Битва за донецкий аэропорт: Сталинград на взлетной полосе

30 ноября боевики пошли очередным массированным штурмом на украинские позиции в донецком аэропорту. И вскоре СМИ облетела новость о том, что один из терминалов аэропорта был взорван. Многих охватила паника: неужели «киборги» отступили и подорвали здание, которое служило им одним из основных укрытий?

Противоречивые заявления и посты в соцсетях от причастных к событиям лишь увеличили количество домыслов о том, что происходит на передовой. «Репортер» поговорил с нашими военными и волонтерами, которые были непосредственно в точке кипения, и составил картину событий в период с конца лета и до нынешних дней

Как крепчал накал атак

После того как еще 26 мая заняли объект, наши бойцы держали его по периметру. На подъездах к аэропорту были выставлены блокпосты, которые «играли в перестрелку» с противником. Но, используя артиллерию, тот постепенно загнал украинские силы внутрь. И наши ребята заняли объекты, находящиеся непосредственно на территории аэропорта.

— Обстановка стала накаляться начиная со Дня независимости, — считает боец 93-й механизированной бригады с позывным Гном. — Особенно тяжело было с 15 по 25 сентября. И все относительно улеглось к 1-2 октября. Это вот тот период, за который людей и прозвали киборгами: нас — 93-ю, 3-й полк спецназа…

Высокий, вопреки позывному, Гном знает, с чем сравнивать: он был одним из самых «древних старожилов» на этом объекте: зашел 24 июля. За это время успел повоевать в новом терминале, затем вернулся в Пески. А вышел оттуда его танковый взвод лишь 1 декабря.

— Тот сентябрьский период отличался очень обильными пешими атаками, — углубляется он в подробности пережитого. — Одно дело — когда ты стоишь под артиллерийским обстрелом и можешь спрятаться в подвалах или еще где-то. Да, когда танк заехал и стреляет, страшно, но можно от него уйти. Другое дело — когда к тебе ходят в пешую атаку. Тогда многим врагам удавалось зайти в терминалы, шарашились они гранатами, стрелковым оружием.

— Боевики там были с самого начала, наши все время проводили зачистки. Но с начала сентября небольшое количество врагов почти все время находилось в терминалах: они были наверху, на третьем этаже например, а наши — внизу, на первом, втором, в подвалах, — уточняет боец Цунами из 79-й бригады, чей минометный расчет из Песков прикрывал наших бойцов в аэропорту вплоть до 4 декабря. — В самые горячие дни сентября их атаки отбили, но уже более массово противнику удалось зайти в терминалы где-то к концу октября.

Именно заход в аэропорт 79-й бригады, по словам бойцов, несколько изменил расстановку сил.

— Где-то 28 сентября 79-ка начала входить в аэропорт, и семь человек погибло, семеро раненых. А почему они погибли?! Потому что ребята подумали, что приехали на отдых, — горячится Гном от досады. — В смысле парни не до конца оценили риски. Мы их очень уважаем, они нас поддержали, сменили, но жалко, когда пацаны гибнут по глупости. Кроме того, когда они зашли, даже «правосеки» просили их пойти в атаку, но 79-ка не среагировала — люди просто не при-выкли на тот момент к такой активной войне. Она же здесь пол-номерная: тяжелая техника обстреляла, артиллерия накрыла, танк пострелял, минометы накрыли, пошла пехота. Пехоту покосили — передышка, все зализывают раны. Но потом обновление боеприпасов — и опять война.

Дорога ада, дорога жизни

— Хотите знать, как выглядел аэропорт до 30 ноября? — спрашивает меня один из самых известных в нашей стране волонтеров Юрий Бирюков, который занимается как раз обеспечением 79-й бригады. — Я вам покажу видео.

На его ноутбуке появляется панорамная съемка от 21 ноября всей территории аэропорта со стороны поселка Пески, с запада на восток. Участок поля, затем диспетчерская вышка, через несколько десятков метров от нее — здание нового терминала: оно побито, но держится «в куче». До старого терминала — 85 метров. В сравнении с новым «старичок» уже тогда выглядел так, будто пытали его страшными пытками: остов вроде еще есть, а жизни уже нет. В его западной части до последнего времени находились наши ребята, в восточной — противник. Дальше — снова поле.

