Какие тайны скрывают архивы СБУ

 Архив Службы безопасности находится в центре Киева, на улице Золотоворотской — через дорогу от главного офиса СБУ. О том, что дело приходится иметь со спецслужбой, говорит процедура доступа. Сначала нужно оформить пропуск, потом подождать у турникета, пока солдат в полевой форме внимательно изучит паспорт и сделает пометки в журнале.

Архивом руководят молодые, доброжелательные и интеллигентные люди. Директор Игорь Кулик и его заместитель Владимир Бирчак по образованию историки. Открывая дверь помещения, где хранятся фонды, рассказывают, что в киевском архиве лишь часть документов. При каждом региональном отделении СБУ есть архивное подразделение, большая часть материалов хранится именно там.

"Архивы начали открывать в 2008–2010 годах. К окончанию прошлой каденции главы СБУ Валентина Наливайченко был уже практически полный доступ, — поясняет Кулик. — Но с 2010 по 2014 год доступ опять закрывался, а часть советских документов в очередной раз была засекречена. Новый закон позволяет нам открыть документы уже навсегда".

Подчищенный архив

Что представляет собой архив СБУ?

— Кроме документов СБУ в архиве хранятся материалы советского периода, начиная с основания Чрезвычайной комиссии, заканчивая Комитетом госбезопасности. Здесь приблизительно 40 тысяч дел, — Игорь Кулик показывает на стеллажи с одинаковыми картонными коробками, — таких хранилищ ещё десять. Всего сохранилось около миллиона дел советского периода. Здесь два массива документов: исторические 1917–1991 годов и современные. По новому закону исторические документы должны быть изъяты у спецслужб.

Что это за документы?

— Большая часть – дела репрессированных советской властью. Эти люди были арестованы, осуждены или без суда наказаны. Есть дела людей, которые до сих пор не реабилитированы во времена "хрущёвской оттепели" или позднее. Есть дела участников УПА, людей, сотрудничавших с нацистами.

Ещё один большой массив документов — приказы, директивы, инструкции, которые шли из Москвы или рассылались из Киева в регионы. Документы фонда секретариата — переписка КГБ УССР, ежедневные отчёты о ликвидации бандформирований, как тогда называли отряды ОУН и УПА, отчёты в КГБ в Москву, отчёты в ЦК Компартии в Киеве или в Москве.

Есть методические рекомендации, печатные издания, которые в своё время издавал КГБ. Материалы "тренингов", касающиеся ликвидации бандформирований. И дела-формуляры на многих известных людей из числа украинской интеллигенции. Людей, имевших влияние на общество, спецслужбы старались контролировать, следить за ними, искать против них какую-то информацию.

Насколько полную картину дают документы архива?

— Если мы сравним с архивами стран социалистического лагеря, у них массив документов сохранился лучше. Потому что они начали строить независимые государства в 1989–1990 годах. А наш уход от советского прошлого в 1991 году был во многом формальным. Соответственно, за этот год-два была возможность часть документов уничтожить. Есть неподтверждённая информация о том, что последний руководитель КГБ УССР – первый руководитель ФСБ России вывозил документы. В 1990 году был совершенно секретный приказ 00150 об уничтожении документов. В первую очередь пострадали агентурные дела и картотеки к ним. С одной стороны, документов много, с другой — систематизировать их тяжело.

В переходный период уничтожались относительно свежие документы: 60–80-х годов. Руководители КГБ и Компартии не знали, чем всё закончится, поэтому старались подчистить информацию о своём не очень чистом прошлом. Например, практически полностью уничтожены дела диссидентов-шестидесятников. Есть только часть документов, которые мы восстанавливаем по копиям, по каким-то упоминаниям.

А есть сведения об агентуре КГБ?

— В Чехии картотека агентуры сохранилась почти полностью. В Польше сведения об агентуре немного подчистили, но всё равно у них есть дела, в которых ищут упоминания об агентах. Например, где-то всплывает агент Белый, а в другом месте находятся сведения о его имени, месте рождения. Я спрашивал польских коллег, сколько им удалось идентифицировать агентов. Они сказали, что примерно 50%. В Украине, к сожалению, немного полноценных агентурных дел со всей информацией об агенте: над чем работал, за кем наблюдал. Их около четырёх тысяч, но работа ещё продолжается.

Что вас больше всего поразило при работе с документами репрессированных?

— Поражают масштабы, — Игорь Кулик чуть заметно вздыхает. — В каждом деле судьба как минимум одного человека, а бывает — сотен людей. Подсчитано, что во время Большого террора на одного человека в суде выделялось максимум полторы минуты. Это был конвейер, система, которая выполняла план.

Зачем же всё это фиксировали?

— Нужно было показывать статистику, отчитываться. Это же плановое производство.

— Если говорить современным языком оперативников, они сами документировали свои преступления, — дополняет Владимир Бирчак. — Но нужна была статистика для отчёта. Во время Большого террора было много крупных операций: кулацкая, немецкая, польская, чешская, румынская и другие. Кулацкая операция имела чёткий план — столько-то в месяц нужно репрессировать: выслать, осудить или расстрелять. В немецкой операции такого плана не было. Поэтому очень часто, если не хватало показателей по кулацкой операции, немцев, поляков или других "националов" загоняли под неё и отчитывались наверх, мол, столько-то ликвидировали.

