Миф о Великой Отечественной

Растущая неприязнь к немцам не означала автоматической привязанности к советской власти. Бандеровский отчет из Мариуполя указывал на популярную фразу, которая обобщала взгляды местных рабочих: «Вот, если бы эти на х*й пошли, а бл*ди не пришли».

В современной Украине существуют два всеохватывающих исторических мифа, которые раскалывают страну я порождают непрерывные «исторические баталии» на политической арене.

Один из них — миф ОУН-УПА, который зародился в украинской диаспоре и утвердился в Западной Украине и частично среди национальной интеллигенции Киева. И который так безалаберно пытался утвердить на общнациональном уровне Виктор Ющенко.

На фото киевская улица Банковая в 1942 году. При немцах в нынешней АП находился генерал-комиссариат — аналог ОГА в рейхскомиссариате «Украина» 

Вторым является миф Великой Отечественной войны, который в окончательной версии утвердился в брежневское время я остался в незмененной форме на большем части территории Украины по сегодняшний день, избавившись разве что элемента о руководящей я направляющей роли коммунистической партии в победе над врагом.

В путинской России миф Великой Отечественной превратился в главный стержень русского национализма. Этот миф был сакрализирован и канонизирован в квази-религиозную доктрину с попытками на государственном уровне бороться против «переписывания истории» историками-еретиками — как своими, так я из других постсоветских стран.

В Украине же он используется для демаркации одной Украины, которая боролась за победу, против другой, которая «стреляли нам в спину».

В реальности миф Великой Отечественной является таким же однобоким упрощением и сокрытием неприятных моментов, как и миф ОУН-УПА.

Неудивительно, что он утвердился во времена брежневщины, когда на арену вышло поколение, которое само не пережило войну, а воспринимало ее в первую очередь через советские пропагандиские очки.

До наших времен дошло множество документов разных сторон, которые позволяют профессионально анализировать советско-немецкую войну и немецкую оккупацию Украины. Появилось немало работ, которые «подвешивают» миф Великой Отечественной.

Особенно хотелось бы по этому поводу выделить труд голландского историка Карела Беркгофа «Жатва отчаяния». Стоит также упомянуть украинского историка Владислава Гриневича.

Однако академические труды имели очень малое влияние на представление широкой общественности об этой войне или даже на учебники по истории.

В несколько упрощенном варианте этот миф прежде всего базируется на представленииi о том, что абсолютное большинство украинцев (кроме «западенских предателей» и незначительной части своих) встали на стороне сталинского режима с первых дней войны и самоотверженно боролись против оккупантов.

Такое утверждение выглядит странным хотя бы с точки зрения того, что буквально за несколько лет до того сталинский режим вышел победителем в кровавой войне с украинским крестьянством, которое составляло большинство тогдашнего населения. И вдруг на начало войны все эти крестьяне превратились в советских патриотов.

Многочисленные документы и показания указывают на совсем другое.

Тaк Федор Пигидо — он хорошо помнил японскую и Первую мировую войну, которые остались в памяти как очень непопулярные войны — оставил свои мемуары, где вспоминает, что советско-немецкая война была более непопулярной в народе, нежели первые две.

Он приводит данные о сильных пронемецких настроениях среди украинцев и явное желание большинства населения избежать мобилизации. Красноармейцы откровенно распространяли капитулянские взгляды и обсуждали, как лучше сдаться в плен.

Безусловно, существовало немало советских патриотов, но Пигидо причисляет к ним абсолютное меньшинство. Множество других воспоминаний подтверждает ту же мысль.

Иван Майстренко впоследствии отмечал, что в его родном Славянске на Донбасе, в городе со значительным процентом россиян, в начале войны он так и не встретил никого, кто был бы настроен оборонно-патриотически.

Его земляк Григорий Костюк приводил утверждения лиц, вернувшихся с фронта — пожалуй, впервые в мировой истории воюющая армия почти на 100 процентов настроена по-капитулянтски и никто не хочет воевать за «Родину и Сталина».

Такое утверждение было очевидным преувеличением, но оно явно отображало популярные общественные настроения. Немцы же в своих многочисленных сводках отмечали отсутствие патриотический устремлений у абсолютного большинства советских военнопленных, которые отвечали немцам, что не хотели воевать «за колхозный строй».

