Луганский узник: «Кремль внушил россиянам, что убивать — это нормально»

Дальше было участие в гуманитарных миссиях, попытках продемонстрировать всему миру, что никакого внутреннего конфликта в Украине не существует, и, в конце концов, миссия в Луганск, которая закончилась для него девятью месяцами плена. В редакции «Дня» Анатолий подробно рассказал о своем пребывании в луганских застенках, о том, кто такие «ополченцы» и что должна делать Украина для того, чтобы защитить своих граждан.

«РОССИЙСКИЕ БОЕВИКИ, КОТОРЫЕ МЕНЯ ВЗЯЛИ В ПЛЕН, ИЗНАЧАЛЬНО ПРЕДСТАВЛЯЛИСЬ «УКРАИНСКИМИ ПАРТИЗАНАМИ»

— Анатолий, как вы попали в Украину?

— Меня пригласила на Евромайдан певица Руслана. Так я здесь и остался. У меня жена украинка, сейчас я хочу получить украинское гражданство. Я организовывал «Марш мира» — в сопровождении Автомайдана осуществляли выезды во Львов, Луганск, Одессу, Харьков, свободно встречались с главами администраций, с общественными организациями. Затем провели в Киеве пресс-конференцию, на которой ясно изложили свои свидетельства о том, что в Украине нет никаких фашистов, о чем говорит путинская пропаганда.

Далее мы создали гуманитарный корпус. Я, в свою очередь, занимался военнопленными, помогая Минобороны, так как у меня был контакт на той стороне. Кроме того, нашей целью было наладить гуманитарный диалог между конфликтующими сторонами. Мы планировали поставить в детскую больницу оборудование для детей больных туберкулезом. Последних с нашей стороны было предложено эвакуировать на территорию свободной Украины. Так же разработали ряд предложений, которые касались в том числе обеспечения лекарствами.

— Как представители оккупанта отнеслись к вашей идее?

— Меня официально пригласило так называемое правительство «ЛНР». Это было 12 марта 2015 года. Встретили меня хорошо. Сразу поехали в Хрящеватое, где у меня была возможность пообщаться с местным населением, которое говорит, что «ЛНР» им лишь обещает восстановить дома, но ничего толком не делается. Потом я посетил аптеки и больницы. И знаете, когда я общался с местными общественными организациями и представителями той власти, то они были рады нашим предложениям. Меня, правда, поразил один момент, когда я спросил их представителя «министерства здравоохранения» по поводу проблемы инсулина. Она дала достаточно циничный ответ: те, кто в инсулине нуждался и мог уехать, тот уехал, а кто не мог, тех уже нет. А значит, в Луганске такой проблемы не существует.

— Это напоминает мне фразу одного российского боевика, который в августе 2014 года в Луганске на вопрос «Когда будет свет?» спокойно ответил: «Трупам свет не нужен».

— Да, такая ужасная логика с их стороны присутствует. 14 марта у меня должна была состояться встреча с Плотницким, на которую он дал свое согласие. Цель встречи — вопрос восстановления Хрящеватого, но минуя местное «правительство», ибо все видят, что деньги просто разворовываются. Поэтому задачей с нашей стороны было обеспечить адресную целевую помощь нуждающимся. В этом плане у нас с ними произошел определенный конфликт, ибо «ЛНР» всячески настаивало на самостоятельном распределении средств через их фонды.

Перед встречей я поехал в WesternUnion, позвонил супруге и, выходя из здания, получил удар по голове, после чего потерял сознание. Очнулся в машине с мешком на голове. Затем — подвал, где я на полу провел сутки без общения с похитителями. Только через день начался диалог с их командиром. Первые его слова: «Ты понимаешь, куда ты попал?» Я ответил: «Наверное, МГБ или контрразведка». Он пнул меня и закричал: «Мы — украинские партизаны!»

