Бывшие осужденные омской ИК-7 из РФ обратились к правозащитникам в надежде на помощь в возбуждении уголовных дел по факту пыток, которым они подверглись в колонии. Они утверждают, что надзиратели и активисты подвешивали их вниз головой, пытали до потери сознания и насиловали, а старший помощник прокурора заставлял есть жалобы.
О подробностях очередного ЧП пишет издание Сибирь.Реалии.
Герои материала просят сохранить их анонимность, опасаясь возможного давления (их имена есть в редакции, как и имена сотрудников колонии, о которых идет речь в статье). Они хотят привлечь к ответственности тех, кто занимался пытками, и добиться для себя статуса пострадавших – для того, чтобы “к тем, кто сейчас сидит в колонии, стали бы относиться по-человечески”.
Омская правозащитница, член организации “За права человека” Ирина Зайцева, по ее словам, опросила около десяти бывших сидельцев ИК-7, готовых давать показания:
– То, что я от них услышала, находится далеко за гранью всех понятий о добре, о зле, о человечности. Есть свидетельства, как осужденных раздевали догола, обматывали скотчем и оставляли на несколько суток. Люди ходили под себя, все тело у них затекало. Пытали в ИК-7 холодом, заставляя стоять на тридцатиградусном морозе с семи утра до девяти вечера. Подвешивали вниз головой. Один заключенный провисел так трое суток, у него произошло четыре микроинсульта, после этого он перестал говорить и теперь передвигается на инвалидной коляске. Были случаи, когда осужденного, который просто хотел что-то спросить, заставляли голым ползти по бетонному полу, – говорит Ирина Зайцева.
Сильней кричишь – больше бьют
На сайте омского УФСИН – масса благостных новостных заметок о буднях и праздниках ИК-7, сопровождаемых фотографиями пресс-службы: осужденные участвуют в концертах художественной самодеятельности, спортивных состязаниях, принимают в гости родственников, водят вокруг елки хороводы с детьми, встречают различных проверяющих, слушают познавательные лекции, посещают местную часовню.
Однако пытки и издевательства, по словам бывшего заключенного “семерки” Николая Ульяновского (здесь и далее имена и фамилии героев изменены по их просьбе), начинались уже во время приемки осужденных в ИК-7. Николай находился в омской колонии с февраля 2016 года по июль 2020 года.
– Сотрудники заводили заключенных в помещения, где находились активисты (осужденные, сотрудничающие с тюремной администрацией. – Прим. ред.), и те принимались ломать человека, чтобы он, как овца, блеял и на все был согласен. Сначала мне отбил живот активист по кличке Пономарь, потом другой, Миша из Новочеркасска, сел на меня так, чтобы я встать не мог, а его тезка по фамилии Киселев начал наносить мне удары в область паха, а затем и по горлу, потому что я сильно кричал. Многих ребят на моих глазах избили. Двух осужденных заставили имитировать через трусы половой акт. Еще на приемке стоял заключенный из числа так называемых “обиженных” (низшая тюремная каста. – Прим. ред.) со стоящим членом. И того, кто был не согласен с условиями актива, тыкали лицом в член.
– О каких условиях идет речь?
– Исполнять любые их требования и прихоти, стучать на других, отдавать им передачи, которые буду получать, признаться в преступлениях, которые не совершал. И все, кто поднялся потом в лагерь с карантина, вынуждены были подписать бумагу о сотрудничестве с администрацией. На карантине нас заставляли заправлять кровати на скорость, учить правила внутреннего распорядка, запоминать имена и фамилии сотрудников колонии. Плохо заправил кровать – били и заставляли переделывать заново. Потратил на это больше минуты – били. Не сдал экзамен активу на знание правил или что-то не так понял – снова били.
В зоне я начал писать стихи про то, как этапом приехал в Омск и как над нами издеваются:
Как открылась только дверь,
Появился в форме зверь.
Прорычал: скидай портки,
Вы теперь не мужики.
***
Кто дал вам право издеваться
И страхом зэков наслаждаться?
Сидеть на нарах вы должны,
Но, знать, вы Путину нужны.
Тетради со стихами нашли в личных вещах. За это меня избили и поместили в изолятор. Там я 20 дней стоял в квадрате под камерой. В квадрат – он нарисован на полу – помещаются только ступни ног. Если выйдешь за границы квадрата, тут же придут сотрудники и побьют. Перерывы делались только на еду и на сон. Через 20 суток ноги распухли так, что не влезли в ботинки.