Уровень дезертирства снижали как суровое наказание, так я страх за членов своей семьи. Чем дальше немцы продвигались вглубь, тем более росло дезертирство. Так, только за 22-24 июля 1941 года в Киевской области были задержаны почти 1 300 дeзертиров.

Уклонение от призыва приняло массовых форм после киевской катастрофы Красной Армии, когда страх перед советской системой значительно снизился. В октябре 1941-гов Ворошиловграде по повестке в военкоматы иногда приходили лишь 10-20% от всех призванных. Только жесткие действия пo выловy избегающих призыва улучшали статистику.

Не все отмобилизованные доходили до фронта. Массовый размах приобрело бегство новобранцев-красноармейцев. Так, в Харьковском военном округе часто убегали от четверти до половины всех мобилизованных. Для прекращения такого явления колонны мобилизованных начали сопровождаться вооруженной охраной — почти как военнопленные.

Очевидно, что большинство украинцев откровенно не желали воевать за советскую власть и считали, что немецкий режим не может быть худшим, советский, а скорее будет лучшим, что и «немцы тоже люди и дадут нам жить».

Особенно большая надежда была среди крестьян на то, что немцы распустят колхозы и вернут частную собственность на землю — ведь они знали, что в Германии никаких колхозов нет. Многие бойцы спешили дезертировать, чтобы успеть на раздачу земли.

Такие настроения охватили даже немало коммунистов. В Ворошиловоградской области из 11 тысяч коммунистов, которые остались под немецкой оккупацией, около 7 000 сделали это сознательно. Очевидно, они считали, что немцы не будут их преследовать, так как знают, что абсолютное большинство вступало в партию из карьеристских соображений. Коммунисты в сельской местности также ждали получения участков земли.

Многие современники вспоминали, как они впервые почувствовали ужасную бедность сталинского рая на фоне хорошо оснащенных и упитанных немецких, и даже итальянских и венгерских солдат. Все это производило поразительный контраст с советскими пропагандистскими утверждениями об «угнетенном европейском пролетариате».

Люди помнили немецкую оккупацию 1918 года, когда немцы произвели в целом позитивное впечатление — особенно с точки зрения анархии, которая наступила после того, как они ушли из Украины. Такие настроения охватили даже часть евреев, которые считали, что антисемитизм нацистов является выдумкой советской пропаганды, а потому не желали эвакуироваться.

Доходило до того, что — как вспоминает Юлия Александровa — целое ее село, которое очень натерпелось в 1930-я годы, встало вдоль дороги, приветствуя немцев с цветами и хлебом и швыряя палки и грязь в пленных красноармейцев, которых немцы привели с собой.

Однако вряд ли такая практика была распространена — крестьяне не могли не знать, что абсолютное большинство красноармейцев не были добровольцами, и среди них могли быть и их родственники.

Утверждение благосклонного отношения большинства украинцев к немцам можно найти я в огромном количестве немецких документов.

Немецкий офицер родом из Галичины Ганс Кох, который владел украинским языком, описывал в своем рапорте о поездке по Правобережной Украине, чтo в ходе многочисленных бесед с людьми он пришел к выводу как о слабом национальную сознании украинцев вне Галичины, так и о их в абсолютном большинстве благоприятном отношении к немецкой власти.

Он указывал на такие факторы, как возложение цветов на могилы немецких солдат даже без санкции со стороны властей, дружеское обращение с немцами и тому подобное. Многочисленные немецкие отчеты за 1941 год рисуют подобную же картину. Сообщения о реакции жителей крупных городов указывают на более сдержанную и выжидательную позицию.

Но даже в Киеве тайные отчеты утверждали, что абсолютное большинство жителей столицы надеются на победу немецких войск. Существует много свидетельств о радостной встрече, по крайней мере, частью киевлян вступающих в город немецких вояк, забрасывание их цветами и т.д.. Существование сильных пронемецких взглядов в Киеве косвенно подтверждало и советское подполье.