При этом стоит отметить, что разговаривали все они на украинском языке. Меня они называли инструктором российских войск, который прибыл в Луганск обучать сепаров убивать украинских детей и жен. Пошли угрозы о том, что меня будут резать по частям, снимать на видео и отсылать родственникам. То есть производилось моральное и физическое насилие. Держали меня в неосвещаемой подвальной комнате пристегнутым наручниками к трубе. Так я там провел месяц. Это был первый круг моего ада. Но я прекрасно понимал, что передо мной никакие не украинские партизаны.

Однажды ночью меня забрали, посадили в машину и сознательно возили по городу с мешком на голове для того, чтобы сымитировать выезд за город. Затем меня закинули наверх какого-то сарая и сказали, чтобы считал до трехсот, а затем только звал на помощь. Я кричал, но вокруг слышал только смех. Через полчаса подъехала машина, и я услышал щелчок затвора и типичные российские голоса. Мне — этническому россиянину — абсолютно ясно, что это были именно россияне.

Мне от этого даже стало легче, потому что речь была очень родной. Я догадывался, что сейчас меня ждет продолжение ада, но не хотел в это верить. Они меня привезли в какое-то помещение. Я им объяснил, что меня выкрали партизаны, требовали выкуп. Передо мной было два россиянина. Один реально не понимал, что именно произошло, а вот второй задавал предметные вопросы. В конце концов я понял, что именно этот человек причастен к моему похищению и он является работником спецслужб. Поверьте, я в России достаточно давно нахожусь в оппозиции и прекрасно понимаю их «почерк», в том числе, когда они проводят допрос.

«МЕНЯ ОПЯТЬ НАЧАЛИ ВЫВОДИТЬ НА РАССТРЕЛЫ, КАК И В ПЕРВЫЙ МЕСЯЦ…»

— Что их отличает от гражданских и представителей других органов?

— Первое — это чувство вседозволенности. Он может миловать и казнить. Человек, который перед ним, для него никто.

— Опричники.

— Именно опричники. Сначала он спрашивал детально о моем плене, а потом резко прерывал разговор, и мы говорили о живописи, о книгах. То есть он нащупывал во мне те места, которые мне приятны и важны, то есть слабые и сильные стороны. Затем мы повторяли допрос заново, мне фактически приходилось отвечать на одни и те же вопросы. Таким образом он проверял, вру я или нет. И вот я ему рассказал, как однажды «партизаны» пришли ко мне пьяными и хотели расстрелять. Он вспылил, мол, это ложь, ибо они не могли быть пьяными. Тут я понял, что он убежден, что его подчиненные настолько дисциплинированны, что пьяными быть при исполнении не могли. Можно сказать, что так он «спалился» передо мной. Позже выяснилось, что они действительно были его подчиненными, а не какие-то «украинские партизаны».

— То есть методы ЧК и НКВД, которые Кремль практиковал еще в годы войны на Западной Украине, до сих пор не изменились, а лишь усовершенствовались.

— После того как на допросе тема «украинских партизан» была исчерпана, меня начали уже обвинять конкретно, что у меня жена украинка, то есть «укропка», а я российский оппозиционер, и тем самым представляю опасность. Говорили, что я диверсант и приехал в Луганск по заданию СБУ и Минобороны Украины. Меня опять начали выводить на расстрелы, как и в первый месяц. В итоге я опять написал завещание слово в слово такое же, как и в первый раз, когда после издевательств уже сам просил меня расстрелять. Меня же продолжали держать взаперти, но постоянно повторяли — видишь, какие мы хорошие ополченцы, тебя кормим, и какие плохие «укропы», которые тебя не кормили.

— Боевики периодически давали вам надежду на освобождение?

— Прошел еще один месяц моего пребывания в этой клетке, и предо мной предстал Петренко Борис Борисович — заместитель начальника следственного управления «МГБ ЛНР» — в кавычках, ибо это террористическая организация, а не республика. И вот он мне сказал, что если буду хорошо себя вести, то все будет «по-белому», а не «по-черному». То есть он дал понять, что вся эта история, которая случилась со мной, начиная от «украинских партизан» до «ополченцев», все это было организовано ими. Однако с Петренко был и россиянин, который его сразу же осадил.

