Тюрьма и мир, часть 2: в коридорах смерти

…Бывший начальник полиции Ван Лицзюнь, в свое время руководивший в Чунцине операцией «Антимафия», сам был осужден судом города Чэнду. С безжалостным руководителем операции «Антимафия» обошлись как с «мафиозо».

 Китай: «перевоспитание трудом» в лагерях

В Китае право и политика находятся в тесной взаимосвязи. Право чаще всего подчинено политике, и лишь в редких случаях право дает импульс политической реформе. В 1980 году, едва закончилась так называемая «культурная революция», к власти в партии пришли новые лица, объявившие о реформах.

Они захотели избавиться от своих политических врагов «легальным» способом, запустив уголовный процесс против «контрреволюционный клики», которую возглавляла вдова Мао Цзэдуна. С тех пор юридическая система строго следует в фарватере линии партии. Каждый год Верховный народный суд заявляет о своей приверженности Коммунистической партии. Эта ситуация демонстрирует, насколько абсурдно положение закона в Китае.

Бывший начальник полиции Ван Лицзюнь, в свое время руководивший в Чунцине операцией «Антимафия», сам был осужден судом города Чэнду. С безжалостным руководителем операции «Антимафия» обошлись как с «мафиозо». Органы общественной безопасности Чэнду что хотели, то и делали во время процедуры расследования: и следствие, и предъявление обвинения, и сам суд в отношении Ван Лицзюня велись точно так же же, как некогда, в период своего всевластия, поступал сам Ван по отношению к своим противникам.

Вынесенный 24 сентября приговор Ван Лицзюню, согласно которому он приговорен к 15 годам тюремного заключения, состоялся незадолго до открытия XVIII съезда Компартии Китая, на котором будет утверждено новое поколение лидеров. Этот приговор означает политическое поражение клана Бо Силая, бывшего партийным руководителем в провинции Чунцин.

Поскольку даже крупные партийные деятели не застрахованы от осуждения по различным искусственным причинам, то, соответственно, верховенство закона в Китае существует лишь на бумаге. Все делается для достижения тех или иных политических целей. Это в равной степени относится как к бывшему шефу полиции Ван Лицзюню, так и к Гу Кайлай (жене Бо Силая), диссиденту Лю Сяобо, художнику Ай Вайвэю или к экологу Так Зуорену. Всех их подвергли таким же «справедливым» судебным разбирательствам.

Просто сказать, что правосудие в Китае не является ни независимым, ни справедливым, совершенно недостаточно, чтобы описать весь вред, который несет китайская политическая система. Когда дело касается какого-то значимого судебного разбирательства, все превращается в шоу. В первой инстанции процесс должен проходить публично, на сцене появляются адвокаты, которые призваны якобы защищать права обвиняемых. В зале судебного заседания кроме обвиняемого, его жены и детей все места заняты специально отобранными людьми, чтобы создать видимость открытого, прозрачного процесса. Затем эти же зрители хвалят в средствах массовой информации суд, утверждая, что он был и справедлив, и беспристрастен.

Конечно, обвиняемый имеет право подать апелляцию, если он не удовлетворен приговором, понимая при этом, что апелляция ровным счетом ничего не изменит, так как суд первой инстанции вынес именно тот приговор, который он обязан был вынести.

Ситуацию с правами человека в Китае характеризует и то, что полиция имеет право без всякого судебного решения и без всякого уголовного процесса лишить любого гражданина свободы на несколько лет. Эта процедура называется «перевоспитание трудом» (или «лаогай»).

Первоначально система перевоспитания трудом была разработана в качестве административной санкции в отношении мелких правонарушителей, тех, кто не подлежал уголовному преследованию. Принимаемая легко и быстро, эта санкция изначально противоречит понятию «права человека». Ее применяют не только в отношении, например, членов «Фалуньгун» (запрещенное религиозное течение), но и против всех тех, кто упорно отстаивает свои права.

Наказание в виде «перевоспитания трудом» не является судебным решением. Интернированные лица не являются преступниками. Это наказание выносится «комитетом, утверждающим решение о перевоспитании трудом», созданном при местном органе общественной безопасности, и оформляется официальным документом, исходящим из другого комитета, который называется «комитет по руководству процессом перевоспитания трудом».

