Тень открытых дверей. В России идет уголовная революция

Очень кстати: от карательного правосудия страдают и осужденные, и их жертвы. Эксперты говорят об уголовной революции: если дело будет доведено до конца, по укоренившемуся в России карательному правосудию будет нанесен мощный удар.

Заключенные и раньше работали на занятого грузоперевозками предпринимателя Алексея Горнева – чинили ему машины. А месяц назад в порядке эксперимента Горнев открыл в Екатеринбурге общежитие для бывших зэков: дают и койку, и работу с зарплатой в 12 000 рублей. Так как Горнев предъявляет требования – до 30 лет, не пить, не колоться, – конкурс всего два человека на место. Со стороны бизнесмена это, в общем-то, жест доброй воли. Он просто хочет помочь тем, кто выходит из тюрьмы, адаптироваться к жизни на воле. А то в Следственном комитете сообщают, что половина тех, кто выходит условно-досрочно, через некоторое время снова попадают в колонию.

Российская тюрьма засасывает, как воронка: вышел – вернулся обратно. Причем скоро: каждый третий бывший заключенный среди вышедших по УДО, продолжает пугать мрачной статистикой Следственный комитет, снова садится на скамью подсудимых, не отгуляв на воле и трех месяцев. А общежитие предпринимателя Горнева – оно такое одно на всю Свердловскую область. Но если уголовная реформа президента Медведева будет доведена до конца, такие проекты должны будут войти в моду. Помощь вышедшим на свободу – серьезная часть реформы.

Речь идет об инициативе, своими масштабами сравнимой с судебной реформой 2003 года, когда санкции на обыски и аресты перешли к судам. Одних только поправок вУголовный кодекс предложено уже 80, в КоАПе появятся 17 новых статей и 26 будут существенно изменены и дополнены. Эксперты говорят об уголовной революции: если дело будет доведено до конца, по укоренившемуся в России карательному правосудию будет нанесен мощный удар.

Дискуссия, можно сказать, началась: Минюст уже собирает предложения от заинтересованных ведомств и правозащитников. Осенью пакет поправок должен быть внесен в Думу. Главная цель – разгрузить тюрьмы и СИЗО. В России сегодня сидят почти 900 000 человек: 630 заключенных на каждые 100 000 российских граждан. Это очень много, во много раз больше, чем везде, если не считать Штаты. В ближайшие три года Минюст планирует сократить тюремное население почти вдвое – до 500 000. А также ввести так называемую службу пробации, которая будет работать и с осужденными, и со свидетелями, и с потерпевшими.

Проблема в том, чтобы новые законы, если они будут приняты, вступили в силу не на бумаге, а в жизни. Реформы российского правосудия редко приводят к смене правил игры. Когда санкции на аресты перешли от следователей к судам, число арестов сначала снизилось, но довольно быстро вернулось к прежним значениям. В начале 2000-х уже смягчали наказания за нетяжкие преступления. Тюремное население сократилось на 10%, а потом снова выросло.

СО ВТОРОГО РАЗА

Снижать сроки начали с массовых статей. Бывший детдомовец Сергей С. сел на 3,5 года за драку и вышел по УДО. Ему повезло: он попал в общежитие к предпринимателю Горневу и говорит теперь, что встал твердо на верный путь. «Лично я назад не хочу», – клянется Сергей. Ему 24 года, в его ближайших планах – устроиться на работу получше, снять квартиру и жениться. Сидел он по 111-й статье УК – за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Это одна из самых ходовых статей – по ней сидят сегодня 103 000 человек.

Фокус со 111-й статьей в том, что по ней можно всерьез сажать за неопасную бытовуху. «В 111-й есть признак способа совершения преступления, «опасного для жизни человека»», – говорит собеседник Newsweek в Следственном комитете (СК). Он поясняет: даже если здоровью был причинен легкий вред, формулировка очень удобная, потому что позволяет повышать раскрываемость тяжких преступлений. То есть если у преступника в руках был нож, значит, была опасность для жизни. Теперь эту статью поменяют: степень тяжести будет определяться по наступившим последствиям, как это делается в большинстве стран.