При этом стоит отметить, что этот второй ФСБшник постоянно пресекал Петренко в разговорах. Например, он говорил мне при нем: видишь, даже Петренко россиянин, а не украинец. А Петренко с украинской фамилией попросту не мог ничего и возразить. Представьте, что должен чувствовать украинец в погонах, которого унижает оккупант? А у него, может, мать, отец говорили на украинском языке. Такие люди переходят в состояние второсортности. И это было очень заметно. Их функция — быть палачами. Причем палачами над своими согражданами. Палачи эти поставлены из Кремля.

И вот меня перевезли в «МГБ». Там мне предъявили обвинение без всяких допросов. Первое — боевик Евромайдана, второе — российский оппозиционер. Я, кстати, так и не смог понять, как эти пункты могут быть обвинениями. Третье — я якобы прибыл на территорию «ЛНР» с целью формирования ДРГ для совершения терактов и свержения государственной власти. Четвертое — организация похищения и вывоз детей на территорию, как там было сказано, «оккупированной Украины».

Я им сказал, что это бред. Дальше меня перевели в изолятор временного содержания. Я был постоянно один. Затем было СИЗО, то есть тюрьма. Туда меня тоже подвозил Петренко. Тогда я ему сказал: «Борис Борисович, вы же понимаете, что я совершенно ни в чем не виноват. За что вы меня держите?» Ответ: «Ты знаешь, Анатолий, возможно, ты и не виноват, но пока не будет прямого диалога между «ЛНР» и Украиной, все волонтеры будут считаться предателями, и их будет ждать участь военнопленных». А участие в Евромайдане вообще усугубляет мою вину.

«ПУТИНСКАЯ РОССИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ИСТОЧНИКОМ ТЕРРОРИЗМА. КРЕМЛЬ ВНУШИЛ РОССИЯНАМ, ЧТО УБИВАТЬ — ЭТО НОРМАЛЬНО»

— Хотят, чтобы их признали субъектом?

— Конечно, это задача Кремля. В СИЗО меня опять посадили в одиночную камеру. Я начал просить, чтобы посадили к людям, ибо сходил с ума. Ведь совершенно не было никакого контакта. Меня посадили к россиянам. Была камера на четыре человека. Там было трое россиян, которых осудили за преступления в «ЛНР». Один из них пьяным сбил 12-летнюю девочку, провез метров 100 на бампере и врезал ее тело в столб. Дело было громким в силу обстоятельств. Его пытались «отмазать», но не смогли. Однако пообещали, что отпустят спустя пару месяцев. И его реально отпустили. Таких случаев было очень много. Отпускали за самые зверские убийства, которые просто уже нельзя было скрыть от людей. И таких в СИЗО более двухсот человек… Это больные люди — убийцы.

— Возвратимся к тем, кто с вами сидел. Получается, что большинство из них приехали из России, чтобы убивать. То есть их влекла не просто идея или жажда наживы. Убийство — для них норма.

— Конечно. Они приехали, чтобы убивать. Ради чего? Я пытался понять их мотивацию. Они подчеркивали, что приехали убивать «укропов» за «русский мир». Хотя после общения мне стало очевидно, что базовая мотивация этих подонков — деньги, квартиры, девочки. Убивать, насиловать и грабить — это все, на что они способны. Это люди, которые не состоялись в России, которые не имели там ничего и не могли себя реализовать, начали себя реализовывать на чужой земле совершенно в иной ипостаси — в роли убийц.

— В принципе таким образом Путин и превратил Донбасс в гангрену.