Однако наказание в виде «лаогай» иной раз оказывается куда более тяжелым, чем уголовное наказание. Решение об отправке человека в лагерь может быть принято всего лишь за три дня. Можно лишь подать заявление о пересмотре принятого решения. Других средств правовой защиты в случае направления на «перевоспитание трудом» нет. Эти «преимущества» системы «лаогай» являются способом поддержания общественного порядка. Знаменитый китайский диссидент, лауреат Нобелевской премии Мира за 2010 год, Лю Сяобо в 1996 году был приговорен к трем годам «перевоспитания трудом» за то, что осмелился высказать свои политические убеждения.

Китайская правовая система является достаточно развитой, чтобы отменить эти лагеря «перевоспитания трудом». В статье 9 Международного пакта о гражданских и политических правах, подписанного китайским правительством, говорится: «Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть подвергнут произвольному аресту или содержанию под стражей. Никто не должен быть лишен свободы иначе, как на таких основаниях и в соответствии с такой процедурой, которые установлены законом».

Статья 37 Конституции КНР предусматривает, что свобода личности граждан Китая является «неприкосновенной». «Никто из граждан не может быть подвергнут аресту, иначе как с санкции или по постановлению народной прокуратуры, или по постановлению народного суда». А в законе, принятом в 2000 году, прямо говорится, что ограничения свободы могут быть установлены только на основании закона.

Оба же текста, которые регулируют систему «лаогай», ограничивают свободу граждан и предписывают внесудебную процедуру, но законами не являются. Юристы давно пришли к единому мнению о неконституционности и незаконности системы «лаогай». В обществе все чаще и чаще высказываются мнения об упразднении системы «перевоспитания трудом». С 2008 по 2012 год, когда органами общественной безопасности Чунцина руководил Ван Лицзюнь, процедура направления в «лаогай» широко использовалась как дополнительный метод в кампании по борьбе с мафией. Причем с многочисленными злоупотреблениями. Вся жестокость этой системы ярко демонстрирует нарушения прав человека и гражданина.

Во время, когда Бо Силай и Ван Лицзюнь были при власти, объектами этих санкций стали критики политической системы, интернет-авторы различных сатирических произведений, направленных против этих чиновников, а также те, кто позволил себе публичные комментарии на сайте микроблогов Weibo по поводу проводимой государственной политики или каких-то социальных событий. По подсчетам, в период между 2009 и 2011 годами органами общественной безопасности вынесено от 5000 до 6000 решений о направлении в «лаогай» сроком на один год. А если сюда прибавить еще тех, кому дали от одного до двух лет «лаогай», то число интернированных только в Чунцине достигает 10 000 человек. Эта цифра соответствует одной пятой от общего числа тех, кто содержится в лагерях по «перевоспитанию трудом» в Китае.

Видимо, китайским адвокатам, защищающим тех, кто лишь вел крамольные речи, в некоторых случаях, используя процедуру административного обжалования принятых с рядом нарушений комитетами решений о направлении в «лаогай», удалось способствовать отмене этих решений. Хорошо, что такие случаи уже есть, но их должно быть значительно больше.

Есть надежда, что новые китайские руководители смогут положить конец системе «перевоспитания трудом» (как это было сделано в 2003 году, когда были ликвидированы центры административного заключения), с тем чтобы фундаментальные права граждан были лучше защищены.

Китай: реформирование «лаогай»

В течение 2013 года Китай намерен реформировать систему исправительно-трудовых лагерей. Этот шаг станет первым этапом политических реформ, объявленных новым китайским лидером Си Цзиньпином.

Образованные в 1957 году, «лагеря для перевоспитания посредством труда» позволяют полиции отправлять в них неугодных лиц сроком до четырех лет без всякого судебного решения. Китайские власти регулярно подвергаются жесткой критике со стороны мирового сообщества за использование этой системы с целью заставить замолчать политических оппонентов.

В КНР насчитывается примерно 350 исправительно-трудовых лагерей, в которых находится 160 000 заключенных. Эти цифры, полученные из Бюро «по перевоспитанию трудом» Минюста КНР, озвучило государственное информационное агентство «Новости Китая» [ По данным различных правозащитных организаций, численность заключенных в ИТЛ превышает 260 000 человек. – Ред. ].

Известие о реформе этой внесудебной практики заключения в ИТЛ противоречит ранее появившимся сообщениям о том, что эта система будет окончательно упразднена. Информация об упразднении ИТЛ уже полностью удалена с интернет-сайтов средств массовой информации без объяснения причин.

