Коррупция при Сталине была. «Дело Мокичева»

Размах коррупции в России вызывает у некоторых ностальгию: при Сталине, говорят они, такого не было. Было. Просто публично об этом, как правило, не говорили. Человек, занятый строительством дачи в разгар Великой Отечественной войны, оставался в высоком кресле долгие годы…

Все подробности оседали в «персональных делах», многие из которых до сих пор засекречены. С одного из таких дел гриф «секретно» снят только что. Автор этих строк стал первым журналистом, получившим к нему доступ. Речь о человеке, который более 10 лет занимал должность заместителя, а потом первого заместителя Генерального прокурора СССР. Звали его Константин Андреевич Мокичев.

Первый звонок и плечо друга

Константин Мокичев, 1953 год

 Фото из архива автора

Константин Мокичев был в прокуратуре человеком уважаемым. Попал он туда еще в марте 1941 года, последовательно занимая должности заместителя трех глав Прокуратуры СССР – Бочкова, Горшенина и Сафонова. Уже в 1943 году он стал государственным советником юстиции I класса и позднее был награжден двумя орденами Ленина. И вот в таком, казалось бы, безупречном человеке вдруг засомневалось партийное руководство. А началось все это с обычной анонимки, посланной на имя секретаря и начальника Управления кадров ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова в первой половине 1946 года…

Из анонимного письма «О фактах неправильных действий со стороны т. Мокичева»:

«В трудные годы Отечественной войны Мокичев построил на ст. Малаховка дачу-особняк, оборудованную всевозможными удобствами, с большим количеством комнат и подсобными помещениями, стоимостью почти миллион рублей.

Квартира Мокичева в Москве обставлена недавно приобретенной за большие деньги обстановкой, купленной в комиссионных магазинах. Ценности, дорогие меха, золотые украшения, – все это получает жена Мокичева.

Откуда все эти богатства? Мокичев незаконно строил дачу трудом заключенных, при помощи директора подсобного хозяйства Прокуратуры СССР и начальника лагеря з/к при подсобном хозяйстве. Подбирались и оставлялись осужденные специалисты по строительству домов, которых заставляли строить особняк Мокичева.

При бесплатном труде материалы приобретались по рыночной стоимости за большие деньги. Крупные деньги у Мокичева – результат систематической дачи Мокичевым незаконных указаний по гражданским делам.

Мокичев незаконно получает несколько полных ставок, например, ставки зам. прокурора и зав. кафедрой ВЮЗИ (Всесоюзный юридический заочный институт. – Ред.). Одновременно получает два литерных снабжения.

Работники торговой сети, рядовые артистки, подруги жены Мокичева – вот клиентура зам. прокурора, являющегося вместе с ныне снятым зам. прокурора Шаховским – рассадником взяточничества в органах прокуратуры».

Конечно, письмо было анонимным, но осведомленность автора о делах заместителя генерального прокурора, его имуществе и связях показывает, что писал его человек весьма информированный. Скорее всего, именно по этой причине послание рассматривалось вообще. Схема реагирования высших партийных органов в данном случае оказалась традиционной: Георгий Маленков переслал документ Матвею Шкирятову, заместителю председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).

Но как раз в это время Маленкова сняли с поста секретаря ЦК и отправили руководить спецкомитетом (назначили председателем Совета по радиолокации ГКО, известного как спецкомитет № 3; затем руководителем спецкомитета № 2 – по развитию ракетной техники. – Ред.). Поэтому дело положили в долгий ящик. Практически не проводя расследования, Шкирятов 21 декабря 1946 года отправил письмо с визой Маленкова «для проверки» Генеральному прокурору СССР Константину Горшенину.

Результат «проверки» предугадать было несложно: Горшенин и Мокичев были довольно близки. Они познакомились в 1937 году, когда Мокичев был директором Московского юридического института, а будущий генпрокурор – начальником управления учебных заведений Наркомата юстиции СССР. Поэтому генеральный прокурор охотно подставил свое мощное плечо, чтобы помочь другу и коллеге. Ответ Константина Горшенина партийным контролерам был весьма и весьма лаконичным: «1. По поводу дачи проведена проверка. Дача построена до войны. 2. По другим вопросам конкретных данных не добыто».

