«Уничтожить без следа…» Какие улики заметал Свердлов, приказав немедленно расстрелять Фанни Капла
От успеха покушения на Ленина реально мог выиграть лишь один человек – Яков Михайлович Свердлов, в мгновение ока превращавшийся в единоличного диктатора страны. 4 сентября 1918 года газета «Известия» поместила краткое сообщение: «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».
С Лубянки в Кремль
В книге «Записки коменданта Московского Кремля», вышедшей в 1959 году, Мальков представил свою версию того, как это было. Через день или два после покушения на Ленина – точную дату экс-комендант Кремля как бы «не помнит» – его вызвал к себе Варлам Александрович Аванесов, один из самых доверенных людей Свердлова, секретарь ВЦИК. Ему Мальков тогда и подчинялся: «Ему я докладывал обо всех текущих делах, от него получал большинство практических указаний и распоряжений». Вот и в этот раз от Аванесова (то есть реально от Свердлова) последовало «практическое указание»: «Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь её здесь, в Кремле, под надёжной охраной».
«Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привёз её в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решёткой окно находилось метрах в трёх-четырёх от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключённой. Часовых я отобрал лично и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в неё пулю из своего карабина».
И тогда, и сейчас всё это выглядело довольно странно: для чего Свердлову вдруг понадобилось изымать Каплан с Лубянки? О какой-либо большей «надёжности» подвалов Кремля по сравнению с лубянскими говорить не приходится, равно как о преимуществах кремлёвских стрелков перед чекистами: там латыши и тут латыши.
Правда, в одном случае это латыши товарища Дзержинского, а другом – товарища Свердлова. А вот Железного Феликса не было на Лубянке именно в тот день, когда оттуда изымали гражданку Каплан. Его вообще тогда не было в Москве. 30 августа 1918 года в Петрограде был застрелен руководитель тамошней ЧК Урицкий.
И «по указанию В.И. Ленина, Дзержинский, – сообщает нам его официальная биография, – немедленно отправился в Петроград для выяснения обстоятельств преступления». А уже там «его застало ещё более страшное известие: враги совершили злодейское покушение на В.И. Ленина, жизнь революции в опасности». И уже 31 августа «Ф.Э. Дзержинский выезжает из Петрограда в Москву в связи с тяжёлым ранением В.И. Ленина террористкой Ф. Каплан».
Выехать-то то он выехал, да вот когда приехал, то уже никакой Каплан в ЧК не было, забрал её товарищ Свердлов, не дав чекистам времени ни на допросы, ни на расследование. Но самое главное – не подпустив близко к «террористке Ф. Каплан» самого Железного Феликса – для того, может, всё и делалось… Потому и выходит, что были между этими товарищами по партии некие «несовпадения». И очень серьёзные, раз уж председатель ВЦИК (и фактически глава государства – раненый Ленин не у дел) самолично организовал всё так, чтобы ни в коем разе не допустить к этой женщине председателя ВЧК. Наверняка именно поэтому комендант Кремля и «не помнит» точную дату вывоза Каплан, хотя во всех прочих случаях забывчивостью точно не страдал.
Исполнительница террористического акта стала одним из хрестоматийных образов «гидры контрреволюции». Однако сегодня историки имеют серьезные основания утверждать, что на самом деле Фани Каплан в Ленина не стреляла…
«Хоронить не будем…»
«Прошёл ещё день-два, – Мальков опять демонстрирует свою «слабую память», – вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову». «Расстрел человека, особенно женщины, – пишет он, – дело нелёгкое. Это тяжёлая, очень тяжёлая обязанность, но никогда мне не приходилось исполнять столь справедливый приговор, как теперь».
Впрочем, его это явно не смутило, равно как и совершенно несусветная спешка с расстрелом. Как не удивило, что исполнение «постановления ВЧК» поручили не собственно чекистам, уже успевшим за первые месяцы советской власти изрядно набить руку в этом ремесле, а именно ему, коменданту Кремля – совсем не по профилю. Кстати, никакая коллегия ВЧК вообще ничего не могла приказать коменданту Кремля: у Малькова непосредственные начальники были свои, рангом куда выше всей коллегии ВЧК вместе взятой. Опять же, какой смысл был тогда вывозить Каплан с Лубянки, чтобы расстрелять в Кремле? Не проще ли было застрелить её прямо там? Но реакция Малькова лаконична:
« – Когда? – коротко спросил я Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.
– Сегодня. Немедленно. – И, минуту помолчав: – Где, думаешь, лучше?
Мгновение поразмыслив, я ответил:
– Пожалуй, во дворе Авто-Боевого отряда, в тупике.
– Согласен.
– Где закопаем?
Аванесов задумался.
– Это мы не предусмотрели. Надо спросить Якова Михайловича…»
Вот и настоящий автор «постановления ВЧК»! Пресловутое постановление, кстати, никто и никогда в глаза не видел: ни в одном архиве нет и намёка на такой документ, даже в протоколах коллегии ВЧК он не зафиксирован.