На это же время приходятся немецкие сообщения из сельской местности Украины и Северной России о традиции похоронного плача и плача на похоронах погибших немецких солдат. Женщины, которые оплакивали убитых немцев, могли сами иметь мужчин или сыновей в рядах красной Армии.

Такая практика удивляла даже самых немцев. Их действия диктовались, пожалуй, чисто христианскими мотивами оплакивания погибшего Божьей души — без оглядки на сторону конфликта и национальность. И они понимали, что немецкие солдаты были так же мобилизованы на войну, как и красноармейцы.

В конце 1941-го немецкой армии и полицейским отрядам удалось в целом очистить всю Украину от партизанскиx отрядов, оставленныx советской властью, кроме отдельных районов Черниговщины и Сумщины.

В своих сообщениях немцы указывали на помощь украинского населения в борьбе с партизанами, и что помощь партизанам осуществлялась почти всегда только по принуждению или из страха. Тем не менее, на то время приходятся первые акты мести целым селам за реальную или мнимую помощь партизанам.

Немецкая политика в сфере религии была одним из важных элементов, который производил положительное впечатление на (особенно сельское) население.

Советская власть вела беспощадную войну на уничтожение религии как таковой, и на начало войны православная церковь как институция была фактически ликвидирована на территории Украины в довоенных границах.

Немцы быстро сумели воспользоваться этим. Они провозгласили свободу вероисповедания (на прaктике весьма ограниченную), и религиозные украинцы были очень благодарны им хотя бы за это.

Открытие церквей, закрытых в 1920-30-е годы, часто сопровождалось церковными ходами и торжественными богослужениями с иконами и портретами «фюрера-освободителя». А также здравицами в честь немецкой армии, которая борется против «безбожной власти сатаны».

В дальнейшем как Украинская Автокефальная Православная Церковь, так и pусофильская Автономная Православная Церковь были одними из наиболее преданных сторонников немецкого правления вплоть до конца оккупации.

На первых порах среди крестьян приобрело популярность развешивание портретов Гитлера рядом с иконами на стенах своих жилищ. Эта практика пошла на спад уже в начале 1942-го.

Если на осень 1941-го абсолютное большинство украинцев надеялись на нормальную жизнь под немецким правлением, это их надежды начали разбиваться o брутальные реалии оккупационной режима.

Применение коллективной ответственности за вооруженные выступления и саботаж советского подполья, морение голодом жителей крупных городов, грубое отношение к советским военнопленным, брутальные наказание за наименьшие вины, депортации на принудительные работы в Германию и расово-пренебрежительное отношение к украинцам шокировали людей, которые не ожидали такого поведения от «уважаемой европейской нации».

Крестьяне были розочарованыi фактическим сохранением колхозов я восстановлением старых порядков, интеллигенция — закрытием университетов, ограничением школьного образования до 4-х классов, плотным идеологическим контролем, а также молчанием о немецких планах относительно Украины. Рабочие жаловались на ужасные условия труда и плохое поведение.

Особенно неприятное впечатление производило на украинцев презрительно-пренебрежительное отношение немецких служащих к «аборигенам», надписи «только для немцев», высокое положение местных лиц немецкой национальности (так называемых фольксдойче).

Это все производило поразительный контраст с советской властью, которая, по крайней мере, на словах демонстрировала уважение к людям. Поскольку в сталинские времена роман «Хижина дяди Тома» был широко известен, украинцы часто сравнивали свою жизнь в оккупации с чернокожими рабами.

Большое впечатление на настроения украинцев произвела депортации населения на принудительные работы в Германию. Эта программа началась в январе 1942 года сначала на добровольных началах.

Добровольцев сначала хватало. Многие хотели уйти из разрушенных войной голодных городов или посмотреть на жизнь в буржуазной Европе. Глядя на хорошо откормленных немецких солдат, добровольцы думали, что и их немцы кормить будут.

Однако добровольцев скоро стало не хватать, поэтому уже с марта в Киеве началась принудительная мобилизация. Тем не менее, и тогда большинство призванных не уклонялись, так как не считали, что их ожидает что-то плохое.

Даже в июне 1942-го во многих случаях будущих остарбайтеров перевозили в Германию в незакрытых вагонах и без охраны, потому что почти никто не собирался бежать; они воспринимали поездку, скорее, как туристическую экскурсию.