Чтобы жизнь раем не казалась
Николая, поскольку он хорошо рисовал, определили художником-оформителем в клуб.
– Завхозы (помощники начальников отрядов из актива. – Прим. ред.) просили меня иногда рисовать поздравительные открытки. Как-то я нарисовал открытку с сюжетом, который мне “заказали”: стоит активист, у которого день рождения, сотрудник его заставляет взять лопату и пойти работать, а тот говорит, что сегодня он будет отдыхать. Вот, вроде, глупость такая, а вышла мне годом СУСа (строгие условия содержания. – Прим. ред.). Открытку увидел кто-то из сотрудников колонии. На следующий день меня избил хоккейной клюшкой помощник начальника отдела по воспитательной работе ИК-7 Денис В., большой фанат хоккея. Из его кабинета меня привели в отдел безопасности, где другой сотрудник, Дамир Т., отбил мне шею. Наклонил головой вниз и стал наносить кулаком удары по шее, пока я не упал. Это называется “электричка”.
В СУСе, чтобы жизнь раем не казалась, над нами продолжали периодически издеваться. Могли избить, потом заставляли надеть женскую одежду и ходить как женщина или танцевать. Как-то меня и двух моих сокамерников вызвали в кабинет сотрудника Ивана Т., заставили обняться и приседать. А Т. и другой сотрудник, по имени Артем, смотрели на нас и улыбались. Приседали мы больше получаса. До тех пор, пока меня не вырвало.
– С чем еще сталкивались заключенные, находящиеся в строгих условиях отбытия наказания?
– М., бывший начальник ЕПКТ (единого помещения камерного типа. – Прим. ред.), любил не только бить, но и током пытать, со слов многих, кто через него прошел. Причем провода присоединяли к мошонке. И М., я сам это лично слышал, кричал: “Мы сделаем так, чтобы у вас детей не было, потому что от таких ублюдков не должны дети рождаться”. В СУСе ребят подвешивали на наручниках. Человек не выдержит, обмочится, а ему потом эти же трусы мокрые на голову надевают.
После СУСа я попал на промку (промышленная зона, где осужденные работают. – Прим. ред.), где разрисовывал лезвия, кинжалы, ножны. У колонии была лицензия на производство сувенирной продукции. Но под маркой сувенирных изделий всяким генералам, омским эфэсбэшникам и героям России делали и боевое оружие: шашки, кинжалы, сабли, кортики. Когда какая-то комиссия приезжала, вход в этот цех заваливали поддонами, а нас оставляли в бараках на весь день.
– Инспекции колонии как-то облегчали вам жизнь?
– При любой комиссии или проверке сотрудники были вежливыми, не кричали, активисты улыбались и сами в строй становились. Но Боже упаси на кого-то пожаловаться, потому что как только проверка уезжала,все начиналось заново. В ИК-7 работает конвейер пыток, в котором участвуют и активисты, и сотрудники. Активист ведь сам придумывать не будет, он сделает то, что ему скажут. Среди сотрудников попадались хорошие ребята, но большинство там – фашисты какие-то, а сама колония ничем не отличается от нацистского концлагеря, а может, и превосходит его.
Тебя уносят, потому что сам идти не способен
С самой страшной пыткой, по его словам, Игорь Попов – он отбывал срок в ИК-7 с апреля 2013 по ноябрь 2018 года – столкнулся на карантине.
– Когда нас перевели в карантин, там уже ждали оперативник Петр П. и активисты Ян Рубец, Паша Алмаз, Чичеватов, Зеркин, Шумафов. Самой страшной была для меня пытка пакетами. Тебя ведут в мыльник (помещение, где находятся умывальники и туалеты. – Прим. ред.), бросают на матрас, связывают, садятся на тебя, надевают пакет на голову. Ты начинаешь задыхаться, отключаешься. Они нашатырным спиртом в чувство приводят и снова пакет натягивают… В конце обливают водой и уносят, потому что сам ты идти уже не способен. Был там “опущенный” по кличке Цыган. И случалось, что пакет с головы мне снимали, а он перед моим лицом со спущенными штанами кричал: “Я тебя сейчас изнасилую”.