«Мы вместе вышли от Аванесова и направились к Якову Михайловичу, оказавшемуся, к счастью, у себя. В приёмной сидело несколько человек, кто-то был у него в кабинете. Мы вошли. Варлам Александрович шепнул Якову Михайловичу несколько слов, Яков Михайлович молча кивнул, быстро закончил беседу с находившимся у него товарищем, и мы остались одни. Варлам Александрович повторил Якову Михайловичу мой вопрос: где хоронить Каплан? Яков Михайлович глянул на Аванесова, на меня. Медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперёд, жёстко, раздельно произнёс:
– Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа…»
Прямо-таки мафиозные разборки, концы в воду!
«Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я отправился вместе с ними в Авто-Боевой отряд, помещавшийся как раз напротив Детской половины Большого дворца.
Во двор Авто-Боевого отряда вели широкие сводчатые ворота. Этот двор, узкий и длинный, со всех сторон замыкали высокие, массивные здания, в нижних этажах которых находились обширные боксы, где стояли машины. Налево от ворот двор кончался небольшим, чуть изогнутым тупичком. Я велел начальнику Авто-Боевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув её радиатором к воротам. Поставив в воротах двух латышей и не велев им никого впускать, я отправился за Каплан. Через несколько минут я уже вводил её во двор Авто-Боевого отряда».
Как-то оно у Малькова всё слишком отработано – для первого раза, да ещё и в Кремле. Но, оказалось, не столь уж и хорошо: стройный план кремлёвскому палачу ломает один известный пролетарский… поэт: «К моему неудовольствию, – пишет Мальков, – я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Авто-Боевым отрядом, и по лестнице чёрного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор.
Увидев меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чём дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем…» Каким уж там особо неудобным свидетелем мог быть Демьян Бедный, не совсем ясно. Революционный поэт и понятия не имел, что в кремлёвском подвале кто-то содержится, как выглядела настоящая Каплан, и подавно не знал, так что мог лицезреть лишь, как комендант Кремля собирается застрелить какую-то женщину. Впрочем, ведь и сам Мальков никакой Каплан раньше тоже в глаза не видел…
«– К машине! – подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.
Судорожно передёрнув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой… Я поднял пистолет… Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская крючок, как не дрогнула она тогда».
Демьянова бочка
А как же останки? Писатель Юрий Давыдов, ссылаясь на устное свидетельство Демьяна Бедного, написал в 1989 году: «…Труп Фанни Каплан, облитый бензином, жарко пылал в железной бочке, стоявшей в сумрачном углу Александровского сада. Кремацию организовал матрос, комендант Кремля П.Д. Мальков. Пособлял ему случившийся рядом пролетарский стихотворец Демьян Бедный…» Насчёт Александровского сада писатель, конечно, загнул: всё равно как на улице жечь! Если уж жгли, то наверняка в самой глубине кремлёвских закоулков, а то и вовсе вывезли за город.
Кстати, из всех последующих переизданий мемуаров Малькова сцену получения указаний непосредственно от Свердлова изъяли, заодно убрали эпизод непосредственной подготовки расстрела в Кремле и присутствия при расстреле Демьяна Бедного.
Можно предположить, что все эти подчистки, как и странная забывчивость коменданта Кремля, по мнению ряда исследователей (например, Юрия Фельштинского), объясняются просто: на самом деле, тов. Свердлов, прервав допросы Каплан, забрал её в Кремль – самое позднее, в ночь на 1 сентября – только для того, чтобы тут же её расстрелять. Стремительная, поистине лихорадочная поспешность, с которой тов. Свердлов уничтожил эту женщину, явно спеша обтяпать всё до приезда Дзержинского, не имеет никаких внятных и разумных объяснений и по сей день. Кроме одного: обрубание концов. Если это не заметание улик, то – что?
Что тщился скрыть Яков Михайлович, учинив убийство с немедленной кремацией прямо в Кремле? Чем могла быть опасна – лично ему – некая Каплан (если это вообще была она)? Видимо, ответ на эти вопросы можно получить, лишь ответив на целый ряд других. Например, почему 30 августа 1918 года Ленина привезли выступать на завод Михельсона с огромным опозданием, практически ночью, в темноте, облегчив, тем самым «работу» потенциальным террористам. (За организацию того выступления отвечал именно Свердлов.) Почему Ленин на этом выступлении вдруг оказался без положенной охраны, хотя раньше она всегда выделялась?
На этот раз с оружием оказался лишь его шофёр Гиль. Почему тому же Гилю и ещё нескольким свидетелям так и не устроили очной ставки с Каплан, вроде бы взятой на месте покушения? Чем объяснить ту нестыковку, что пули, извлечённые из тела Ленина, выпущены не из того оружия, которое якобы было у Каплан? И как, наконец, объяснить то, что знаменитое обращение ВЦИК, предвещавшее (и обещавшее) грядущий массовый террор, – «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина…» – оказалось написано Свердловым за несколько часов до покушения?!
Остаётся лишь заметить, что от успеха покушения на Ленина реально мог выиграть лишь один человек – Яков Михайлович Свердлов, в мгновение ока превращавшийся в единоличного диктатора страны.
Источник: Совершенно Секретно
Tweet