«Китайское правительство начнет в этом году реформу спорной системы перевоспитания трудом. Это следует из решений Всекитайского совещания по вопросам работы органов юстиции и общественной безопасности», – сообщает информагентство «Новости Китая».

Ранее государственный телеканал CCTV объявил о ликвидации ИТЛ, разместив на своем сайте цитату из микроблога Мэн Цзяньчжу, недавно назначенного секретарем Политико-юридической комиссии Коммунистической партии Китая, а до этого назначения пять лет руководившего Министерством общественной безопасности КНР, которое ведает, в частности, системой исполнения наказаний.

«Использование системы перевоспитания посредством труда закончится к концу этого года, после того как это решение утвердит Постоянный комитет Всекитайского собрания народных представителей», – заявил Мэн Цзяньчжу.

Влиятельный информационный журнал Caixin также озвучил эти предложения Мэн Цзяньчжу, которые он высказал во время заседания Политико-юридической комиссии, им возглавляемую.

Мэн Цзяньчжу возглавил эту влиятельную комиссию, осуществляющую контроль за деятельностью всех правоохранительных органов КНР, после прошедшего в ноябре 2012 года XVIII съезда КПК, на котором сменилось руководство Компартии Китая.

На отправленный в Министерство юстиции агентством Reuters запрос ответа о подтверждении данной информации пока не получено.

Николас Беклин, сотрудник известной неправительственной организации Human Rights Watch, базирующейся в Вашингтоне, отмечает, что простая реформа, вместо полной и окончательной ликвидации системы ИТЛ, сможет лишь немного ограничить процедурные механизмы и сделать режим в ИТЛ, «например, немного мягче, чем при административном задержании».

Г-н Беклин полагает, что власти могут позволить обвиняемым пользоваться помощью защитников, например позволить участвовать в процессе адвокатам или юридическим консультантам.

Китайская пресса в особо несправедливых случаях отправки в исправительно-трудовые лагеря публикует критические статьи о системе ИТЛ. Это было продемонстрировано, например, в случае с Рен Цзянью, который позволил себе критику правительства.

Пресса также выступила в защиту Тан Хуэй. Эту женщину отправили в исправительно-трудовой лагерь в августе 2012 года за то, что она раскритиковала решение суда и потребовала, чтобы он вынес более суровое наказание в отношении нескольких мужчин, изнасиловавших ее дочь. Под давлением общественности она вскоре была освобождена из ИТЛ.

Тунис: в коридорах смерти

Хамма Хаммами – левый общественно-политический деятель Туниса, руководитель Коммунистической партии рабочих Туниса. Принимал активное участие в студенческом движении. Неоднократно арестовывался, в период с 1972 по 2002 год несколько раз приговаривался к тюремному заключению. Подвергался пыткам и содержался среди лиц, приговоренных к смертной казни. Последний раз был арестован 12 января 2011 года, после того как в интервью СМИ поддержал революционные события в Тунисе. Освобожден переходным правительством через три дня в рамках амнистии политзаключенных.

Хотя в Тунисе смертная казнь не применяется с 1991 года (объявлен мораторий), тем не менее ничто не мешает судам ее назначать. Новый президент Туниса Монсеф Марзуки, избранный в результате свержения режима Бен Али, бежавшего из страны, помиловал 122 человека и заменил им смертную казнь на пожизненное лишение свободы.

Хамма Хаммами свои воспоминания, посвященные пребыванию в «коридорах смерти», написал в 2008 году. Однако, по понятным причинам, они опубликованы лишь после свержения режима Бен Али.

Мы публикуем отрывки из этих воспоминаний.

«В октябре 1974 года я впервые попал к тем, кто был приговорен к смертной казни. Меня только что приговорили к восьми с половиной годам тюрьмы за участие в деятельности запрещенной организации ”Будущее Туниса”. Меня определили в камеру № 9 блока Е тюрьмы, которая называлась «9 апреля». Это был так называемый «дисциплинарный блок», в котором содержались приговоренные к смертной казни, нарушители тюремного режима, гомосексуалисты и политические заключенные. Думаю, что в глазах наших тюремщиков мы все являлись «отбросами общества». Этот блок Е представлял собой длинный темный коридор, грязный и плохо проветриваемый, в котором насчитывалось 18 камер [ Тюрьма «9 апреля» была разрушена в 2006 г.; заключенных и персонал перевели в тюрьму Морнагиа. ].