Пески многие не отделяют от аэропорта, так как именно в этот поселок входит взлетно-посадочная полоса: 2 800 метров, которые называют кто дорогой ада, а кто — дорогой жизни.

Волонтер Алексей Алексиос, который также занимается обеспечением «киборгов», склоняется к первому названию:

— Мало того что она вся простреливается и снайперами, и орудиями любого калибра! По бокам там вся зеленка заминирована, в растяжках, сама дорога изрыта снарядами, а проскочить ее можно лишь на большой скорости. Но на машинах туда никто не ездит. В основном на БТРах.

Вот на БТРах в конце сентября и пытались подъехать к терминалам бойцы 79-й, когда их положил противник.

— Я когда туда заезжал, то с первого раза тоже не попал, — замкомбрига 93-й бригады Александр Василенко считает, что в той ситуации их с товарищами не иначе как сам Бог спас. — По нашей БМП попали четыре гранаты из противотанковых гранатометов. Машина получила опасные повреждения, но мы сумели вернуться.

— Бетонка эта простреливается, потому что за огороженной территорией, слева, бархан, из-за него враги и стреляют в колонны, которые идут от нас, — поясняет Гном преимущества противника. — Вдоль взлетки находятся курганы, за которыми удобно устраивать засады и обстреливать все колонны, движущиеся к аэропорту.

Но именно по этой дороге наши бойцы выезжают и обратно, из аэропорта, в Пески. По ней доставляется вода, продукты питания, боеприпасы. Поэтому для многих она единственный путь к спасению.

— В Песках — тылы, за Песками — большая база обеспечения, — поясняет Гном. — Противник об этом знает. Кроме того, если отрезать Пески от аэропорта, то в него можно будет зайти со стороны пожарной вышки и окружить. Потому нет аэропорта без Песков, нет Песков без аэропорта. Командование наше находится в селе Тоненькое — оно поглубже-то спрятано будет.

Песковцы и «кошкин дом»

А вот в самом поселке еще теплится жизнь его исконных обитателей.

— Их там еще немало осталось, до 100 человек, — считает Цунами. — Был случай, когда нас обстреливали и погиб местный житель. С утра пришли местные и просили помочь вынести его. Мои бойцы пошли, посмотрели и нашли родственников, которые сказали, что дальше сами разберутся. То есть там далеко не пара семей.

— Я лично ездила, искала местное население, чтоб никого не засыпало, по подвалам, этажам, несмотря на растяжки, — говорит волонтер Татьяна Рычкова, которая также снабжает «киборгов» всем необходимым. — Там остались в основном пенсионеры, которым некуда выезжать. Люди обращаются к нам за помощью, потому что обеспечения нет никакого. Мы привозим и им еду, лекарства…

По словам бойцов, народ в поселке настроен как в фильме «Свадьба в Малиновке»: пришли украинцы — одну шапку носят, пришли сепаратисты — другую.

— Нам они, конечно, улыбаются, — Цунами выдерживает паузу. — Но ходили по поселку мои «глаза» (постовые. — «Репортер») и видели, что ночью рядом с теми местами, где стояли наши подразделения, в окнах многоэтажек между этажами ставили свечи и зеркала — чтоб отсвечивали. Причем задолго до темноты, чтобы мы их не «спалили», но издалека видно, где огонек. Может, конечно, это и заезжие ставили точки наводки, потому что было такое один раз. К тому же лупят сепары потом приблизительно, то есть сами местные могли пострадать. Но мы им после этого не особо доверяем.

Уезжая, многие жители оставляли домашних питомцев. И теперь под опекой наших бойцов оказался целый «кошкин дом».

— Там котов немерено! — качает головой Татьяна Рычкова. — Брошенные животные приходят в поисках хоть какой-то еды. Собаки есть и породистые, и дворняги. Но люди часто бросали животных не потому, что не думали о них, а потому, что с животными в машины не брали те, кто вывозил. Так что выхода иногда не было. Вот ребята наши теперь возятся с этими псами-котами. В подвале терминала они живут.

«Сегодня ты — Небо»

Сам аэропорт, как и свойственно таким объектам, находится на возвышении относительно города. Но, кроме того, особую ценность для корректировки огня представляла диспетчерская вышка. И любой из бойцов, которых назначали нести на ней вахту, вместе с постом принимал и позывной Небо.

