» отличались огромным количеством нечистых рук. Только Эстония на этом фона выиграла, приблизив жизненный уровень к Словении, звезде Восточно-центральной Европы. Но на территории остального бывшего Советского Союза мы видим ужасную шахматную доску паразитических держав и крохотных независимых государств, управляемых бандитами и ворами в законе, «украшенных» многочисленными лагерями для беженцев и застойной экономикой. Добро пожаловать в Хламостан.

Позвольте уточнить. Сегодняшнюю широко распространенную бедность вызвали не «реформы», а почти полное отсутствие неолиберальных преобразований и оставшаяся плановая экономика, которая в дополнение к нерыночной структуре и коррупции породила влиятельные классы, враждебные реформам. Но, как мне видится, другая причина нынешней нищеты кроется в идолопоклонстве «национальному самоопределению» – обычно приписываемому Вильсону, но в равной степени относящемуся к Ленину, – которое сеет непорядки в мировом масштабе столь же исправно, как и во время холодной войны.

И хотя каждый случай национального государства может оказаться самодостаточным, хотя те, кто уже добился государственности, могут безусловно одобрять независимость соседей, хворь «национального самоопределения» – слишком частое явление в Хламостане. Для нее характерны такие симптомы, как систематические должностные преступления и экономический регресс, создающие защиту для отменных политических негодяев и легионов их последователей. («Пусть это преступный режим, но это – наш преступный режим»). По контрасту, самоуправление в пределах существующей территории, где гражданство превосходит этническую принадлежность – совсем другое дело, особенно когда границы открыты, а рынки значительно расширены. То, с чем Европейский Союз так долго боролся, молодые независимые государства расчлененного Советского Союза добровольно навлекли на себя.

Поводов для иронии здесь более чем достаточно, ведь среди многих причин развала СССР самая серьезная – я имею ввиду национализм – была одной из наименее явных. Если, как утверждает когорта аналитиков, многонациональный Советский Союз был расщеплен глубинным национализмом, то чем объяснить непомерную слабость наций и национализма после 1991 г. в почти каждом государстве-преемнике СССР? Часть ответа содержится в том, что они также многонациональны. Разумеется, не менее важным было то обстоятельство, что когда Коммунистическая партия, единолично скреплявшая федеративный союз, пережила «реформу» и распалась, этнические государства в составе Советского Союза стали благодатной почвой для самосохранения и разрастания партийной элиты.

Несмотря на упорный отказ аналитиков признавать существование «советского народа», иностранный турист на территории бывшего СССР повсеместно сталкивается с «советскостью». (Аналитики насмехались над понятием «единого восточноевропейского народа», пока пост-воссоединение не показало противоположное.) То, что очевидно в случае русскоязычных евреев, выехавших из Советского Союза и поселившихся на Брайтон Бич в далекие 1970-ые, не менее ясно в положении сегодняшних русскоязычных общин в большинстве недавно независимых государств: разные постсоветские государства на поверку оказались глубоко советскими.

Украина, республика сорока девяти миллионов сокращающегося населения, может казаться полностью отличной от Молдовы, но, как ни печально, эти два государства – соседи более чем географически. В собрании документальных очерков «Украина: Поиск национального самосознания» подробно освещается украинская политика, но политическая система не получает объяснения. Книга затрагивает украинско-российские отношения по вопросам обороны и самоопределения, но не экономических связей. Изданию не достает сравнительных характеристик, и для работы над современными вопросами оно уже порядком устарело. Однако эта книга стоит выше груд макулатуры, опубликованных об Украине (вывод, стоивший мне немалого труда).