До изнасилования дело не дошло. Чтобы все это прекратилось, я написал три явки с повинной, которые от меня требовали. До заключения я жил в Ставропольском крае. И якобы я, когда еще гулял на свободе, совершил там квартирные кражи. Бумаги отдали операм, а меня вскоре выпустили с карантина в зону. Чисто случайно повезло: пока документы шли, в Ставропольском крае эти преступления раскрыли. И мне не добавили срок.
Я неплохо работаю на станках. Во время распределения я попал к коммерсанту, который арендовал производственные площади на территории ИК-7 и изготавливал металлоизделия, а колония ему предоставляла рабочих. Зарабатывал я у него неплохо, но большую часть зарплаты тратил на покупку бензина для служебных машин сотрудников, на стройматериалы, телевизоры. Мне довольно быстро объяснили, что если я хочу спокойно там работать, то должен колонии пользу приносить. В первый раз я спросил: “А где я возьму вам бензин?” Через 15 минут после этого я “выехал” в изолятор и простоял в квадрате пять дней. Больше не спрашивал.
По работе мне приходилось общаться с активистом Рубцом. Он рассказал мне, что процентов 70 в колонии – “засухаренные”. То есть их изнасиловали, но другим заключенным не сказали, поэтому они живут как все остальные. А если начнут “выёживаться”, про них все всё узнают. Истязания капо (так иногда называют активистов, которые участвуют в пытках над заключенными. – Прим. ред.) снимали на свои телефоны и планшеты. Видать, у них был какой-то свой архив, и они знали про всех, с кем нехорошо поступили.
– Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы прекратить пытки в колониях?
– Убрать со своих мест всех, от низа и до верха, потому что в тюремной системе работают больные на голову люди, озлобленные, которые приходят туда не деньги заработать, а выплеснуть свои накопленные с детства обиды на других. Я уже не верю ни в нашу страну, ни в справедливость. Пока у власти вот это вот наше правительство, ничего хорошего не будет.
Бить могли сутками
Андрей Вишневецкий, освободившийся из ИК-7 в июле 2021 года после семи лет заключения, признаётся, что ему даже вспоминать больно о том, что он пережил в колонии.
– Ломать стали с первого дня. Растягивали на решетке, привязывая к ней руки и ноги, избивали. Когда поняли, что безрезультатно, стали делать по-другому: один садился на меня и бил кулаками в грудь, а второй зажимал мой нос и лил мне в рот воду через тряпочку. Вода попадала в легкие, я захлебывался, терял сознание. Еще мне загоняли под ногти резачки – маленькие острые ножички.
Самая ужасная пытка – это пытка током. Мне мочили руки и ноги, один провод закрепляли на икре скотчем, а второй присоединяли время от времени, когда к руке, когда к уху или лицу. В течение трех-четырех часов я мог раз десять потерять сознание. Меня подвешивали вниз головой, за ноги, со связанными руками. Лицо мне тряпками обматывали, чтобы еще и бить при этом. Пытали меня активисты Ян Рубец, Максим Чичеватов, Сергей Кузнецов, Миша Киселев и еще несколько человек, которые жили в карантине и были заточены под это.
А потом меня изнасиловал активист на глазах у сотрудника Ивана Т. В одно мгновение они обесценили всю мою жизнь. Меня знали одним человеком, а вышел я из карантина другим. Не я сломался, не во мне дело. А дело в том, что сделали со мной. Понимаете?
– После этого от вас отстали?
– Нет. В самой зоне экзекуции продолжились. Любая мелочь, которая не понравилась активистам, могла привести к издевательствам и глумлению. Активист решил, что я не вовремя чай иду пить, я ему попытался объяснить, что вовремя. И вот за то, что я с ним типа пререкаюсь, наш отряд выгнали на улицу, облили всем ноги холодной водой и заставили маршировать на 25-градусном морозе.
Когда я вспоминал об УДО, у меня сразу находили какой-то запрещенный предмет и переводили из рабочего отряда в режимный. Бить могли сутками, предварительно связав так, чтобы ты не мог пошевелиться.
Угадайте, какой у нас девиз…
Пытают в ИК-7, по словам Андрея, в основном активисты, но за ними, утверждает он, стоят сотрудники.