— На вышку посылали тех, кто разбирается, как определять координаты: зенитчиков, артиллеристов, — вспоминает Гном. — Когда мы стояли в аэропорту, у нас зенитчики были Небом. Поскольку это самая высокая точка, откуда видно всю диспозицию, они ведут наблюдение.

По словам бойцов, несмотря на многочисленные обстрелы, вышка стоит до сих пор.

— Но она, конечно, в страшном состоянии, — вздыхает подполковник Василенко, — там небезопасно даже просто рядом находиться. И большинство наших ребят мы потеряли именно на этой вышке, потому что ее постоянно простреливали.

Губят наших снайперы и гранаты.

— Ранним утром 8 ноября наших ребят стал снимать их снайпер, — рассказывает вэдэвэшник, попросивший не называть его имя. — Несколько наших стояло на открытой территории. Еще пара секунд, и снайпер убил бы кого-то из них. Это заметил Богдан Здебский, который в тот момент находился в укрытии. Богдан был молодой, 23 года, у него не было еще ни семьи, ни детей, а у пацанов — были. Возможно, поэтому Богдан принял мгновенное решение выйти из укрытия и кинулся наперерез. Сделав так, он тут же привлек внимание снайпера — ребята смогли уйти, а ему пули прошили легкое.

Если сравнить даже те неприлично разнящиеся данные о потерях, которые доходят до нас из разных источников, то очевидно, что в целом в октябре наши ребята несли потери несколько меньшие, чем в ноябре.

— Снайперы активизировались, — называет одну из причин подполковник Василенко. — И вообще, интенсивность огня в ноябре стала намного больше.

— С каждым объявлением о прекращении огня со стороны нашего командования та сторона усиливалась: сменяла и укрепляла позиции, подтягивала боеприпасы, — делится наблюдениями Гном. — Нельзя сказать, что враги выстроили круговую линию контроля, но если раньше мы знали, где конкретно какие орудия стоят, то теперь оружия у них столько, что и не вычислишь, откуда конкретно пойдет атака. А взять тяжелую артиллерию… Она постоянно работает либо из воинской части, либо из железнодорожного вокзала, из Путиловского леса, с моста…

Кроме того, бойцы отмечают использование врагом тактики огневого налета с быстрым отходом с позиций.

— Если ты их засекал, то ответный огонь становился неэффективным, — поглаживает свою поседевшую бороду Александр Василенко. — И нужно учитывать, что противник переместился так близко, что в некоторых местах он уже мог вести атаки с расстояния не более 20 метров.

К тому времени сепаратисты уже заняли восточную часть старого терминала, и сферы влияния в здании, грубо говоря, поделились пополам.

— Они находились на третьем этаже терминала, за этажными перекрытиями например, контролировали и выходы на крышу, — продолжает замкомбрига. — А мы занимали позиции от второго этажа и ниже, включая подвал. Гранатами нас, бывало, забрасывали, а их достать тяжело. Кроме того, первый этаж прикрывался с улицы подбитой техникой, какими-то остатками сооружений. А уже второй-третий простреливались отовсюду.

Среди «киброгов» из уст в уста передается подвиг Александра Терещенко, который тоже спас побратимов и остался покалеченным.

— Он же гранату выбрасывал из окна, — первым в курс этой истории меня ввел волонтер Бирюков. — А в комнате шесть человек было. Если б она разорвалась там, то все бы погибли. А он схватил ее и хотел выбросить. Ему в этот момент обе руки оторвало. Теперь он на лечении в Днепропетровске.

Вот такая специфика — когда врага приходилось гонять уже не только по полям, но и по зданиям аэропорта — сохранялась до конца ноября.

— И с каждым боем защитные свойства зданий утрачивались. В конце концов, в старом терминале у нас практически не осталось места, где мы могли бы укрыться: и танками, и минометами, и стрелковым оружием с улицы все это простреливалось. Большая часть здания вообще представляла собой завалы, где мы ставили растяжки, но старались туда не ходить, — подводит Александр Василенко разговор к причине подрыва терминала.