Судя по всему, никаких «конкретных данных» никто в прокуратуре «добывать» и не собирался. Это подтверждают сотни страниц материалов Комиссии (а потом Комитета) партийного контроля по «делу Мокичева». Но тогда, в 1946 году, заместителю Генерального прокурора СССР удалось избежать партийных санкций.

Через полтора года (в июле 1948 года Маленков снова стал секретарем ЦК ВКП(б)) события вокруг Мокичева стали разворачиваться с новой силой. К Маленкову поступило заявление (без подписи), «в котором сообщаются компрометирующие данные на заместителя Генерального прокурора СССР т. Мокичева». И вот тогда началось настоящее расследование Комиссии партийного контроля с созданием следственных бригад, проведением тотальных проверок и опросом свидетелей. Длился этот процесс более трех лет, в течение которых Мокичев из простого заместителя стал первым заместителем Генерального прокурора СССР (1948 год), а также одно время исполнял обязанности генпрокурора и даже вел дело бывшего министра госбезопасности СССР Виктора Абакумова, докладывая о его ходе лично товарищу Сталину.

Регистрационный бланк члена КПСС

Фото из архива автора

Близость к телу

Как и положено крупному советскому руководителю, товарищ Мокичев проявлял неустанную заботу о простых людях. Но почему-то именно о тех, которые обслуживали его лично. Например, шофер, который возил заместителя Генерального прокурора СССР, побил все рекорды по нарушениям правил. Шеф регулярно выручал его из сложных ситуаций.

В письме Административного отдела ЦК ВКП(б), направленном секретарю ЦК Георгию Маленкову, приведены данные о нескольких историях, связанных с упомянутым номенклатурным водителем. Первая из них – самая тяжелая. «В 1945 году шофер Прокуратуры СССР Евдокимов, обслуживающий

т. Мокичева, нарушив правила уличного движения, задавил автомашиной женщину, за что был осужден к 2 годам лишения свободы. Отбыв по приговору 7 месяцев лишения свободы в подсобном хозяйстве Прокуратуры СССР, Евдокимов по протесту т. Мокичева был освобожден из-под стражи с заменой неотбытого срока условным наказанием». Любопытна аргументация, которая использовалась заместителем генпрокурора при подготовке протеста.

Главным обстоятельством, на основании которого был освобожден шофер, стало то, что он только-только получил новый автомобиль «Мерседес», который оказался «спортивным автомобилем» и имел, соответственно, увеличенную мощность, был более приемистым. Ну а поскольку Евдокимов не привык еще к нраву этого авто, то он и сбил насмерть женщину, переходившую дорогу.

Снова цитируем письмо Административного отдела ЦК ВКП(б) Маленкову: «Вскоре после освобождения из-под стражи Евдокимов вновь стал шофером персональной автомашины т. Мокичева и работал с ним до 1951 года».

В деле Мокичева есть еще один любопытный документ, касающийся его шофера. В письме начальника ГАИ управления милиции Московской области, направленном на имя Мокичева, сообщалось: «Госавтоинспекция Управления милиции УМГБ МО сообщает, удостоверение шофера и вкладной талон к нему у водителя были изъяты за неоднократные нарушения правил движения.

Так: 26 сентября 1949 года на Ярославском шоссе произвел обгон впереди идущего транспорта с правой стороны. 8 октября 1949 года допустил движение с превышенной скоростью на перекрестке. 19 октября 1949 года управлял автомашиной в степени опьянения и произвел обгон на перекрестке». В общем, водителя лишили прав на полгода. После вмешательства Мокичева наказание было изменено, права вернули и подвергли его подопечного штрафу в 100 рублей…

Принял прокурор участие и в судьбе некоего осужденного в 1942 году гражданина Кепеша, который трудился на разных работах на его личной даче. Работал, видимо, хорошо, поскольку в 1946 году по протесту заместителя Генпрокурора СССР от дальнейшего наказания был освобожден.