– Без ведома того, кто курирует отдел безопасности и оперативный отдел, вообще ничего в этой колонии не происходит, даже мухи без его ведома не летают. Когда я поступил, это был Вадим М. На второй день после того, как нас привезли в ИК-7, он пришел и спрашивает у осужденных:”Угадайте, какой у нас девиз?” Один предположил: “Чтобы исправлять осужденных?” Вадим М. усмехнулся: “Нет, не туда смотришь. Наш девиз: “Сделать из вас таких тварей, которые бы никогда не смогли на свободе приспособиться”.
С 2020 года эту должность занимает З.Г., по сравнению с которым Вадим М. – одуванчик. Тот чего-то еще побаивался – эфэсбэшников, оэсбэшников. А этот ничего не боится. У него со всеми всё “в шоколаде”. Он там и царь, и бог. Так что пока сотрудник не даст команду, ни одной экзекуции не произойдет. Это я точно знаю. Они ничего не боятся. С ними и прокуроры, и эфэсбэшники, и оэсбэшники, и Следственный комитет. Я работал на опытно-экспериментальном участке, где производили и сувенирку, и боевое оружие. И неоднократно делал именные шашки, мечи, арбалеты в Следственный комитет, прокуратуру и в ОСБ ФСИНа.
В самом начале, когда мы только приехали по этапу в Омск и попали в СИЗО-1, сотрудники изолятора стали нас запугивать. Мы написали жалобы в областную прокуратуру. И вот на четвертый или пятый день нашего пребывания в ИК-7 к нам на карантин пришли высокопоставленный сотрудник прокуратуры (фамилия имеется в редакции), замначальника колонии М. и еще какой-то сотрудник. Человек из прокуратуры говорит М., что мы – я и еще двое осужденных – жалобщики. Спрашивает: “Что будем делать?” М. отвечает: “Сейчас мы их воспитаем”. Тогда гость предлагает: “А пускай они эти жалобы съедят”. И бросает жалобы нам под ноги. Я отказался, а двое других ребят съели эти бумаги на глазах сотрудника прокуратуры и М.
– После этого ни к кому больше не обращались?
– Я попробовал обратиться к начальнику колонии, он включил “правильного сотрудника”, сказал, будем разбираться. А вечером меня встретили активисты, и на полтора месяца я оказался в режимном бараке, где надо мной периодически издевались.
– Как вы думаете, может ли изменить отношение к жертвам пыток в колониях письмо-прогон, которое стали распространять в декабре?
– Эта бумажка никакой силы не имеет и ни на что не повлияет. Если пишется прогон, он пишется от имени авторитетов, и все они, кто согласен с прогоном, там перечислены. А это непонятная какая-то писулька. Не знаю, для чего ее запустили. Я согласен с тем, что преступник должен нести наказание. Но не такое же. Меня суд осудил, и я уже наказан лишением свободы. Куда дальше-то? Для чего ломать, бить, насиловать?
Кошмар – мягкое слово для “семерки”
Ивери Картвелишвили находился в “семерке” с июля 2013 по март 2019 года. Он говорит, что в общей сложности просидел более 20 лет в разных российских колониях, поэтому может сравнивать.
– Кошмар – это мягкое слово для описания того, что происходило в омской ИК-7. Ты дышишь и одновременно задыхаешься. Это специально созданная контора, куда со всей России привозили осужденных, чтобы сломить их дух и уничтожить человеческое достоинство.
Я пытался откупиться. Договорился с начальником колонии и обустроил спортзал за свои деньги. Вложил 210 тысяч рублей. Можно сказать, это были отступные, чтобы меня не трогали. Но даже откупаясь, ты остаешься никем. Главный принцип этой колонии: никому не давать спуску. Сейчас, в данный момент, ты кто-то, а через пятнадцать минут можешь снова превратиться в шушеру.
Когда я обустроил зал, туда стали ходить заниматься, пить чай. Это разозлило и активистов, и сотрудников. Людям из других отрядов было запрещено разговаривать друг с другом, а на территории спортзала они могли общаться между собой. И тогда мне указали мое место. Кто-то выдумал, что у меня якобы есть телефон. Вечером в зал пришел начальник изолятора и говорит: “Пойдем”. В изоляторе мне накинули мешок на голову и передали активистам. Те повели в какое-то подвальное помещение, где подвесили за ноги так, что я головой чуть-чуть пол задевал, и начали избивать. Это продолжалось 48 часов. Еще чуть-чуть, и я бы не выжил.