Наказание по этой статье предлагается слегка снизить – сейчас дают от двух до восьми лет, а будет до семи. Уменьшаются сроки и по другим статьям, где речь идет о вреде здоровью. Истязания, ст. 117 УК, – сейчас до семи лет, будет до пяти. Причинение вреда в состоянии аффекта, ст. 113 УК, – вместо срока максимум год исправительных работ.

Меняется и сам порядок назначения исправительных работ. Их смогут назначать и при совершении тяжкого преступления – на срок до четырех лет. Сейчас такого нет. Кроме того, исправработы сегодня назначают только тем, у кого есть место работы на воле. Безработные же автоматически шли в колонию. Теперь и их можно будет исправлять трудом. Местные власти и ФСИН будут обязаны подыскивать им рабочие места.

Каждый пятый заключенный в России сидит за кражу, ст. 158 УК. С этой статьей изрядно поработали: мелкий ущерб повысят до 2000 рублей и переведут в Административный кодекс. Значительный ущерб, с которого будет начинаться уголовная ответственность, вырастет до 10 000 рублей. Сегодня можно сесть на пять лет и за 2500 рублей.

Одновременно будет введена так называемая административная преюдиция. Смысл преюдиции в том, что первое правонарушение проходит по разряду административных и только со второго раза становится уголовным. Например, хранение наркотиков, ч. 1 ст. 228 УК. По этой статье сажают все чаще, она стала едва ли не самой модной, об этом говорят и депутаты, и правозащитники. «Сейчас по ней топчут зоны тысячи молодых людей, насмотревшихся MTV и решивших попробовать какую-нибудь «дурь»», – говорит правозащитник Андрей Бабушкин.

Кроме хранения наркотиков, преюдиция коснется незаконного предпринимательства, уклонения от уплаты налогов с физических лиц и пр. Сам по себе перевод ряда статей из уголовки в административку – дело правильное, говорит директор Института прав человека Валентин Гефтер. Проблема в том, что из УК еще в 2003 году исключили норму о том, что повторное совершение преступления – отягчающий признак, а преюдиция ее восстанавливает. «То есть за одно и то же преступление будут судить дважды», – говорит Гефтер.

Профессор Алексей Автономов из Института государства и права РАН предупреждает, что к преюдиции есть еще один вопрос: из-за перемещения статей из одного кодекса в другой снизится возраст наступления административной ответственности: например, за мелкое хищение будут привлекать не с 16 лет, как сегодня, а с 14.

ЛЕПЯТ ЛЕГАЛИЗАЦИЮ

Решить проблемы с преследованием подростков или повторным характером преюдиции в теории не так трудно. Сложнее будет убедить тех, кто считает, что от всех этих поправок будет не лучше, а хуже. Ту же преюдицию планируется распространить на жестокое обращение с животными, ст. 245 УК. Защитники прав животных уже протестуют изо всех сил. «Живодеры и так ничего не боятся», – говорит Ирина Новожилова из центра «Вита». Одно уголовное дело на 100 000 жестоких убийств, и то со скрипом, а теперь «живодерам и вовсе развяжут руки», возмущается Новожилова.

Или другой пример. Сейчас, если преступление небольшой или средней тяжести совершено впервые, а преступник деятельно раскаивается и примирился с потерпевшим, суд может освободить его от уголовной ответственности. Теперь суд будет обязан так поступить. «Известно, как на практике получают это согласие: к жертве могут приехать сообщники преступника, запугать до смерти или дать денег, а преступник и дальше будет избивать людей или воровать», – говорит член общественного совета ФСИН адвокат Александр Островский.