Ситуация изменилась, когда больные и раненые в результате производственных травм остарбайтеры начали возвращаться домой и рассказывать о грубом обращении немцев с «восточными рабочими», ужасных условиях труда и регулярные авианалеты западных союзников.

Слухи, которые распространились, очень часто еще более сгущали краски. Так, когда немцы начали массово набирать молодых девушек — распространился слух, что их набирают в бордели.

На начало 1943-го немцы перешли к тотальному набору всех рабочих определенной возрастной группы. Сначала поголовной мобилизации подлежала молодежь в возрасте от 18 до 21 лет. Позже эту планку расширили — от 16 до 23 лет. Поэтому эта мобилизация затронула почти каждую семью.

Согласно самими же немецкими данными, в то время мобилизация в Германию стала восприниматься населением почти как смертный приговор. Люди были напуганы и пытались избежать выезда любым образом. Уклонение от призыва, укрывательство по лесам и чердакам, побег из эшелонов, подделки документов или даже умышленные увечья достигли гиганских маштабов.

Немецкие тайные отчеты фиксируют постепенное, но стабильное ухудшение в отношении украинцев к оккупационному режиму. В середине 1942-го немцы писали: если в 1941 году абсолютное большинство ждало немецкую победу, то теперь оптимизм сменился на апатию и разочарования и растущую неприязнь к немцам.

Отчеты по конец 1942-го и особенно за 1943 год указывают, что неприязнь к немцам начала охватывать широкие слои населения, особенно в городах. О подобной смене настроений относительно немцев писали также в своих отчетах бандеровское подполье в Восточной Украине и я ряд других современников событий. На растущую неприязнь указывало и советское подполье.

Тем не менее, с середины 1942 года стал заметен главный элемент настроений общественности — желание окончания войны без оглядки на то, кто победит. То там, то здесь, то там появлялись «бабы-гадалки» или «ясновидящие гадалки», которые будто-то бы просыпались от глубокого сна и рассказывали, что им было послано сообщение о том, что скоро закончится война.

Осеннюю 1942-го, когда фронт стабилизировался под Сталинградом и на Северном Кавказе, немецкие отчеты зафиксировали распространение слухов в Киеве о том, что якобы Сталин и Гитлер решили заключить мирный договор вроде Брест-Литовского, по которому Украина должна-де отойти Германии, как и в 1918-м. По этому поводу ожидалась речь Гитлера. Киевлян охватила большая апатия, как только стало понятно, что эти слухи — неправдивые.

В то же время растущая неприязнь к немцам не означала автоматической привязанности к советской власти. Бандеровский отчет из Мариуполя указывал на популярную фразу, которая обобщала взгляды рабочих: «Вот, если бы эти на х*й пошли, а бл*ди не пришли». Прочие источники указывают о существовании на селе более пристойнейшей версии этой фразы: «Дай Бог, чтобы это прошло, а то не вернулось».

Ненависть к немцам и нежелание возвращения советской власти приводило к зарождению разных слухов. И советское, я бандеровское подполья в своих отчетах указывали на распространение слухов на Донбассе о том, что англичане вскоре высадят свой десант здесь ввиду того, что помнят о «наследстве Юза» — то есть о том, что они организовали промышленность на Донбассе при царизме.

Сами немцы в 1943-м указывали, что хотя большинство населения и ждет возвращения советской власти, но со страхом. Многие не хотят быть мобилизованными в Красную армию или быть наказанными за уклонение от мобилизации в 1941-м. Прочие боятся мести за первоначально благосклонное отношение к немцам.

Один фактор оказал заметное влияние на распространение просоветских настроений. В конце 1942 — начале 1943-го Сталин осуществил довольно значительную идеологическую реорганизацию режима.

Произошли возвращение офицерских пoгон наподобие тех, что были в царской армии, ликвидация института военных комиссаров, прекращения агрессивного атеизма и восстановление патриархата Русской Православной Церкви, упор на российский национализм и даже определенный украинский патриотизм (взять хотя бы лозунг «За самостийную Советскую Украину!»).

