Период полураспада. Руководство страны утвердило план развала СССР к началу 80-х

В этом году исполнится 20 лет с тех пор, как прекратил существование Советский Союз. Говоря о факторах, приведших к распаду сверхдержавы, вспоминают, как правило, о плачевной экономической ситуации в стране, падении мировых цен на энергоносители и крахе коммунистической идеологии. Упоминают и то, что-де Союза не стало ещё и потому, что страну предала её элита. При этом называют, как правило, две фамилии – президента СССР Горбачёва и президента России Ельцина. Это не совсем верно.

Да, действительно советская элита сыграла решающую роль в распаде страны, но люди, которые этому способствовали в гораздо большей степени, чем Ельцин и Горбачёв, известны лишь очень узкому кругу посвящённых, и их фамилии не скажут обывателю практически ничего. «Наша Версия» получила возможность приоткрыть завесу тайны над тем, как и кем готовился распад Советского Союза.

В 1968 году был создан так называемый Римский клуб – структура, объединившая представителей мировой политической, финансовой, культурной и научной элиты. Создал клуб итальянский предприниматель Аурелио Печчеи, благодаря непосредственному участию которого в СССР был построен Волжский автозавод в Тольятти и началась сборка копий «Фиат-124» под новым названием: «Жигули».

Среднюю Азию Москве предлагалось ввергнуть в системный кризис и получить оттуда дешёвую рабочую силу на проведение «славянской модернизации». Именно этот пункт программы впоследствии испугал и Косыгина, и Андропова и в конечном итоге затянул принятие решения на годы.

«Печчеи не замедлил озвучить цели и задачи клуба: одной из важнейших он считал вовлечение стран соцлагеря в международные экономические процессы, – поведал корреспонденту «Нашей Версии» известный политолог Сергей Кургинян. – На Западе к тому времени уже достаточно много говорилось о том, что мировая экономика разделена крайне непродуктивно – примерно треть её находится вне рынка, в так называемом советском секторе экономики. Наличие соцлагеря препятствовало капиталистической экспансии, а значит, и развитию стран со свободным рынком».

Печчеи, положивший полжизни на то, чтобы вовлечь советских лидеров в рыночные отношения, и лично способствовавший не только контракту с FIAT, но и с «Пепсико», заявил участникам Римского клуба, что для успешного функционирования капиталистического уклада экономики «страны соцлагеря необходимо вскрывать, как консервную банку – с помощью острого консервного ножа».

Осенью 1972 года неприметный заместитель начальника Госкомитета СССР по науке и технике Джермен Гвишиани вылетел в Австрию, чтобы в Лаксенбургском замке под Веной встретиться с представителями Римского клуба и Международного института прикладного системного анализа (МИПСА, или, в латинской транскрипции, IIASA). МИПСА на тот момент был только-только основан – его учредителями стали США, СССР, Канада, Япония, ФРГ, ГДР и ещё несколько европейских стран. За глаза МИПСА называли «проектом двух разведок» – КГБ и ЦРУ – и считали некоей переговорной площадкой для элит капстран и государств социалистического лагеря.

Сорокатрёхлетний Гвишиани был именно тем, кому советская партноменклатура поручила наводить мосты между СССР и Западом. И этой самой партноменклатуре он был вовсе не чужим человеком: Гвишиани был зятем советского премьера Алексея Косыгина, ни больше ни меньше – второго лица в государстве. Косыгин дружил с его отцом, генерал-лейтенантом НКВД Михаилом Гвишиани. Они были обязаны друг другу жизнью: Гвишиани спас Косыгина во время процессов по так называемому Ленинградскому делу в конце 40-х годов и не дал ему разделить участь главы Госплана Николая Вознесенского, чьим протеже Косыгин считался. В свою очередь, Косыгин пришёл на помощь Гвишиани, когда его чуть было не привлекли к суду вместе с заместителями министра МГБ Лаврентия Берии в 1953 году (генерал отделался лёгким испугом, лишившись погон, и был принудительно выдворен на пенсию, в то время как остальных соратников Берии расстреляли).

В Вене Гвишиани провёл секретные переговоры с представителями Римского клуба. Если бы тема переговоров стала известна широкой общественности – или хотя бы убеждённым противникам тесных контактов с Западом в Кремле, вроде Михаила Суслова, – Гвишиани попросту расстреляли бы за измену Родине. Ибо речь на переговорах шла не о чём ином, как о предстоящем распаде СССР.