В конце апреля Федора Душина, хозяина аптеки в подмосковном Подольске, приговорили к семи годам строгого режима. Фармацевты аптеки, 12 женщин с малолетними детьми, получили по 1,5–2 года колонии-поселения. Душина обвинили в продаже обезболивающих препаратов без рецептов. По версии следствия, он обогатился на 1,2 млн рублей, а потом легализовал эти деньги, пустив их в бизнес и заплатив налоги.

«Часто экономические статьи используют конкуренты, чтобы просто захватить чужой бизнес», – констатирует Яна Яковлева из НКО «БизнесСолидарность». Она сама провела семь месяцев в СИЗО по «экономической» статье.

Так что еще одна проблема – это экономические статьи. Та же легализация или отмывание преступных доходов, ст. 174 УК, становится все более популярной. Наказание по ней тоже хотят снизить – вместо семи-десяти лет предлагают давать от двух до семи, но правозащитникам и эта вилка кажется слишком широкой: никуда не деться от опасений, что применять будут в основном верхнюю границу. «Ко мне валом обращаются люди, которым за небольшое правонарушение искусственно прикрепляют 174-ю, и они реально получают по 10–14 лет», – говорит глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. Легализацию вменяют и Михаилу Ходорковскому во втором деле ЮКОСа.

ОПЕРАЦИЯ «ЕЛОЧКА»

Эксперты и депутаты не случайно предпочитают говорить не о гуманизации, а о гармонизации правосудия: идея в том, чтобы сделать наказания не более легкими, а более разумными. И часть составов, наоборот, будут ужесточены – например, убийства. За убийство госдеятеля, похищенного человека и ребенка в возрасте до 12 лет будут давать пожизненное. За развратные действия с детьми вместо сегодняшних трех лет – до 20, как в большинстве стран мира.

В России сидят больше, но и убивают в 18 раз чаще, чем в Европе, и в три раза чаще, чем в США. Такие данные были озвучены на майской сессии Комиссии ООН по предупреждению преступности. «Сколько можно с этой гуманностью играть?! Мы и так самые гуманные в мире – у нас уровень сексуальных преступлений против детей вырос в 10 раз за последние пять лет», – говорит советник председателя Конституционного суда Владимир Овчинский. И наверняка общественное мнение будет на его стороне.

В феврале 2007 года четверо парней забили ногами насмерть 24-летнего Виктора Вдовина в диско-клубе «Эсмеральда» в Саранске. Четыре видеокамеры зафиксировали, как парни его вели в туалет, как потом выносили труп, мыли пол. «Уже на следующее утро весь город знал, кто убил моего сына», – вспоминает его мать Татьяна Вдовина. Почему – неизвестно, но на скамью подсудимых сел только один из них – несовершеннолетний Олег Мочалин, – а остальные пошли свидетелями. Дело переквалифицировали в убийство по неосторожности, ст. 109 УК, и дали Мочалину 120 часов исправработ.

Два года ушло на то, чтобы добиться пересмотра приговора. «Спасибо правозащитникам, которые обратились к президенту», – говорит Татьяна Анатольевна. Неделю назад Мочалина все-таки осудили на шесть лет. Остальных – нет. Есть чем возмутиться: выходит, за убийство могут дать 15 суток ареста, а, например, за легализацию – семь-десять лет.

Москвичу Сергею Симонову 41 год, и ему светит пять лет тюрьмы. В деревне Крюково, где живет мама Симонова, во всех домах печное отопление. С разрешения местной администрации за дровами народ ходит в лес. Перед Новым годом Сергей с отчимом пошли за дровами, срубили пять сухих елок и напоролись на милицейскую спецоперацию «Елочка». «Поскольку я был с отчимом, появился предварительный сговор», – рассказывает Сергей.

ВЕРНИТЕ ЗДОРОВЬЕ, ДЕНЬГИ

Важная деталь начавшейся уголовной революции – помощь пострадавшим. С компенсацией ущерба в России дела обстоят из рук вон плохо, как нигде. Жертвы годами или вообще никогда не могут получить присужденный им ущерб. Европейский суд по правам человека дал России полгода, чтобы решить эту проблему на государственном уровне. Процесс сдвинулся с мертвой точки: на прошлой неделе, по данным Newsweek, все профильные министерства и ведомства получили от президента поручение внести свои предложения на этот счет.

