Бывший старший следователь Следственного комитета Беларуси Андрей Остапович рассказал изданию Charter97.org Studio Х97 о том как сотни силовиков уходят из карательных структур Лукашенко.
— Андрей, до августа вы работали старшим следователем Следственного комитета в Минске, уволились, бежали из Беларуси, сейчас в Польше находитесь, добирались не без приключений. Об этом писали, в принципе, многие средства массовой информации, поэтому не будем это уже обсуждать. Здесь вы организовали инициативу, объединяющую тех силовиков, которые против режима Лукашенко и того, что сейчас происходит в стране. Давайте вернемся все-таки в август. Какова была ваша мотивация? Почему вы решили уйти и бежать из страны?
— Один тезис выделить сложно. Это, наверное, все-таки было давление со стороны падения авторитета силового блока. Сотрудников всего блока начали ненавидеть, соответственно относиться, и это оказывало на меня давление. Следующий момент — это само непринятие всего происходящего, в плане оказания яростного насилия в отношении граждан. Я сам участвовал на некоторых митингах. Люди не оказывают никакого сопротивления, а они начинают стрелять в толпу. Как относятся к людям? Ненависть уже ко всем сотрудникам. И ты уже не можешь это так просто для себя оставлять.
— Главный редактор «Хартии’97» Наталья Радина рассказывала мне историю о подполковнике милиции в отставке, который 9-10 августа попал на Окрестина и плакал, как ребенок, навзрыд от того, что там увидел. Что там происходило, если человек, который работал в системе и видел разные ситуации, был в таком эмоциональном состоянии?
— По поступающей информации, это был просто концлагерь. Людей пытали, на куртках кресты рисовали краской, одежду помечали тех, кого надо особо эффективно проработать, как они говорили между собой. Над ними измывались, очень сильно избивали этих людей. Также физическую нагрузку давали: упал, отжался и так далее, вся строевая воинская вещь. Для обычных гражданских людей эти физнагрузки невыносимые.
Полную картину восстановить очень сложно, но я думаю, что это был аналог концлагерей. И команда была такая: чтобы те, кто уже попадут и выйдут после административных арестов, точно не захотели туда попасть и больше не оказывали никакого сопротивления. Такая чистка.
Ну, а почему он плакал? Потому что даже когда видеозаписи смотришь, где пять здоровых мужиков набегает с одной стороны и начинают жесточайше избивать дубинками поваленную на землю, не оказывающую сопротивления девушку, бить по голове — это же можно убить, с такой силой наносятся удары… У тебя уже и ярость, и злость очень сильная вперемешку с непринятием, как вообще это можно делать. Представьте, что происходило там, когда тебя никто не снимает на видеокамеру, когда все свои. Видеозаписей никаких нет, никаких прав нет. Команда дана, никакой ответственности не будет. Они творили, что хотели.
— Николай Карпенков стал заместителем министра внутренних дел. Будет командовать внутренними войсками. Как вы можете это прокомментировать?
— В первую очередь, когда я прочитал эту новость, подумал, что сейчас должности получают не те, кто их заслуживает, а те, кому больше доверяет Лукашенко: только бы главное не предали, только бы были за меня.
— Готовность проводить, назовем вещи своими именами, карательные операции, имеет значение?
— Конечно. Он своим примером и даже тем, что не скрывал свое лицо, показал в первую очередь, что он готов это проводить. Если брать ОМОН, те внутренние войска, которые людей разгоняли, то ГУБОП, который точно такой же деятельностью занимался, единственное подразделение, которое раньше работало в интеллектуальной сфере. То есть они проводили реальные оперативные расследования и разработку. А потом стали бегать и палками людей избивать.
Поэтому Карпенков сейчас и возглавляет внутренние войска. Больше всего ОМОН, скажем так, активную позицию показывал. Сейчас «зеленые человечки» тоже начнут более активно себя проявлять под таким руководством.
— Почему режим все больше и больше звереет?