Когда летом 2018 года в колонию правозащитник Андрей Бабушкин приезжал, 200 человек прятали на промзоне – тех, кто мог “выпасть” из строя и сказать: мне плохо, меня бьют.
– Как думаете, за то время, что вы на свободе, в ИК-7 могло что-то измениться?
– Я общаюсь с теми, кто выходит из “семерки”. Ничего там не изменилось. Среди сотрудников тоже есть недовольные, но они в меньшинстве. И они не выдерживают, убегают с такой работы через месяц-другой. Остаются в колонии люди с маниакальными задатками и страстью к насилию и те, кому деваться некуда: рады бы уйти, но негде больше работать.
И никаких жалоб…
Правозащитница Ирина Зайцева составила списки разработчиков и сотрудников ИК-7, которые пытали заключенных или присутствовали при издевательствах.
– У меня есть список самых отъявленных капо, в котором около 30 человек. Это Ян Рубец, Максим Чичеватов, насиловавший людей, Павел Серов (Алмаз), придумывавший пытки, Алексей Зеркин, Андрей Пономарев (Пономарь), Михаил Сорокин, Запфар Теймурзаев, Сергей Харин и другие.
При истязании заключенных, по словам моих источников, не раз присутствовали сотрудники Иван Т., Андрей З., Михаил М., Зураб Г. Они и сами принимали участие в избиениях и пытках.
Бывшие заключенные ИК-7, с которыми общалась Ирина Зайцева, заявляют, что сотрудник региональной прокуратуры, который должен контролировать соблюдение законности в учреждениях ФСИН (фамилия есть в редакции), осведомлен о том, что творится в колонии.
– Он не просто знает об этом, он заставлял заключенных есть свои заявления. Мог сказать в присутствии осужденного: “Заткните ему рот [половым членом], чтобы он его больше не открывал и никаких жалоб мне не писал”. Ему было известно, что многие осужденные боялись возвращаться в жилзону, где работает бей-бригада из активистов, и, если выпадала возможность, оставались ночевать на промзоне.
Пока у власти сидят и пользуются своим служебным положением такие чудовища, как этот человек, будут продолжаться все эти пытки и избиения. Бездействие и безнаказанность приводят к тому, что преступления совершаются снова и снова. Я считаю, что следствию в первую очередь надо разобраться именно с данным сотрудником прокуратуры.
19 ноября 2021 года Ирина Зайцева побывала на личном приеме у прокурора Омской области Николая Студеникина.
– После этого меня опросили в прокуратуре. Мое заявление из Следкома Омской области “спустили” в Следственный комитет по Советскому округу Омска. Оттуда никакой реакции пока не последовало.
Ребята не просто пошли на контакт, они готовы давать показания и добиваться, чтобы их признали потерпевшими. Буду просить начальника ФСБ по Омской области о том, чтобы обеспечил оперативное сопровождение материалов проверки, поскольку к пыткам и издевательствам причастны не только разработчики, но также сотрудники колонии и прокуратуры, – говорит правозащитница.
О том, как ведомства отреагировали на обращение Ирины Зайцевой, Сибирь.Реалии поинтересовались у руководства региональной прокуратуры и СК РФ по Омской области. Ответы на момент публикации не получены.
Бывшие сидельцы “семерки” уверяют, что готовы пойти до конца.
– Мы хотим добиться справедливости, хотим, чтобы нас признали пострадавшими. Мы делаем это ради других осужденных, чтобы к тем, кто сейчас сидит в ИК-7, стали бы относиться по-человечески, – резюмирует Николай Ульяновский.
За омской исправительной колонией №7 давно закрепилась слава “пыточной зоны”. Об истязаниях заключенных в “семерке” говорили и сами заключенные, и адвокаты, и правозащитники. В 2018 году бывшие заключенные ИК-7 заявляли об избиениях, пытках током и изнасиловании черенком швабры, рассказывали о том, что их подвешивали наручниками к решеткам голыми и оставляли на сутки.
В интернет были выложены видеозаписи с издевательствами над заключенными, которых заставляли голыми танцевать в парах и приседать с грузом на плечах. Автор видео, инспектор ИК-7 Василий Трофимов, получил два года лишения свободы за превышение служебных полномочий. Больше никаких уголовных дел возбуждено не было.
Автор: Арина Южная; Сибирь.Реалии