Все это создавало иллюзию нормализации коммунистического режима в сторону умеренности. Сталинские нововведения привели к распространению слухов о радикальных изменениях в Москве, которые немцы зафиксировали во всех регионах Украины.

Согласно слухам, колхозы уже были отменены и крестьяне получили землю, коммунизм отбросили как официальную идеологию, а Красная Армия окончательно превращена в царскую и ее возглавил выходец из семьи Романовых.

Некоторые слухи даже утверждали, что Сталин был отстранен от власти или застрелен. Впервые о существовании таких слухов вспомнила киевская газета «Новое украинское слово» в июне 1942-го, опровергнув их, но широкую популярность они приобрели именно в конце этого года.

Немцы считали, что советское подполье намеренно раздувало такие слухи. Однако, вероятнее всего, эти слухи были спонтанными и отражали реальную надежду людей на лучшую жизнь при советском режиме, и что коммунисты, в конце-концов, поняли свои ошибки. Именно так люди объясняли упомянутые выше сталинские нововведения.

Немцы считали, что именно эти слухи привели к резкому усилению просоветских симпатий и ожиданиям возвращения Красной Армии до такой степени, что даже многие работники немецких учреждений в Харькове не хотели убегать из города, потому что не считали, что им что-то угрожает.

Согласно тем же данным, популярность таких слухов заметно упала летом 1943-го, когда больше информации начало просачиваться о жизни за линией фронта, но они полностью не исчезли.

Учитывая все факторы, можно с уверенностью указать, что большинство жителей крупных городов благосклонно или даже с радостью восприняли возвращение советской власти. Немецкая оккупация мало чего им принесла, кроме страданий и нищеты — за исключением некоторой части предпринимателей и мелких ремесленников.

Значительно сложнее говорить о жителях сел и небольших городков, которые составляли большинство тогдашнего населения Украины. В целом материальное положение крестьян улучшилось во времена оккупации в сравнении с советскими временами. Это произошло не столь по доброй воле немцев, сколь потому, что немцы не имели достаточно ресурсов для проверок и контроля, и от них скрыть зерно было легче.

Многие крестьяне говорили, что они так зажиточно не жили еще со времен НЭПа. Тем не менее, относительное улучшение материальных условий компенсировалось грубым поведением немецких чиновников, которые часто требовали от крестьян кланяться им или целовать руку и били при малейшей возможности.

С другой стороны, далеко не все чиновники себя так вели. Карел Бергофф пришел к выводу, что на конец немецкой оккупации «водораздел» проходил через поколения. Тогда как молодежь в целом с надеждой ожидала возвращения советской власти, то старшие лица — с грустью в глазах.

Одним из интересных и малоисследованных аспектов немецкой оккупации являются отношения между украинскими женщинами и немцами. Такие отношения приобрели массовый характер, и о них вспоминают почти все современники. Согласно немецким сообщениям из Харькова, мало кого из немецких служащих или офицеров можно было встретить без украинской любовницы.

Причины, которые толкали женщин на такие отношения, были разные. Одни утверждали, что немецкие мужчины являются более благородными и цивилизованными, чем украинские, и меньше пьют, других побудила нехватка мужчин из-за мобилизации в армию, еще других в немецкие объятия толкал голод или желание не быть депортированной в Германию.

По немецким свидетельствам, распространенность таких отношений вызвала недовольствие украинских мужчин. Оно проявлялось по-разному. Когда во время налета советской авиации на Киев в июне 1943 года пострадали многие, в городе распространился стишок, который немцы приписали советскому подполью: «Как же мне Киев не бомбить, коль моя жена с венгерцем спит» (в то время в Киеве находилось много венгерских солдат — союзников Германии, с которыми у местного населения сложились приязненные отношения).

Особую неприязнь красноармейцы проявляли к девушкам-остарбайтерам в конце и после окончания войны. «Мы за вас воевали, а вы в то время немцам отдавались» — вот примерный лейтмотив такого отношения.

Изнасилование приняло масштабный характер. Так Виктория Бабенко описывает госпиталь одного из транзитных лагерей для остарбайтеров в Венгрии, в котором находилось несколько сотен больных, большинство из которых были заражены венерическими болезнями в результате групповых изнасилований красноармейцами.