— Я думаю, что это понимание, что еще немного и он упадет. И если он не успокоит народ, если своими преступными действиями не сломают эти протесты, не заставят людей бояться и перестать сопротивляться — то они падут. Экономический коллапс близок, и когда доллар обвалится — начнется кризис, выйдут уже все. Там не будет такого, что «без меня разберутся, меня это пока не коснется и я лучше посижу спокойно». Коснется каждого. Каждый потеряет в зарплате, каждый потеряет свои деньги и доход. А если рухнет как в 2010-2011 или в 2008 году доллар, в пять-шесть раз — их просто сметут, и они это понимают.
— Силовики, которые до сих пор работает внутри системы, им стыдно? Они ведь живут в домах, на лестничной площадке соседей встречают, домой возвращаются, смотрят в глаза ребенку, жене, теще, маме.
— Я думаю, там не только стыдно, там и страшно. Даже больше, чем страшно. Я думаю, есть три категории: стыдно, страшно и безразлично. То есть, моя хата с краю, я семью обеспечиваю, разбирайтесь без меня, это меня не касается. Большая часть боится, потому что думают, что их сметут. Ну и плюс, к ним присоединяется те, кто себя запятнал. Стыдно, я думаю, всем в какой-то мере, и даже, может, обидно. Я с некоторыми общался, говорят: «обидно». Некоторые по двадцать лет отработали. Кто работал честно — тот как бы вкладывал частичку авторитета в эту общую систему. И одним разом, одно-два подразделения типа ОМОНа этот весь авторитет на корню убили.
Понятыми никто сейчас не хочет идти. На допросы, когда вызывают людей — «я не пойду, вы меня задержите». То есть такое отношение людей ко всем. Они не будут разбираться, омновец ты, следователь или опер —вы все под одно кольцо. Во-первых, преступники, а во-вторых, вы представляется для меня опасность.
То есть не так как в других странах, если с тобой что-то случилось — ты вызываешь сотрудников милиции, полиции, без разницы, как это называется, силовой блок — просишь помощи. А сейчас просто по улице идут или тебя вызывают — ты уже трясёшься, боишься: «почему меня вызывают?» То есть, ты чувствуешь опасность. Это карательный орган, а не орган защиты, каким он должен быть. На самом деле авторитет теперешнего силового блока — это основная проблема.
— Смерть Романа Бондаренко у многих вызвала шок. Для вас это было шоком?
— Шок был. Из-за чего все это произошло? Человек был не согласен с тем, что срезали ленточку. И теперь у нас стране за это можно убить. И ответственности нет. Я сидел на этой линии: преступления против личности, убийства, изнасилования, тяжкие телесные, хулиганство и так далее. Поверьте мне, у нас, когда убийство происходило, включались планы перехвата, отслеживались конкретные сотовые. Людей ловили, устанавливали буквально в течение суток. По крайней мере, кто это совершил — это точно. Особенно в том месте, где это произошло: количество камер и так далее.
Это не реально, что ничего не было сделано. Раньше поднимали целое подразделение и убийцу сразу же захватывали. Здесь же конкретные лица чуть ли не известны, есть переговоры и так далее. Из моих источников известно, что это были Шакута и Басков, и они его в Центральное РУВД доставляли.
— Как вы считаете, зная систему изнутри, после свержения режима эти вот люди, которых МВД назвал неравнодушными гражданами, те, кто убил Романа, понесут ответственность?
— Именно у этих людей денег побольше, вы понимаете? Они смогут попробовать быстро куда-то уехать, убежать. Может, они даже сейчас это сделают. Потому что переговоры слили в тот же день. Я представляю их состояние. Они понимают, что тут уже перед Лукашенко стоит вопрос: или сливать двух своих знакомых и делать их виновными, или подставлять весь силовой блок, что это были сотрудники милиции. Выбор, я думаю, очевиден. Два человека слить — это для него не проблема. Они, наверно, сейчас просто не понимают, куда деваться. Попробуют скрыться, не будут даже дожидаться свержения власти.