Камеры с первой по четвертую, располагавшиеся ближе всего к входу в блок, были в основном предназначены для смертников. Их можно было отличить по зеленому комбинезону, который, постепенно выгорая, становился бледно-голубым. Кормили их неплохо, они имели право на «двойную порцию». Но находились они в полной изоляции. Мало того? смертники были прикованы к своим нарам. Цепи с них снимались только на время прогулки и для принятия пищи. И прогулки, и приемы пищи проходили под неусыпным контролем охранников.

Как я уже сказал, изоляция у смертников была абсолютная. Никаких свиданий, даже с адвокатами, им не разрешалось. Не разрешалось писать не только письма, но и различные жалобы или заявления. В общем, смертники были полностью оторваны от внешнего мира. Не знали они и дату, когда приговор будет приведен в исполнение. Их родные тоже этого не знали. О том, что их казнят, они узнавали рано утром, на заре, когда администрация включала на всю мощь радио. Еще более жестоко по отношению к родственникам то, что тела казненных им не выдавались. Смертники были лишены права на достойное погребение, хоронили их тайно, на кладбище, примыкавшем к тюрьме, в специально отведенном месте.

Хаттаб был парнишкой из Меллассина, бедного и пользующегося дурной славой квартала города Туниса. Ему только что исполнилось 18 лет. Мы дружили с ним. Он находился в камере номер 4, а я – в камере номер 18. В то время, в 1974 году, уголовная ответственность наступала в 16 лет. Хоттабу же, когда он совершил преступление – убил свою мать, – было 16 с половиной. Отца у него не было, с матерью они жили вдвоем. У нее была связь с одним мужчиной. Тогда так делать было не принято. Окружающие подсмеивались над Хаттабом, отпускали в его адрес разные шуточки.

Однажды, придя домой, он совсем потерял голову и убил свою мать, а затем сжег ее. В газетах много писали об этом случае, который просто потряс людей. Было немало тех, кто умолял президента Бургибу помиловать его. Но в глазах президента, как и в глазах судей, убийство матери было непростительно. Они считали, что это самое жуткое, что можно совершить. В общем, власти ждали, когда ему исполнится 18 лет, чтобы отправить его на виселицу.

Хаттаб знал, что в любой момент его могут казнить, и он с этим смирился. Однажды охранники вдруг занервничали, и мы все поняли, что его конец близок. Ему дали таблетки, транквилизаторы, а где-то в час или два ночи вывели в коридор и на двери его камеры нарисовали большой черный крест. Когда Хаттаб понял, что ему пришел конец, его последние слова были адресованы мне. Он закричал на весь коридор: «Прощай, Аббес!» Аббес – это имя, которое я взял, когда скрывался от властей. Этим именем меня называли и сокамерники.

17 апреля 1980 года двери камер тюрьмы оставались закрытыми до 11 часов утра, тогда как обычно они открываются в 5.30 или в 6 часов. В это время начинается прогулка. Это был четверг, день, когда можно принять душ. Атмосфера была мрачной, а наши охранники – в ярости. Им пришлось присутствовать сразу на нескольких казнях: казнили Ахмеда Эль Мергхэни и 12 других членов вооруженной группы, прибывшей из Ливии. 27 января 1980 года они атаковали город Гафса. За это Суд государственной безопасности приговорил их всех к смертной казни.

Виселицу возвели накануне, во дворе, рядом с блоком Т. В Тунисе все казни происходили в одном месте, на одной виселице и, соответственно, палач был один. Его звали Хмед, это был тщедушный циничный мужчина среднего возраста. «На гражданке» он работал контролером в автобусе. В его семье профессия палача была наследственной, переходила от отца к сыну еще со времен беев, со Cредневековья.

Казалось, что казнь будет продолжаться бесконечно. Приговоренных к смерти вытаскивали по одному из их камер. А Хмед без умолку тараторил. С какой-то детской и одновременно садистской радостью он рассказывал охранникам, которые обязаны были при этом всем присутствовать, что ему вскорости должны привезти новую виселицу, прямо из Бельгии. Повесив седьмого заключенного, Хмед попросил сделать перерыв и заказал себе огромный бутерброд, чтобы восстановить силы. Наскоро его проглотив, он вновь принялся за «работу». Когда мы наконец к 11 часам утра вышли из своих камер, нас сразу же отвели прямиком в душ. Проходя через раздевалку, я заметил целую кучу сложенной одежды зеленого цвета. Это была одежда тринадцати повешенных…

Осужденные к смертной казни, как правило, не являются какими-то криминальными авторитетами. По большей части это бедные, необразованные люди, выходцы из низов. Это люди, потерявшие контроль над своими мыслями и поступками, которые действовали в порыве страсти или из страха. В основном это мужчины в возрасте от 30 до 45 лет.