Множество других остарбайтеров описывают массовые изнасилования и убийства изнасилованных, сброс их в реку Одер. Прочие вспоминают, что освободители были более жестокими, чем немцы. Вряд ли можно подсчитать даже приблизительно количество изнасилованных, но, очевидно, речь идет, по крайней мере, о десятках тысяч.

Однако вернемся к украинскому населению во время немецкой оккупации. Важным вопросом остается, какими были политические взгляды украинцев и как они воспринимали советско-немецкую войну.

Многие очевидцы пишут, что украинцев объединяла ностальгия по старым временам «царя-батюшки Николая,» которые символизировались со спокойной и обеспеченной жизнью. Такие настроения были популярны по всей Украине, даже на Волыни. Именно популярность таких взглядов свидетельствует о том, как остраненно значительная часть украинцев воспринимала советско-немецкую войну.

Очень интересную возможность узнать о взглядах украинцев во времена войны дают нам письма между остарбайтерами или их родственниками, которые не дошли до адресата и сейчас хранятся в архиваx.

Украинский историк Татьяна Пастушенко в своем исследовании писем односельчан одного из сел Киевщины отмечает, что советская армия ими не воспринималась как родная и своя армия. В своих письмах они называют иx «русские» и «красные», и изменение фронта описывается очень остраненно.

К таким же выводам я пришел, просматривая тысячи писем остарбайтеров, которые хранятся в библиотеке Гарвардского университета. Эти письма, преимущественно написанные жителями сельской местности центральной Украины, свидетельствуют, что большинство из них смотрели на советско-немецкую войну как на войну двух далеких от них режимов.

«Люди говорят, что красные заняли Харьков» — вот один образец такого письма. Редко когда прослеживается идентификация с одной из сторон войны. Гораздо больше иx интересовалo, что нового на селе и в семье и т.д..

Наконец, то же самое можно сказать и о поведении большинства украинцев во время войны. Война воспринималась ими как естественное бедствие, на которое они не имеют никакого влияния, но к которому нужно приспособиться.

Волею судьбы миллионы украинцев были мобилизованы в Красную армию, и впоследствии стали себя идентифицировать с ней. Однако, если бы немцы захотели, они, очевидно, так же смогли бы мобилизовать миллионы украинцев — как путем поощрения, так и угрозой мести родственникам, как это и делал советский режим, заставляя их воевать на своей стороне.

Наконец, сотни тысяч украинцев Галичины были мобилизованы воевали за так нелюбимую ими Польшу в 1939-м, а затем и в Красной Армии.

В Галичине есть много семей, в которых один был мобилизован принудительно в УПА, а второй — в Красную Армию. Они, как правило, нормально относятся друг к другу — потому что понимают, что могло произойти совсем наоборот. И одна, и вторая сторона — и то же самое можно сказать о немцах — жестоко наказывали за дизертирство, а потому в этой ситуации люди имели очень малый выбор.

Наконец, историк Жигмунта Бауман показал в своем труде «Модерность и Холокост», как нацистам удалось мобилизовать евреев ради их собственного уничтожения для создания юденратов — т.н. «Еврейской полиции» и пр. Его вывод весьма неутешителен — современное тоталитарное государство, которое не считается ни с какими моральными принципами, может навязать людям свою волю даже вопреки их сопротивлению.

Немцам удалось депортировать в Германию примерно столько украинцев, сколько они и хотели, несмотря на массовое сопротивление. Советской власти не удалось мобилизовать в Красную армию более 5,5 млн украинцев или, по крайней мере, эвакуировать их в 1941-м не столько из-за массового сопротивления, сколько из-за быстрого наступления немецкой армии. В 1943-44годах такой проблемы уже не было, и мобилизация прошла значительно успешнее…

Осознание того, что абсолютное большинство украинцев воевало в Красной Армии не по идейным причинам, а потому, что они были мобилизованы, и у них не было другого выхода, безусловно, может помочь преодолению «исторических войн», поиска «предателей» и «победителей». А также стать надежной преградой культу сталинизма и советского режима, к чему миф Великой Отечественной войны прямо или косвенно ведет.