После свержения власти все приближенные Лукашенко будут разбегаться кто куда, откуда не выдадут. Но это тоже проблемная ситуация. Я думаю, что при переходе власти Россия точно также будет уже с новой белорусской властью работать и всех выдаст, чтобы не потерять авторитет и сотрудничество с Беларусью. Реальных преступников она укрывать не будет, она их выдаст. И куда бежать омоновцу? Я знаю, какие у них доходы, и этого не хватит убежать дальше Европы или России.
— Как должна сложиться участь и Лукашенко, и всех тех генералов-силовиков, которые сидят с ним за столом и машут головой, когда он всякие безумства произносит? Гаага по ним плачет?
— 25 тысяч административных протоколов составить за сто дней протеста — можно предполагать, что каждый судья в этом участвовал. То есть каждый фальсифицировал. Наши суды надо разогнать, а пока ты новый создашь и все остальное, это, конечно, проблематично. Прокуратура и все остальное — та же ситуация. Должен быть честный международный суд, я думаю. Скорее всего, Гаага, трибунал и так далее.
— Андрей, вы вспомнили о том, что как следователь занимались делами изнасилований, педофилии и так далее. Пожалуйста, нарисуйте нам психологический портрет вот этих омоновцев. Кто эти люди, которые избивают, насилуют? Видно, что они получают от этого удовольствие, как мне кажется. Что это за люди?
— В отношении всего подразделения некорректно говорить. Если взять сто человек, любых, и начнется какое-нибудь сражение, война и так далее, из них, я думаю, процентное соотношение — двенадцать человек, примерно, будут отсаженными садистами. Точно также я думаю и про ОМОН. Там есть какой-то определенный процент просто отсаженных, больных реально людей. Но когда они все это творят — они порочат весь ОМОН, и каждый сотрудник уже просто борется за свою жизнь. Когда придет новая власть, не будут разбираться кто есть кто: всем хана.
Они уже собирают друг на друга компромат, проходит такая информация. В плане того, что вот этот был отсаженный садист: он насиловал, он засовывал эти резиновые палки куда не следует, он ломал черепа и так далее. Вот этих я готов сдать при переходе новой власти, лично я там стоял в строю и мог кому-то нанести удар и так далее, но я лично не бегал. То есть, саботаж уже начинается, сбор информации, компромата на своих же коллег, я думаю, происходит.
— Режим до августа знал о том, что вот эти люди – садисты, убийцы, насильники? Сознательно держал в своих рядах?
— Их готовили. К этим выборам готовились, проводились чуть ли не полгода тренировки. Но их не готовили насиловать и убивать, готовили в строю ходить и так далее. Человек был заряжен на то, что людей надо бить, и физически готовился к этому, каждый из них. Это еще и коллектив. Они живут по десять человек сейчас постоянно на казарменном положении. Все, кто служил, понимают, что это такое — братство, единство, это твоя семья в настоящий момент. И это тоже их объединяет. И они понимают, что сейчас борются как бы за все подразделение: или мы, или они.
— Начальство их шантажирует?
— Я даже думаю, что из ОМОНа, из таких подразделений просто нереально уволиться без каких либо последствий, не только экономических, как все говорят, долги привязывают, ипотеки, квартиры и так далее. Просто тебя не выпустят и сразу же посадят, потому что они обладают информацией в отношении всех своих коллег и всей ситуации, что происходила, кто какие приказы отдавал.
Их просто запугивают, что если ты сейчас уйдешь — ты предатель, дезертир, сразу идешь в СИЗО Жодино. Я думаю, в этом самый главный шантаж с той стороны. Они боятся со всех сторон.
— Андрей, расскажите пожалуйста об инициативе, которую вы организовали, ByPol.
— Что бы кто не говорил, но очень много людей, которые не согласны с тем, что происходит. Мы просто занимаемся, в первую очередь, сбором информации для расследований, для международных санкций, привлечения целых подразделений к ответственности. Чтобы главный принцип преступления и наказания сработал.