В тюрьму Надхор, в которой содержались осужденные за тяжкие преступления, я попал на два месяца. Среди нас было двое приговоренных к смерти – Фуэд Дебба и Ам Кхилфа. Это было в 1994 году, а им исполнилось, соответственно, 28 и 53 года. Фуэд Дебба был арестован в 1988 году, а в 1992-м – приговорен к смертной казни за мерзкое, отвратительное преступление. Ам Кхилфа когда-то работал шахтером, в 1993 году он был приговорен к смерти за преступление, совершенное под влиянием любовной страсти.

Они оба находились в камерах, каждая из которых была размером 2 на 3 метра. Жили они в постоянном страхе, были полностью раздавлены и физически, и морально, не могли заснуть и все ночи напролет читали Коран. Не могу даже вообразить, что с ними теперь. Двадцать лет не иметь никаких вестей от семей, не иметь возможности послать весточку, двадцать лет ожидать исполнения приговора – наказания, которое никогда не будет исполнено.

Наше правосудие безжалостно к бедным и снисходительно к выходцам из обеспеченных семей. В начале 80-х годов прошлого века сын известного врача-кардиолога Ахмеда Кааби совершил большую ошибку и принял участие в ограблении автозаправочной станции. Закончилось все очень плохо. Заправщик умер в результате ранения пулей.

Парень и его друзья, все несовершеннолетние, были арестованы. Им было предъявлено обвинение в умышленном убийстве. Если сравнивать это с «делом Хаттаба», то их тоже должны были приговорить к смертной казни. Ну и чем все закончилось? Парламент тут же проголосовал за закон, повышающий возраст уголовной ответственности до 18 лет. Суд принял во внимание несовершеннолетие этих ребят и назначил им по 10 лет лишения свободы. Даже наши тюремные охранники, которые не были ни марксистами, ни мягкотелыми, и те были возмущены…

Режим, установленный для смертников, был абсолютно бесчеловечный, недостойный страны, которая называет себя цивилизованной. В 2002 году, во время моего последнего пребывания в тюрьме «9 апреля», там находилось примерно 45 человек, приговоренных к смертной казни. Из них лишь пятеро или четверо были в полном рассудке. Остальные, толстые или, наоборот, худые донельзя, страдали психическими заболеваниями. Лица у всех у них были деформированы тиком. Их пичкали медикаментами, в основном «артаном» [ Препарат для лечения паркинсонизма. ] или «валиумом» [ Широко используемое успокаивающее и противотревожное лекарство. ]. Некоторые из них уже не отличали день от ночи. Кое-кто потерял дар речи. Один из них беспрерывно повторял ”доброе утро”. Они жили в абсолютном незнании своей дальнейшей судьбы.

Формально смертная казнь не была запрещена, ее исполнение просто было приостановлено. Приведение приговоров в исполнение могло быть возобновлено в любой момент. И эта ситуация провоцировала среди смертников крайнее напряжение. Их наказание превратилось в пожизненную изоляцию.

В 1998–1999 годах среди них прокатилась волна протестов. Смертники просили гуманизировать условия содержания. Эти протесты длились несколько месяцев. Одни наносили себе повреждения, другие объявляли голодовки, были и попытки самоубийства. Им удалось все-таки добиться небольшого смягчения режима содержания. Так, было разрешено проживать в камерах по 3–4 человека, а ведь раньше они содержались в абсолютной изоляции. Им разрешили смотреть телевизор. Ежемесячно смертникам стали давать 25 динаров, чтобы они могли купить какую-то еду, сигареты или предметы первой необходимости в тюремном магазине. Но, как и прежде, им не разрешалось иметь никаких контактов со свободой, получать или отправлять вести родственникам. Они остались жить, погребенными заживо».

(Продолжение следует).

Составил и перевел Юрий Александров, альманах НЕВОЛЯ