Вначале слово взяли Печчеи и лорд Цукерман и прочитали Гвишиани что-то вроде политинформации. Население славянских республик СССР не увеличивается, в то время как в Средней Азии оно растёт как на дрожжах. В то же время именно Россия обеспечивает прожиточный минимум среднеазиатских республик, выделяя им колоссальные дотации – в советской империи не окраины кормили центр, как это принято в нормальных империях, а наоборот. Положительное сальдо по ВВП было на тот момент у России и Азербайджана, более-менее сносно чувствовали себя и Украина с Белоруссией. Печчеи обратился к Гвишиани с просьбой изложить руководству СССР – премьеру Косыгину и главе КГБ Андропову – предложение Запада. Сводилось оно к следующему: повышая дотации окраин, Россия обречена нищать. Модернизация при этом почти не проводится, технологическое отставание нарастает. А в это время Китай уже готов к технологическому прорыву. Если Россия, Украина и Белоруссия освободятся от окраин в лице среднеазиатских республик и успеют провести форсированную модернизацию, то новому Союзу найдётся место где-то в экономической нише между развитым Западом и развивающимся Китаем, в так называемой полупериферии. Если же нет – СССР неизбежно придёт к экономическому коллапсу.

Было и ещё одно условие, оно-то и сыграло впоследствии решающую роль: Среднюю Азию Москве предлагалось ввергнуть в системный кризис и получить оттуда дешёвую рабочую силу на проведение «славянской модернизации». Именно этот пункт программы впоследствии испугал и Косыгина, и Андропова и в конечном итоге затянул принятие решения на годы.

Накануне австрийских переговоров Гвишиани встретился с председателем КГБ Андроповым. О чём они договаривались, достоверно неизвестно: протоколы встречи по понятным причинам не велись. Но известно вот что: в случае провала – то есть, если о его миссии станет известно Михаилу Суслову или кому-то из «твердолобых», как называл Андропов сторонников неизменного курса на противостояние с Западом, – Гвишиани лучше покончить с собой. Ибо в этом случае КГБ придётся от него откреститься.

После того как Гвишиани провёл переговоры и вернулся в Москву, он снова встретился с Андроповым. Решено было не торопить события, а для начала просчитать все риски и выгоды, которые могло принести разделение СССР. Понятно, что для такого дела была нужна площадка и нужны были специалисты – экономисты, политологи, социологи, в конце концов. МИПСА для этого не годился, нужен был научно-исследовательский институт внутри страны. Три с половиной года ушло на подготовку такой площадки – учёных отбирали по двум критериям, они должны были быть не слишком болтливыми и не должны были симпатизировать советскому укладу экономики. В идеале же они должны были быть тайными антисоветчиками – явными они быть не могли в принципе, ибо вряд ли смогли бы долгое время находиться при этом на свободе.

И вот летом 1976 года заработал Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ) – как советский филиал Международного института прикладного системного анализа. Первым директором института стал не кто иной, как Джермен Гвишиани, и проработал он на этом посту 17 лет. За это время Гвишиани стал академиком АН СССР (в 1979 году), членом Римского клуба, почётным доктором Пражской высшей экономической школы, почётным членом Шведской королевской академии инженерных наук, Финской академии технических наук, почётным доктором Хельсинкской школы экономики, членом Американской академии управления, членом Международной академии управления… И почти все эти и десятки других регалий он получил, оставаясь советским подданным, неприметным и мало кому известным учёным.

На то, чтобы разработать в деталях идею распада СССР, ушло несколько лет. Лишь в декабре 1982 года, после того как Андропов стал генеральным секретарём ЦК КПСС и фактическим руководителем советского государства, наработки подчинённых Гвишиани были систематизированы. Оставалось лишь представить их Политбюро и принять, таким образом, окончательное политическое решение.

В Политбюро была создана так называемая комиссия Тихонова – Рыжкова для подготовки широкомасштабной экономической реформы в СССР, которая фактически была политической и ставила крест на Советском Союзе в том виде, в котором он функционировал на тот момент. Николай Тихонов был председателем Совета министров СССР (он заменил внезапно умершего Косыгина), ему было за 80, и он мог осуществлять лишь формальное руководство – в лучшем случае.

Заправлял всем секретарь ЦК КПСС по экономике Николай Рыжков, в недавнем прошлом директор крупного уральского завода, которого привёз в Москву Андропов. Вряд ли Рыжков подозревал о политической подоплёке деятельности комиссии, он был всецело увлечён экономикой и о грядущем распаде страны мог не догадываться. Зато об этом хорошо знал Джермен Гвишиани, осуществлявший научное руководство этой комиссией. А помогали ему сотрудники института – Станислав Шаталин, Егор Гайдар и Пётр Авен.

Результатом деятельности «комиссии Тихонова – Рыжкова» стала 120-страничная программа экономической реформы в СССР. За образец бралась Венгрия. Образование «нового Союза», предусматривавшее подписание нового союзного договора между республиками СССР, оговаривалось в приложении к программе. Но не факт, что договор подписали бы со всеми: кроме славянских республик в новом Союзе могли оказаться только Азербайджан и Прибалтика.

И тут внезапно умирает Андропов.

А пришедший ему на смену Константин Черненко вовсе не горит желанием реформировать СССР. В общем документ положили под сукно. Извлекли его оттуда лишь летом 1985 года, когда страну возглавил Михаил Горбачёв.

Автор: Георгий Филин, НАША ВЕРСИЯ