Сотрудники милиции — это люди до 40 лет в основном, кроме полковников и выше. И им еще жить всю жизнь в этой стране, ну большую часть. Их детям жить. Их внутри страны ненавидят и за рубежом везде преследуют. И главный принцип мы пытаемся обеспечить: предоставить виновных лиц. Многие сейчас хотят бороться, и когда мы будем разрастаться и набирать силу — они поймут, что есть куда идти, в каком направлении сотрудничать, что делать. Пока все карты раскрывать не будем.
— Но к вам обращаются сотни, тысячи, десятки?
— Не успеваем обрабатывать. Та команда, которая есть сейчас, не успевает всем отвечать. Люди обращаются абсолютно со всех подразделений силового блока. Судей не было. Единственных, кого пока не было — это судей.
— Приглашаем судей. Каково отношение простых сотрудников силового аппарата, работников милиции, Следственного комитета к режиму? Они уважают, подчиняются, презирают?
— Какой-то определенный процент есть, в принципе, такой же, как и по выборам: 80% или 75% — за изменения, а 25% — за режим. Я думаю, где-то такое соотношение. Единственное, что удерживает — это страх потери работы и вот эти все нюансы.
Все очень негативно высказывались, из тех, кого я знаю, о теперешнем режиме, и все точно также его ненавидят и хотят перемен. И внутри самой системы хотят перемен.
— После начала в августе массовых репрессий многие силовики начали уходить, так как вы. Сейчас продолжается этот процесс?
— Я знаю, что обострился процесс после смерти Романа Бондаренко. Это же не была протестная акция на площади, хотя там Тарайковского убили. Но тогда еще чем-то друг друга могли оправдывать. Здесь конкретно в частный двор пришли, где люди мирно собирались. Там ни гранат, ни камней, ничего не было. Человек просто сказал: «Не срезайте ленточки, это наш двор».
Теперь уже понимание приходит, что за твое сугубо личное мнение о том, что надо делать, что не надо делать, тебя могут убить непонятные люди, которые выдают себя то ли за сотрудников, то ли за дружинников.
Досоздавались дружин, что людей начали убивать и непонятно кто эти бандиты. До нас доходят сведения, что начинают сейчас преступников переодевать в якобы гражданских «ябатек»…
—… «небезразличных граждан».
— Да, «небезразличных граждан». И шантажируют: мы закроем глаза на твое преступление, срок скостим, еще что-нибудь. И они ходят, вот эти отбитые граждане и начинают творить непонятно что. Находясь в системе, ты просто не хочешь быть к этому причастен. Точно так же, как и я. Я не хочу быть к этому причастен. Все, я ухожу! И это, наверное, основной посыл. Чем больше будет это происходить, тем больше людей будет уходить.
— Что бы вы посоветовали тем белорусам, которые выходят на акции протеста?
— Сложно об этом говорить, находясь здесь. Потому что я в какой-то безопасности, а они на передовой. Но я скажу одно, это основа: пока будут люди ходить, будет это сопротивление и внутри системы силового блока. Режим экономически уже не восстановить. Вытягивание ресурсов происходит. Я думаю, будет начинаться еще и партизанское сопротивление. Не в плане, отряды будут в лесах сидеть, а именно саботаж будет происходить по всем направлениям: в работе, внутри системы силового блока, в экономике, необходимая информация будет поставляться. И это все будет активно проходить.
Но и сами эти акции очень важны. 500 тысяч собрали 16 августа. Эти люди никуда не исчезли, они есть. Кто-то устает, кто-то заболел, у нас еще очень многие болеют, сейчас коронавирус. В плане партизанской войны все те же пятьсот тысяч и вся страна, которая везде выходила, боролась, они могут себя проявлять.
— А саботаж уже начинается внутри структуры?
— Приходят сведения, что саботируют даже сами сотрудники, бойцы, которые бегают. Где-то кто-то якобы уронил щит. Кто-то на больничный пытается идти, кто-то не догнал человека, хотя мог догнать. Это те, которые хотят, но не могут уйти. Они реально сами в опасности находятся. Ну, и делают вид, что якобы за них, но на самом деле максимально пытаются не делать карательные акции сильно агрессивными. Но есть и те двенадцать процентов, как мы уже говорили, которые уже просто себя защищают, потому что натворили дел.