Современные чистки

Архив может помочь процессу люстрации?

— Мы рассматриваем запросы, которые поступают из госучреждений, — говорит Бирчак. — Выясняем, был ли тот или иной человек штатным работником или негласным агентом. Иногда документы находятся.

Вам встречались в документах имена известных людей — наших современников?

— Известных имён среди людей, которые сотрудничали с КГБ, я не встречал. А вот что касается известных украинских политиков, общественных деятелей, за которыми следили — у нас хранятся материалы о Евгене Сверстюке, философе, политзаключённом, диссиденте, хранятся дела Вячеслава Чорновила, Василя Стуса.

КГБ наблюдал за всеми более-менее заметными представителями интеллигенции?

— Если мы говорим о периоде диссидентов-шестидесятников, то была такая разработка — оперативно-розыскное дело, которое называлось "Блок". Само дело практически полностью уничтожено, но есть много отголосков в разных фондах. Слежки, розыски, прослушка, проверка корреспонденции. За всеми, с точки зрения советской власти, неблагонадёжными людьми, спецслужба вела наблюдение.

Журналист Виталий Портников считает, что Украине пошло бы на пользу, если бы открыли архивы СБУ времён Кучмы и Януковича. Это реально?

— Часть таких документов пытались уничтожить даже здесь, на Владимирской, 33, в регионах. Власти понимали, что революция может по ним ударить, и старались замести следы.

Открытый доступ

Открытие архивов даст новую информацию историкам?

— Даст, — коротко отвечает Кулик. — Но я бы делал акцент не на архиве СБУ, в котором историки-исследователи имели возможность работать и раньше. У нас есть ещё два значительно более объёмных архива, где сохраняются документы советских карательных органов. Это архив Министерства внутренних дел, советской милиции, которая тоже помогала фальсифицировать обвинения: например, вместо политических статей обвиняла неугодных по экономическим. Второй архив — Службы внешней разведки, где хранятся материалы о спецоперациях КГБ против украинцев за границей.

Новый закон предусматривает, что доступ к этим документам должен быть открытым, то есть работники этих архивов должны будут его обеспечить. Второй момент: эти три архива должны забрать из ведения современных спецслужб и передать гражданскому учреждению, в этом случае мы говорим об архиве Украинского института национальной памяти. Потому что кого-то лишить доступа очень просто: помещения режимные, среди функций архивов нет и не должно быть изучения прошлого и обеспечения доступа к архивным документам. К тому же ещё один важный момент: когда документ существует в единственном экземпляре, очень просто сделать так, чтобы его никто никогда не увидел. 

Фото: Александр Чекменев

Как рядовой гражданин может попасть в архив?

— Нужно написать в архив запрос, отправить его по почте или по электронной почте. В нём нужно попросить поискать материалы, касающиеся либо конкретного человека, либо конкретного события. После этого от архива должен прийти ответ, есть ли такие документы. Если они есть, человек приходит в читальный зал архива, где может с ними поработать.

Закон предполагает, что архивы должны быть оцифрованы. Сколько времени это займёт?

— Если мы говорим об архиве СБУ в Киеве, то это порядка 200 тысяч единиц хранения — вот таких папок с документами, — поясняет Владимир Бирчак, указывая на папку с делом Килюшека толщиной в десять сантиметров. — Каждое такое дело — от 250 до 300 листов. Требуется сделать порядка 60 миллионов копий. Так называемые планетарные сканеры обеспечивают до 1,5 тысячи качественных копий в день. К сожалению, даже их у нас нет. Поэтому мы сканируем наиболее затребованные фонды.

За какой информацией чаще всего обращаются граждане?

— Много запросов в последнее время, когда опять возобновили доступ. От просьб дать справку о зарплате за какой-нибудь год до поисков родственников. Проще всего найти информацию, когда человек был репрессирован. Тогда на него точно есть уголовное дело, а они не уничтожались, их срок хранения вечный, поэтому легче найти уголовное дело в Киеве или где-то в регионах. Мы стараемся помочь заявителям. Если он находится в Киеве, а уголовное дело — где-нибудь в Днепропетровске, просим переслать его сюда, чтобы человек мог ознакомиться с документами здесь.

Часто ищут погибших во время Второй мировой войны, информацию о людях, воевавших в рядах освободительного движения.

А вы пробовали найти в архиве сведения о своих родственниках, знакомых?

— Родной брат моего деда был в Украинской повстанческой армии, он воевал в Косовском районе Ивано-Франковской области, — оживляется Бирчак. — В июле 1944 года погиб в бою. Если человек погиб, в сводках НКВД указывалось, где это произошло и при каких обстоятельствах. Кроме того, родных воина УПА, как родственников бандита, выселяли в отдалённые районы Союза. Поэтому в Ивано-Франковском управлении МВД удалось найти дело на второго брата моего деда и мою прабабушку — они были спецпоселенцами.