Посвященные таким разным темам, как внешняя политика и феминизм, очерки наполнены глубокой обеспокоенностью судьбой украинского «национального» самосознания. Илья Прайзел в плаче сокрушенной наивности задает тон книги словами, что «независимость Украины была скорее консервативной, чем революционной … попыткой сохранить существующий порядок», которая оказалась успешной, даже если элиты уяснили суть независимости только в 1990 г., а некоторые и в 1991 г. Евгений Головаха, характеризуя Украину как «посткоммунистический гибрид», сохранивший все, кроме идеологии, рискует оскорбить украинскую чувствительность сравнением страны с Белоруссией – «десятимиллионным колхозом», управляемым бывшим председателем колхоза Президентом Александром Лукашенко. Владимир Звиглянич пишет об Украине как о «будто» демократии и «будто» рынке, указывая, что «возникает замечательный парадокс: чем ниже уровень рыночной стоимости предприятий, тем богаче становится бюрократия», и прозорливо заключает, что «такая система может существовать в течение неограниченного времени».

Со времени написания этих очерков прозвучало много пустых призывов к проведению экономических, финансовых и юридических реформ. Президент Леонид Кучма, переизбранный в 1999 г. запугиванием и обманом, не сумел сдвинуть Украину в направлении «надпрезиденства»: парламент Украины все еще влиятельней, чем Госдума России. Но Кучме и компании удалось превзойти своих коллег в Молдове, тихо мирно установив свой вариант Приднестровья прямо в сердце исполнительной власти украинского государства. Его детище состоит из спецназа, исполняющего сомнительные задания, («Беркут») в Министерстве внутренних дел, Государственной налоговой инспекции, Центральной избирательной комиссии, «PR-консультантов» (иногда нанимаемых в России), СБУ, Генеральной прокуратуры и Президентской Администрации.

Этот механизм превосходит дичайшие мечты «крестного отца»: здесь расхищаются колоссальные суммы денег, которые затем помещаются на счета за границей; подделываются результаты голосования; насильственно конфискуются предприятия; уничтожаются даже полунезависимые средства массовой информации; систематически применяется шантаж; преследуются критики или соперники; покрываются преступные действия, совершаемые самим режимом и теми, кого он одобряет – и, если верить уже частично признанным подлинными тайным записям (сделанным и вывезенным из страны бывшим майором охраны), здесь врагов принято обезглавливать. Само по себе смещение Кучмы мало что решает. Не будучи делом рук одного человека, бандитизация украинской исполнительной власти стала всеобъемлющей, охватив длиннейший список необузданных должностных преступлений, от столицы до областей. (Джордж Сорос отметил, что к Украине накрепко пристало клеймо коррупции.)

Как и Молдова, Украина – продукт советской эпохи. В пределах Советского Союза сформировались не только ее национальное самосознание и государственность, но и теперь Украина существует в экспансивной форме только благодаря одностороннему присоединению Сталиным восточной Польши, которая стала западной Украиной – поворот, который украинцы вызывают «воссоединением». (Другая часть территории была отрезана от Словакии.) Дальнейшими военными и послевоенными событиями стали выселение поляков и истребление евреев. Посмотрим на юг. Крым – бывший татарский, а позже российский полуостров, который по прихоти Хрущева был отдан Украине в 1954 г. в честь трехсотой годовщины украино-российского «союза» (который большинство украинских националистов отказываются признать, хотя их протест не простирается до предложения вернуть юбилейный дар).

В результате иммиграции в Украине проживает множество граждан, в большинстве своем не владеющих «государственным» языком, включая 9-10 млн. русских в промышленной восточной Украине и в Крыму (где они составляют большинство). Но сегодняшние русские, большинство из которых родились на территории Украины, не соотносят себя с Российской федерацией; они – воспитанники советского образования, советской военной службы и имперских русскоязычных СМИ (здравствующих и по сей день). «Номинальное государство» в Украине чрезмерно русифицировано – по сути, как считает Виктор Басюк, половина или более этнического украинского населения в быту говорит по-русски.

Фактически, большинство этнических украинцев, независимо от того, сколько и где они говорят по-украински, почти неотличимы от русских. Многие исконно русские заново зарегистрировались как «украинцы» без знания языка. Остальные урожденные русские получили статус «русскоязычных», как и другие советские народности, проживающие в Украине – молдаване, армяне и татары. Украинская избирательная политика скорее региональна, чем национальна. Вывод: придание преступному синдикату исполнительной власти «законности» государства может быть сутью Хламостана, но национальные или этнические различия не несут той массовой политической нагрузки, которая им неустанно приписывается.