— Вы пять лет работали в структуре. Как можно победить режим, эту страшную кровавую систему?
— К сожалению, необходимо время, просто вытягивание ресурса. И человеческий ресурс. Сейчас большие некомплекты во всем силовом блоке. И люди будут уходить. Каждый вот такой триггер – убийство, смерть, неоправданное насилие – будут заставлять человека принимать окончательное решение. Мысли у многих: надо уйти.
Но вот такой триггер у меня — мое дежурство. Я тоже себя сдерживал, давно. Но вот дежурство. Ты приходишь, у тебя ярость, злость. Ты не понимаешь, что происходит, как действовать. Руководство тебе ничего толкового сказать не может, совет никакой дать не может. Ты говоришь: «Да идите вы, все, я увольняюсь!» Избили людей — все, я принял решение.
Убили Романа Бондаренко — все, увольняюсь. Ультиматум 26 октября, люди тоже поверили — уволились. И каждый делает свой шаг, а ресурсы уходят. И набирают с улицы, как у нас говорят, под забором, по объявлению, со средним образованием. Хоть их в два раза больше наберется, это не профессионалы, именно в интеллектуальной сфере. Даже физическая подготовка – надо три-четыре месяца подготовиться, а то и шесть. То есть одни уходят, а заполнить нечем.
Этот токсичный лукашенковский режим со всей его преступной организацией сейчас надо свергнуть. И для этого все методы хороши. Вытягивание ресурсов, вытягивание человеческого ресурса — это очень важно.
Постоянное сопротивление. Кто-то может на митинги ходить, кто-то может листовки рисовать, плакаты, кто-то может налог не заплатить или отказаться платить коммунальные, кто-то провести акцию «Стоп бензин», она была очень эффективна. Вот такие идеи прорабатываются, они будут постоянно вкидываться. И мы как-то думаем, надеемся побороть это все вместе.
— Андрей, что вам хочется сказать тем силовикам, которые до сих пор работают в системе? Вот даже можете к ним обратиться. Вот ваша камера.
– Сложность в том, что есть несколько видов теперешних силовиков. Первые — это те, кто себя замарал, но у вас есть шанс, если вы не совершали тяжкие и особо тяжкие преступления — это статья 20, примените ее. Вы сможете, раскаявшись, отказавшись выполнять эти преступные приказы, уйдя сейчас, себя оправдать и предоставить информацию для будущего следствия. Это, грубо говоря, сейчас преступная организация. При выходе из преступной организации вы можете быть освобождены от этой ответственности.
Те, кто себя не замарал, не закрывайте глаза на все происходящее, потому что это судьбоносный момент, и сейчас переломать эту ситуацию в стране очень важно и необходимо. Потому что мы все будем жить лучше, в том числе и вы в своем силовом блоке будете жить лучше. Вы сами знаете, какие сейчас недостатки существуют. И вот в этом профсоюзе, о котором мы заявляли, мы все эти недостатки прописали и придумали пути их решения. В ближайшее время мы их даже продемонстрируем. Вы сможете ознакомиться, насколько условия внутри системы будут лучше. И страна будет лучше.
Вклад каждого, не только силового блока, каждого гражданина сейчас очень важен. И если бы мы все вместе, в один и тот же момент, единым коллективом сказали «нет» нынешней власти, каждый в своем направлении — мы бы уже победили. Осталось переломить вот это: «без меня разберитесь, я боюсь за свои какие-то блага». Вам дают гарантии. И, я думаю, их исполнят, потому что те, кто ушел, кто пострадал от этого режима, в том числе из силового блока, когда режим поменяется и придут новые власти, то о вас в первую очередь вспомнят, им надо будет проводить чистки от этих генералов, которые на карман себе кладут. Запятнали себя и все остальное.
Примите это решение, если вы честный человек. Примите его сейчас, когда есть еще возможность. И вы потом придете и будете сами руководителем, будете строить страну с новыми законами, справедливыми.
Источник: Charter97.org / Studio Х97