«Мы бегали по пороховой бочке»

— Ожесточенный штурм начался еще 29 ноября, около 10 часов утра, — продолжает замкомбрига, пристально смотря на меня своими глубоко посаженными светлыми глазами. Именно он в те дни был старшим по званию из бойцов в старом терминале, и под его командованием готовилось решение о возможном подрыве. — Враги подкрались со второго этажа, наш блокпост между этажами обстреляли из ручных гранатометов, потом резервная группа была направлена помочь ребятам на блокпосту. И там ситуацию тоже решили.

После штурма был бой на всех этажах. 29 ноября у наших ребят были весомые потери в виде «трехсотых». А враг пытался штурмовать снова и снова.

— 29-го мы уже просили артиллеристов своих, в Песках, чтобы они стреляли по нашему зданию, с учетом того, что мы в западной части, а противник — в противоположной, — продолжает Александр.

— Ну да, прикрывали, — смущается Цунами, которого побратимы после от души благодарили за поддержку. — Что мы стояли, что другие подразделения — Грач, Вулкан… Били везде, куда просили наши, даже очень близко, но по восточной части терминала.

30-го обстановка накалилась до предела. Старший по званию Василенко получил контузию и под обстрелами был эвакуирован как «трехсотый» в здание нового аэропорта. Но запасной план уже был согласован с его подчиненными, и те дали команду.

— Враги, когда занимали здание, никак не могли предположить, что оно уже было подготовлено к подрыву, — хитро смотрит подполковник. — Потому что с нашей стороны был очень большой риск — находиться в здании, начиненном взрывчаткой: если бы их снаряды попали в определенные точки раньше времени, то все мы стали бы камикадзе. Но мы пошли на то, чтобы находиться на пороховой бочке. Фактически это сработало — мы сами привели в исполнение свой план. А противник попал в капкан и понес огромные потери.

— Когда взрывали стену, придавило одного из наших, из 93-й бригады, — добавляет печальные подробности Гном. — Погиб парень под обломками. Позже противник снова пытался отбить здание, но наши отстояли. В итоге старый терминал в основном разрушен.

— За эти два дня в нашей бригаде погибло три человека, — говорит Василенко. — Сколько погибло у остальных — не знаю.

Почему он так важен?

Чем яростнее дерутся «киборги», тем активнее наращивают позиции вокруг сепаратисты. Чем же так ценен аэропорт шахтерской столицы?

Многие обыватели, пытаясь ответить на этот вопрос, видели главную ценность во взлетной полосе. Но это не так, поскольку самолеты военно-транспортной авиации рассчитаны на то, чтобы приземляться на неподготовленные площадки. Кроме того, и у Украины, и у РФ имеются разворачиваемые за два-три дня мобильные аэродромы.

— По Минскому протоколу у нас предусмотрено создание буферной зоны с отводом тяжелого вооружения на 15 километров от линии соприкосновения, — высказывает свою точку зрения Бирюков. — Донецкий аэропорт — это линия столкновения, а 15 километров от него покрывают весь Донецк. В таком случае весь Донецк является буферной зоной,и противник обязан вывести оттуда тяжелое вооружение.

Но некоторые бойцы с этим мнением не согласны.

— Наш аэропорт или нет, а условия буферной зоны и так не будут соблюдены, потому что Донецк по факту не наш, — считает Гном. — А от аэропорта до самого города — пара километров. Вот если бы наемники соблюдали договоренности и мы бы тоже тогда отошли, то на территории Донецка был бы пустырь в смысле вооружения. Тогда удержание ради соблюдения минских договоренностей было бы причиной. Ценность его как аэропорта тоже нулевая — там все разбито! Но он — символ борьбы. Ну как флаг на Рейхстаге: никто не помнит, кто его водрузил, но зато все помнят, что так закончилась война.

Замкомбрига согласен с подчиненным:

— После иловайских событий, когда провалилась задуманная операция, все немного приуныли. И если теперь мы отдадим еще и этот объект, то деморализуем армию. С той стороны тоже — у них очень большие потери, и было предпринято слишком много попыток, чтобы теперь просто так отступить. Вот и бодаемся за то, чей боевой дух в итоге победит. Но мы, те, кто туда выезжает, настроены так: «Хрена вам, а не аэропорт!»

Автор: Алена Медведева, «Репортер»