— Абсолютное большинство из них — это уголовники, подонки, невостребованное отрепье. В новой камере было 15 человек и 8 нар. На моих нарах большими буквами написали слово «УКРОП». И соответственно эти нары мне ни с кем делить не приходилось. Именно тогда у меня произошло переосмысление — для меня Украина стала второй родиной, где мне хорошо и комфортно, где я чувствую себя человеком с правами и полноценным гражданином. После 9 месяцев плена я говорю: наши бойцы — украинцы, наши граждане — украинцы, наш Донбасс — украинский, наша земля — украинская, наш Крым — украинский. При этом, поверьте, я очень люблю Россию, свою Родину. Только я хочу жить в свободной стране и приложу все усилия, чтобы моя Россия стала такой. Ведь, по сути, путинская Россия сейчас является источником терроризма. Кремль внушил россиянам, что убивать — это нормально и оправданно.

«У БОЕВИКОВ МАЛО ВОЕННОПЛЕННЫХ, ПОЭТОМУ ОНИ ВОСПОЛНЯЮТ ИХ ЗА СЧЕТ ГРАЖДАНСКИХ»

— Все же, возвращаясь к плену, как вы выбрались?

— Последние пять месяцев я провел в подвале «МГБ». В камере температура доходила до 40 градусов. Отсутствие свежего воздуха, дневного света, средств личной гигиены и отвратительное питание, которое не превышало 150 грамм в сутки, негативно сказались на моем здоровье — у меня целый «букет» различных хронических заболеваний. Кормили овсяной кашей в плевелах. То есть каждое зерно нужно было перебрать, иначе можно порвать пищевод.

Они сознательно превращали меня в собаку. При этом меня постоянно били по голове, соответственно, правая сторона постоянно кровоточила. Шел гной из уха. Воспалилась шея. Я просил, чтобы вызвали доктора. Врач пришел, посмотрел, что у меня все в крови и сказал: это нормально, так бывает. Только когда я потерял сознание, они стали оказывать медицинскую помощь.

22 дня меня кололи неизвестным веществом. Я сгорал как свеча. Не мог ходить и почти не двигался. При этом меня, заросшего, в грязных дырявых рейтузах, выданных мне еще весной, показывали красивым молодым девушкам в форме… «А вот и наша достопримечательность, легендарная пятая колонна, боевик Евромайдана, тот самый Поляков, который мечтает о революции! Посмотрите, на кого он похож…»

Дальше следовал смех! Так начиналось мое утро в подвале, когда приводили очередную порцию зевак, которым так не терпелось взглянуть на то, что от меня осталось. Им было весело. Они с меня смеялись, ибо видели мою беспомощность. Про непосредственно саму операцию моего освобождения я как-нибудь расскажу отдельно. Скажу только, что там осталось еще много очень достойных и совершенно безвинных людей.

— Сегодня обмен практически остановлен, в Донецке заявляют, что будут судить и расстреливать военнопленных.

— За последнее время сделано много заявлений со стороны террористов. Эти угрозы я считаю попыткой боевиков заставить Киев пойти на уступки. Если у боевиков на сегодняшний день не более тридцати засвидетельствованных военнопленных, то в Украине эта цифра превосходит в разы. Поэтому чтобы компенсировать или пополнить обменный фонд, они прибегают к массовым арестам мирных граждан, симпатизирующих Украине. В Луганске на сегодняшний день более 200 граждан обвиняются в шпионаже и измене родине, и эта цифра будет расти. По моей информации боевики планируют довести эту цифру до 1000 человек.

— А что сейчас происходит в среде боевиков?

— Сейчас в Луганске идет борьба между первой волной террористов и второй. Фактически идет зачистка россиянами старой гвардии, которые приехали на Донбасс первыми. У них руки по локоть в крови, поэтому России необходимо их всячески нивелировать. Особый цинизм состоит в том, что тех, кого не убивают, тех сажают в тюрьму по тем же статьям, которые те инкриминируют украинским гражданам — измена Родине, терроризм. Я думаю и надеюсь, что это чудовище сожрет само себя.

Автор: Валентин ТОРБА, «День»