Изучение этих событий показывает, что их участники были такими же обычными людьми, как и все остальные. «Народ-победитель» или «народ-герой» в своем большинстве искал нормальной спокойной жизни, и в первую очередь пытался выжить в той страшной войне.

P.S.: Когда этот текст готовился к печати, лидер КПУ обратил на себя внимание ксенофобскими высказываниями в отношении крымских татар, оправдав этим сталинскую депортацию их в 1944-м. Лидер коммунистов не сказал ничего нового — этот тезис является очень популярным среди российских националистов и сталинистов.

Так, крымские татары составляли непропорционально большой процент в созданных немцами полицейских формированиях. Однако это было результатом сознательной политики немцев, учитывая разные обстоятельства — прежде всего попытки произвести хорошее впечатление на Турцию, которую Германия пыталась убедить вступить в войну на своей стороне; определенной приверженности друг к другу тюркских народов.

Немцы так же уделяли большое внимание созданию полицейских и воинских формирований из тюркских народов Поволжья, из числа советских военнопленных.

Действительно, в своих рапортах немцы указывали на особую привязанность к ним крымских татар. Однако к середине 1942 года они писали, что русское население также «боится возвращения большевиков» и «вздохнуло с облегчением» после того, как немецкая армия установила полный контроль над полуостровом.

Более важным является, однако, другой фактор. Немцы также писали об особой приверженности к ним жителей Донщины и Кубани. Из числа донских и кубанских казаков было создано немало воинских формирований. Тем не менее, Сталин не депортировал жителей Кубанского или Краснодарского края и Ростовской области. Однако такая печальная участь постигла калмыков.

Без сомнения, в случае депортации «малых народов» главную роль играли все возрастающая идентификация Сталина с российским национализмом и подозрение к «инородцам».

Научная литература, упоминаемая в статье:

Karel C. Berkhoff, «Harvest of Despair: Life and Death in Ukraine Under Nazi Rule» (2004);

Федор Пигидо-Правобережный, «Великая Отечественная война: воспоминания и размышления очевидца» (2002)

Иван Майстренко, «История моего поколения: воспоминания участника революционных событий в Украине» (1985)

Григорий Костюк, «Встречи i прощание», том 2 (1998)

Julia Alexandrow, «Flight from Novaa Salow: Autobiography of a Ukrainian Who Escaped Starvation in the 1930\’s Under the Russians and Then Suffered Nazi Enslavement» (1995)

Виктория Бабенко, «Назад к Врагам» (2003)

Татьяна Пастушенко, «О чем писали друг другу украинские принудительные рабочие в Германии в годы второй мировой войны» / / Страницы военной истории Украины (2002)

Немецкие документы, упомянутые в этой статье, в большинстве своем находятся в ЦДАВО Украины. Это, прежде всего, фонд Рейхскомиссариата «Украина» (3206) и «Восточного Министерства» Розенберга (3676), и в меньшей степени фонды в Киевском областном архиве (2320, 2356).

Эти документы содержат многочисленные отчеты немецких органов власти и полиции безопасности (Sicherheitspolizei-und-SD) о ситуации в регионах и настроения украинского населения.

Немецкие документы из харьковского и житомирского областных архивов, а также московского «Особого Архива» автор статьи исследовал в библиотеке университета в Гарварде, где они имеются в электронной форме.

Советские документы, упоминаемые в этой статье, имеются в ЦГАОО Украины (57, 1, описание 22). См.. Юрий Николаец «Моральное состояние красной Армии в Украине в первый период войны против немецко-фашиских захватчиков. Дезертирство и борьба с ним» (1998); Roger Reese, «Stalin\’s Reluctant Soldiers: A Social History of the Red Army, 1925-1941» ( 1996).

Использованные отчеты бандеровского подполья в Восточной Украине находятся в ЦДАВО (3833), преимущественно описание 1, дело 113.

На религиозную тему, кроме немецких документов, автор использовал данные архива отца Миненка, который находится в архиве университета Альберты в Эдмонтоне.

Тарас Курило,  «Iсторична правда», перевод: «Аргумент» 

Tweet