Когда заместителя генпрокурора допрашивали в Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, он покаялся: «Тов. Мокичев признает, что его действия по делам: Кепеша и Евдокимова являются «неправильными, ошибочными». Он считает, что в отношении Евдокимова он «допустил ненужную снисходительность и не разобрался в нем». После этих «признаний», сделанных в 1950 году, первый заместитель Генерального прокурора СССР продолжает еще почти три года работать в занимаемой должности!

Компромат есть – решений нет

Практически все компрометирующие сведения, которые приводились в анонимных письмах в ЦК ВКП(б) «О неправильном поведении т. Мокичева», подтвердились. С января 1944 года за ним имелась большая задолженность по подотчетным суммам, которую прокурор покрыл после опубликования постановления Совмина СССР и ЦК ВКП(б) о проведении денежной реформы, но «деньгами старого образца», то есть заплатил ровно в 10 раз меньше, чем был должен. А должен он был (в ценах 1947 года) столько, сколько зарабатывал средний советский гражданин за 10 лет.

Кстати, свою дачу он действительно строил во время войны. В 1944 году он без разрешения генпрокурора взял фондируемые стройматериалы (это было серьезным должностным преступлением), а также использовал труд заключенных «для восстановления забора на своей даче».

Подтвердилось и то, что в течение многих лет Мокичев, вопреки закону, получал зарплату и как заместитель генпрокурора и как завкафедрой ВЮЗИ. В деле есть документ из института, датированный 15 мая 1952 года, в котором отмечено, что Мокичев Константин Андреевич, заведующий кафедрой теории и истории государства и права, «приказом от 12 мая 1951 г. переведен на полставки, до этого состоял на полной ставке». Между прочим, почти 10 лет…

В деле Мокичева нет прямых доказательств того, что он брал крупные суммы за вынесение «неправильных решений» по коррупционноемким делам. Но в документах Адмотдела ЦК приводятся многочисленные цифры и факты, показывающие беспрецедентную активность Константина Мокичева в принесении «необоснованных протестов по гражданским и уголовным делам».

В письме на имя Маленкова, подготовленном по результатам расследования Комиссии партийного контроля (июль 1951 года), говорится: «В ряде случаев т. Мокичев в своих протестах необоснованно настаивал на снижении наказания злостным расхитителям социалистической собственности и спекулянтам, правильно осужденным судами. По отдельным делам в ущерб интересам государства,

т. Мокичев в своих протестах брал под защиту частнособственнические, рваческие элементы». В деле приводятся несколько примеров того, как Верховный суд СССР отклонял протесты Мокичева. Это были дела о незаконном получении вознаграждения и зарплат, по жилищным вопросам, об осуществлении незаконной коммерческой деятельности и пр.

Списка грехов Мокичева, которые приводятся в деле, хватило бы для того, чтобы не просто снять с работы, но и осудить к серьезным реальным срокам десяток чиновников. Но Мокичев держался.

В июле 1951 года (через пять лет после начала расследования) заведующий Административным отделом ЦК ВКП(б) генерал-лейтенант Григорий Громов подписывает письмо на имя секретаря ЦК Георгия Маленкова. Резолютивная часть его звучит так: «Административный отдел ЦК ВКП(б) вносит предложение освободить т. Мокичева К.А. от должности заместителя Генерального прокурора СССР. Проект постановления ЦК ВКП(б) прилагается».

В проекте (он лег в основу решения, которое было принято в мае 1952 года) говорилось: «За антигосударственное отношение к своим служебным обязанностям и нарушения советских законов при рассмотрении судебных дел исключить т. Мокичева К.А. из членов ВКП(б). Снять т. Мокичева с должности заместителя Генерального прокурора СССР и запретить ему работать в органах прокуратуры». Обычно за такими постановлениями следовали судебные процессы и «посадки». Но только не в случае товарища Мокичева.

