Душное лето Пражской весны
Исполнилось 40 лет с тех пор, как в ночь на 21 августа 1968 года на территорию Чехословакии вошли войска Советского Союза, Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии. Основной силой вторжения были советские войска – около полумиллиона солдат и офицеров и пять тысяч танков. Столь массированной и стремительно развернувшейся войсковой операции Европа не знала со времени окончания второй мировой войны.Сейчас некоторые сравнивают события тех дней с тем, что только что произошло на Кавказе. Однако на днях чешский президент Вацлав Клаус в интервью сразу нескольким чешским СМИ напомнил, что тогда «Чехословакия не атаковала Подкарпатскую Русь, вторжение не было ответом на некую нашу агрессию. А Дубчек — это не Саакашвили. Это невозможно сравнивать». (Александр Дубчек — опытный политик, партийный деятель Чехословакии). Чешский президент подчеркнул, что не собирается плыть «на модной волне, когда говорят о золотой Грузии и плохой России»: «Это упрощенный взгляд на мир…»
Еще в середине 1960-х годов в тогдашней ЧССР появились необычные для остального социалистического лагеря течения общественной, политической и экономической мысли. Либеральная чехословацкая интеллигенция посчитала, что предлагаемые реформы усовершенствуют политический режим и придадут социализму «человеческое лицо». В первой половине 1968 года эти течения набрали такую силу, что коммунистические руководители не только Чехословакии, но и соседних «братских социалистических стран» увидели в этом угрозу своим устоям. Расцвет плюрализма в Чехословакии получил название «Пражская весна». Военное вторжение союзников на территорию Чехословакии означало удушение Пражской весны и реставрацию жесткого однопартийного правления. За участие в общественных дискуссиях, за высказывание сомнений в правильности коммунистического режима тысячи людей были сосланы в отдаленные города и деревни, многие руководящие работники стали сельскими бухгалтерами, заведующими клубами, сторожами.
Вторжение иностранных войск ознаменовало начало двадцатилетнего периода, вошедшего в историю под названием «нормализация». Все, что происходило в Чехословакии, не только согласовывалось с Москвой, но и находилось под надзором советских армейских генералов, сотрудников КГБ, сотрудничавших с ними чехословацких функционеров и местных секретных осведомителей. Была построена вертикаль, которая пронзила все общество с самого верха — с Пражского града, где была введена отчетность высшего руководства страны перед Кремлем, до далекой сельской школы, где предписывалось обязательное изучение русского языка.
Как оценивать вторжение августа 1968 года, которое в Москве многие называли тогда (а старые военные называют и сейчас) необходимым шагом для сохранения единства «социалистического содружества»? Одни считают это трагической ошибкой, которая на долгие годы испортила отношения между народами Чехословакии и России. Другие — военным мероприятием, которое позволило не допустить третьей мировой войны. (Москва опасалась, что внутренней нестабильностью в Чехословакии воспользуются страны НАТО, войска которых проявляли в те дни подозрительную активность у границ Чехословакии). Третьи считают ввод войск катастрофической глупостью, которая похоронила «социалистический эксперимент», не оставив шансов на его успех, — после ввода танков говорить о свободном общественном развитии не приходилось. В Чехии (1 января 1993 года Чехословакия мирно разделилась на два государства — Чехию и Словакию) сейчас многие сходятся на последней оценке: «катастрофическая глупость».
С тем, что для вторжения советских войск в Чехословакию не было больших оснований, согласен и известный российский историк Рудольф ПИХОЯ, исследовавший историю вторжения. В интервью «Времени новостей» он на днях изложил доводы в пользу своей версии:
— Первое. Для оккупации Чехословакии не было никаких правовых оснований. Это решалось не в рамках нормальной дипломатической практики, а как «политический» вопрос. Ведь чехи никого не оккупировали, никаких конфликтов ни с кем не имели. Военного вмешательства не требовалось. Это был вопрос чисто партийный.
Второе. Особенность августовских событий 1968 года в том, что конфликт между Москвой и Прагой разразился в условиях блоковой дипломатии. Советский Союз тщательно согласовал ввод войск Организации Варшавского договора с Соединенными Штатами Америки. 22 июня 1968 года наш посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин встретился с госсекретарем США Дином Раском, который сказал Добрынину, что США проявят сдержанность в связи с событиями в Чехословакии. США не намерены были вмешиваться в эти события. Это и было проявлением блоковой политики. Вашингтон считал, что это дело самих чехов и словаков и стран Организации Варшавского договора.
Третье. Август 1968 года — это не советско-чехословацкий конфликт. Это надо сказать со всей ясностью. Надо учитывать роль польского лидера Владислава Гомулки, венгерского — Яноша Кадара, болгарского — Тодора Живкова, руководителя ГДР Вальтера Ульбрихта. Ведь Янош Кадар уже 2 июля принял решение о вводе части венгерских войск в Чехословакию, и это в то время, когда в самом советском руководстве еще велись яростные споры о том, надо это делать или не надо.
Четвертое. Активное участие в подготовке тех событий принимала часть чехословацкого руководства: Биляк, Йиндра, Кольдер, Капек, Швестка. Могу назвать и других. В данном случае мы имеем дело с так называемой партийной политикой, которая никакого отношения не имела к международной дипломатической практике и не принесла ничего хорошего для будущего развития России и соседних стран.