Выделяя «широкую национальную терпимость» обычных людей – несомненно, верх противоречивого имперского наследия СССР – Грегори Немирия полагает, что «в региональном делении Украины, в конечном счете, может обретаться источник силы». Живительная надежда, но может ли она быть воплощена в действительность? Шумная украинская стратегия «демонстрации» независимости, внешняя политика «европейского выбора» по-прежнему лишены основания и являются не более чем самообольщением, что Украина «необходима» как «противовес» России. Всему этому европейцы уже не верят, устав от обещаний провести структурные реформы. Западная Украина, когда-то многонациональная космополитическая область Габсбургской империи, а затем Польши, теперь превратилась в самоизолированную шовинистическую заводь, отмежеванную даже от Киева, не говоря уже о западных соседях.

Пол Гобл отмечает, что «многие отрасли промышленности Украины могут работать только в том случае, если они получают сырье из Российской федерации. Все признают этот печальный факт». Но другие очерки потворствуют параноидальным обвинениям в «подрывной деятельности» России, столь характерным для украинской апологетики. Если Россия «требует» от Украины выплаты миллиардов долларов за поставки нефти и газа, это «шантаж», подвергающий опасности суверенитет Украины. Здесь авторы «забывают» о том, что в 1997 г. Москва подписала всесторонний договор с Киевом, признающий современные границы, и что грабит казну и делает страну неплатежеспособной сама власть. (А Туркменистану за поставки газа Украина задолжала более 1 млрд. долларов).

В то время как правительство РФ принимает украинский суверенитет, таким образом устраняя Украину как помеху в российских отношениях с Европой, частный и государственный сектор российской экономики с позиций преимущества энергично выступает за обширное хозяйственное воссоединение с Украиной. Это классическая постколониальная модель.

Безусловно, существует угроза нежелательной подрывной деятельности Украины, представляемая должностными преступлениями ее собственных «лидеров». По данным опросов общественного мнения, большинство украинцев теперь настроены против независимости. Даже если украинская экономика выросла гораздо больше, чем показывает официальная статистика, – большая часть экономики находится «в тени» – новые флаги, новые названия улиц и новые учебники не привели к инвестициям в инфраструктуру, созданию информативных СМИ, правовых норм или политической системы, которая на данный момент ничего, кроме стыда, не внушает. Украинская молодежь определенно настроена прозападно, но, путешествуя на восток, они обнаруживают, что Москва оказывается «западнее» и богаче Киева. Тем временем, мучительный поиск интеллигентами «национального самосознания» идет вразрез с политикой, которая могла бы с успехом воспользоваться разделением Украины, ее выгодным расположением и привести к установлению достойного самоуправления. Украина получила государство. Теперь ей приходится с ним жить.

Итак, шесть бывших советских республик от Балтийского до Черного моря (Эстония, Латвия, Литва, Белоруссия, Молдова и Украина) и восемь других, расположенных по обе стороны Каспийского моря (Армения, Грузия, Азербайджан, Туркмения, Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) разделили наследие советской империи друг с другом и с Россией, хотя и не в равных мерах. Сегодня все они, кроме Эстонии, Азербайджана и Узбекистана, полузависимы от российской энергии, рынков или обороны: неизбежные факты, которые должны быть превращены во взаимные возможности и максимально использоваться.

На юге даже государства, не граничащие с Россией, не избегают влияния Москвы. На западе все, кроме одного из шести государств имеют непосредственную границу с Россией. Но вот Россия и Украина достигли устойчивых политических и экономических отношений. И самое важное: несмотря на то, что шесть миллионов этнических украинцев и двадцать пять миллионов этнических русских (тридцать шесть миллионов, если брать в расчет «русскоязычных») живут за пределами «своих» новых государств, власти Украины и России не развязали самоубийственной войны, как это произошло в Югославии.

Стивен Коткин, «The New Republic»