Взлеты и падения

Итак, в 1952 году Мокичев был отправлен в отставку со своего поста, исключен из рядов ВКП(б). Выяснить, чем он занимался в опале, было крайне сложно. Его официальная биография об этом умалчивала. Пришлось разыскивать учетно-партийные документы. Выяснилось, что первый заместитель Генерального прокурора СССР с мая по сентябрь 1952-го продолжал работать профессором в ВЮЗИ, а вот затем его «опустили» по-настоящему. И стал бывший первый

заместитель генпрокурора юрисконсультом Московского пивоваренного завода. Через пару месяцев он «поднялся» до заведующего юридическим отделом Центральной базы Главобувьсбыта. Вот что сам он писал об этих событиях в автобиографии, которую нам удалось обнаружить в удаленном от Москвы подземном хранилище партийных документов: «В мае 1952 года с работы зам. Генерального прокурора был снят с исключением из рядов партии решением ЦК ВКП(б)… В мае месяце 1953 года решением Секретариата ЦК ВКП(б) дело мое было пересмотрено и я был восстановлен в партии без всяких взысканий». Упомянув о работе во время «опалы» в ВЮЗИ и на базе Главобувьсбыта, товарищ Мокичев историю со своим юрисконсульством на пивзаводе почему-то опустил…

В 1954 году Константин Мокичев становится директором (потом ректором) ВЮЗИ на целых пятнадцать лет. В 1969 году в возрасте 67 лет он был освобожден от ректорства, причем не по своей воле: партком вуза обратился в ЦК, обвиняя ректора в том, что он «единолично руководит вузом», не учитывая мнения партийной организации. Заведующим кафедрой его тем не менее оставили…

18 мая 1972 года в Харькове должно было торжественно отмечаться 35-летие местного юридического института. В качестве почетного гостя был приглашен и Константин Мокичев. Он собирался ехать 17 мая вечерним поездом, но сначала задержался на другом банкете, а потом (ему уже поменяли билет на более позднее время) решил отоспаться и лететь самолетом. В девять утра Мокичев уже был в аэропорту Внуково и вместе с двумя болгарскими генералами был проведен в переднюю часть первого салона самолета Ан-10А, где находились специальные пассажирские купе с удобными двух- и трехместными диванами.

Это был своего рода советский «бизнес-класс» для привилегированных пассажиров. Любопытный факт: накануне именно на этом самолете и именно в одном из двух «бизнес-купе» прилетел в Москву на согласование новой должности первый секретарь Харьковского обкома Григорий Ващенко (он стал первым зампредом Совмина Украины).

Самолет стоял на взлетной полосе готовый к вылету, а потом 111 пассажиров и экипаж увидели, как снова подается трап и в салон проходит и садится на место

№ 13 симпатичный молодой человек. Его, в отличие от бывшего зампрокурора, в лицо знали все советские пассажиры. Это был Виктор Чистяков, популярнейший в то время артист эстрады, работавший в жанре пародии и прославившийся исключительной способностью имитировать любые голоса, как певцов, так и певиц. Его в самолете ждали музыканты Льва Лещенко, которые в свободное от основной работы время «подыгрывали» Чистякову. Сам же Лев Лещенко тоже мог оказаться в этом самолете. Но поэт Лев Ошанин попросил его принять участие в телевизионных съемках своего юбилейного вечера, которые были назначены на 19 мая. Это спасло певца от верной гибели.

Ан-10А не долетел до Харькова 20 километров. При снижении на высоте 1700 метров в 11 часов 53 минуты, как отмечалось в заключении правительственной комиссии, произошло «разрушение центроплана крыла», в течение нескольких секунд от крыла отделились двигатели, а потом и само крыло отделилось от фюзеляжа. Самолет рухнул на землю, и все 122 человека, находившиеся в нем, в том числе и Константин Мокичев, погибли.

Несмотря на то что комиссия признала наличие конструктивных недостатков у самолета, которые способствовали развитию усталости металла, представителей конструкторского бюро Антонова к ответственности решили не привлекать, но эксплуатацию Ан-10А запретить. Говорят, что, узнав об этом событии, Генеральный прокурор СССР Роман Руденко (а именно он по рекомендации ЦК сменил Константина Мокичева на посту заместителя Генпрокурора СССР в 1952 году) сказал: «Да, такие люди своей смертью не умирают»…

***

Редакция благодарит сотрудников Российского государственного архива социально-политической истории и лично Валерия Николаевича Шепелева и Ирину Васильевну Бондаренко за помощь в подготовке материала.

Автор: Алексей БОГОМОЛОВ, «Совершенно секретно», No.7/290