В качестве компенсации за убийство в российских судах дают не больше 1 млн рублей. Столько получила мама погибшего в 1999 году в Дагестане солдата Антона Тихона, которого накрыла своя же артиллерия. Компенсацию ей присудили только в этом году. Большинству жертв преступлений рассчитывать на присужденные им по суду деньги не приходится – на практике их просто невозможно получить. «У нас пострадавший – лишь обвинительный материал для правоохранительных органов, – говорит Ольга Костина из правозащитного движения «Сопротивление». – Их цель – сгноить преступника в тюрьме, а не помочь жертве».

«С большинства осужденных и правда взять нечего – они или очень бедны, или все записано на родственников», – соглашается высокопоставленный сотрудник ФСИН. Он поясняет: зэки могли бы работать, но ФСИН не выигрывает практически ни одного государственного тендера. К примеру, американскую армию обшивают в основном осужденные, и без всякого тендера, а деньги идут на компенсации пострадавшим. На обязательной компенсации жертвам настаивают и судебные приставы.

Впрочем, на практике пока происходит наоборот. В апреле пленум Верховного суда разъяснил судьям, что невыплаченная компенсация больше не является препятствием к освобождению по УДО. По статистике МВД, каждый десятый пострадавший от преступления потом сам становится преступником.

Профессор Алексей Автономов (Институт государства и права РАН):
«Ссылаясь на то, что в результате перемещения определенных составов из разряда уголовных преступлений в разряд административных правонарушений происходит определенное сближение КоАП и УК (и это может рассматриваться как одно из направлений гуманизации уголовно-правовой политики), предлагается заодно снизить и возраст, по достижении которого наступает административная ответственность.

В этой связи соответствующую статью (в данном случае статью 2.3) КоАП РФ предполагают дополнить положением, устанавливающим, что лица, достигшие ко времени совершения административного правонарушения четырнадцатилетнего возраста, подлежат ответственности за мелкое хищение, потребление наркотических средств или психотропных веществ в общественных местах. Однако, если уж речь идет о гуманизации уголовно-правовой политики, то вряд ли в такую гуманизацию вписывается усиление репрессивности пусть по административно-правовой линии: ведь главное не просто наказать подростка, а разобраться в причинах его поведения. Например, подросток может совершать мелкие хищения просто для собственного пропитания, поскольку родители не в состоянии его кормить (например, вследствие того, что они потеряли работу).

Тогда сколько его ни наказывай (неважно- в административном или уголовном порядке), он все равно будет хотеть есть и вследствие этого воровать. Необходимо создать условия, чтобы ребенок или его родители могли бы зарабатывать достаточно для нормального существования. В противном случае он и будет рассматривать воровство как обычный способ получения средств к существованию и, несмотря ни на какие наказания, постепенно превратиться в профессионального преступника. Что же касается потребления наркотических или психотропных веществ в общественных местах, то подросток может это делать под влиянием сверстников или старших знакомых (необходимо принимать во внимание особенности подростковой психологии), либо в знак протеста против каких-то событий в семье (к примеру, развод) или в школе.

В любом случае важно разобраться в ситуации, помочь подростку (не надо забывать, что в этот период человек проходит социализацию) избрать себе правильный жизненный путь. Тогда он не станет преступником, в чем заинтересованы и сам человек, и общество, в котором он живет. Само же по себе снижение возраста, по достижении которого наступает административная ответственность (под предлогом сближения УК И КоАП), только создает иллюзию простых решений – правонарушитель наказан, и этим можно отчитаться в принятых мерах, – но не на деле не только не решает проблему, а усугубляет ее».

Елизавета Маетная, Русский Newsweek