После 1989 года, когда «коммунистический блок» рассыпался и к власти в Праге пришли либеральные силы во главе с ранее репрессированным диссидентом Вацлавом Гавелом, страна начала долгое и мучительное возвращение к ценностям, задавленным военной силой в 1968 году. Украденные у страны два десятилетия остались в обществе тяжелой раной, которая не может затянуться. «Те, кто пережил ужас вторжения, ненавидят русскую оккупацию, ненавидят то насилие, которое нам учинили русские. Это травма, которая уйдет только когда наше поколение сойдет в могилу», — сказала на днях автору «Времени новостей» Камила Моучкова, героиня и символ чехословацкого национального сопротивления.
В четыре часа утра 21 августа 1968 года Моучкову разбудили друзья и сообщили, что видят на улицах чужие войска. Камила бросилась к машине, поехала через ближайшую бензоколонку, рядом со зданием ЦК Компартии и увидела первую смерть. Стремглав доехала до телевидения и начала вещание в прямом эфире. «Больше всего в те минуты мне хотелось уберечь людей от бессмысленной смерти. Я убеждала сограждан, чтобы они не вступали с оккупантами в разговоры, дискуссии, полемику. Надо было сохранить жизни людей. Об этом я и говорила в эфире. Поступали сообщения о продвижении войск. Мы сообщали и об этом, пока через пару часов за моей спиной не возникли советские солдаты. Меня вывели из студии, вещание прекратилось», — рассказывает она сейчас. Вскоре Моучкова организовала подпольное радиовещание с передвижных станций. Новости о происходящем в стране собирались по крупицам и передавались в эфир.
Голоса того времени записаны ныне на дисках, которые продаются вместе с фотоальбомами, посвященными августу 1968 года. Ежедневные газеты выходят со специальными тетрадями-вкладышами о вторжении. Во всех городах Чехии проходят памятные мероприятия, выставки, семинары, демонстрируются документальные и художественные фильмы о том периоде. Чешское радио ведет цикл передач, в которых выступают ветераны сопротивления, многие из них в 1968 году были подростками.
Были тогда и погибшие — как среди советских военных, так и среди граждан Чехословакии. На Подольской набережной в Праге есть мемориальная доска с надписью: «В этом месте 24 августа 1968 года были злодейски застрелены советскими оккупантами Карел Паришек, 1953 года рождения, и Карел Немец, 1952 года рождения. Вечная им память». В Москве 25 августа восемь человек, вышедших на Красную площадь с плакатами против ввода войск, были арестованы, и большинство из них сосланы. Самый известный герой чешского сопротивления — 20-летний студент Ян Палах. В знак протеста против ввода войск он сжег себя 16 января 1969 года на Вацлавской площади, напротив Национального музея. Были и другие акты самосожжения. Даже и сейчас, через 40 лет, на здании Национального музея, словно густые веснушки, видны во множестве заплатки на тех местах, где тем жарким летом появились пробоины от пуль и снарядов.
Владимир Ведрашко, Прага, — для «Времени новостей»
«Танки были снабжены полным боекомплектом»
В ночь на 21 августа 1968 года войска СССР, Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии пересекли чехословацкую границу. В конце 1960-х годов руководство Чехословакии провело реформы по демократизации общества — внедрялись рыночные начала в управление экономикой, отменена цензура, разрешены политические клубы. Лидеры других социалистических стран расценили начавшиеся преобразования как проявление «контрреволюции», для подавления которой на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС 16 августа и на совещании руководителей стран Варшавского договора в Москве 18 августа было принято решение о вводе войск Варшавского договора. Поводом для ввода войск послужило письмо-обращение группы партийных и государственных деятелей ЧССР к правительствам СССР и других стран Варшавского договора с просьбой об оказании интернациональной помощи. О тех событиях «Времени новостей» рассказывает их участник, 58-летний полковник в отставке Василий ЗАХАРОВ.
— Мы знали, что в Чехословакии тревожная обстановка, происходят выступления контрреволюционных сил, но нас не предупредили, что перебросят из Венгрии, где стоял наш полк, в ЧССР. Нам сказали: «Едете служить в Южную группу войск». Правда, я прибыл в Чехословакию осенью, когда основной пик событий миновал. Но беспорядки еще не утихли, и в населенных пунктах на пути нашего следования нас встречали демонстрации, выкрикивающие лозунги против Советского Союза и Советской армии. Это дало повод для продления сроков пребывания войск Варшавского договора в Чехословакии. Были разговоры о возможном вторжении в Чехословакию войск НАТО. На это указывала повышенная активность натовцев, которая выражалась в перегруппировке войск альянса, размещенных на территории ФРГ вблизи от границ ГДР и ЧССР, и в проведении ими военных учений.
На пути следования люди пытались перегородить нам дорогу, и тогда колонна останавливалась. Нас сразу окружали возбужденные чехи. Но вступать в разговоры с ними нам не разрешалось. Беседы с местными жителями вели офицеры и назначенные для этого сержанты. Они разъясняли чехам причину ввода войск. Кое-где на улицах горели костры, встречалась сгоревшая военная техника и обугленные руины домов.
— Кто это сделал?
— Население в основном крупных городов проявляло недовольство происходящим. Протест выражался в сооружении баррикад на пути движения танковых колонн, действиях подпольных радиостанций, распространении листовок и обращений к военнослужащим стран-союзниц, разрушении памятников советским воинам в городах и селах Чехословакии. Колонны с войсками иногда обстреливали так называемые «контрреволюционеры». Они же забрасывали танки бутылками с бензином. Некоторые машины загорались, и экипажи в них погибали. В нашей части тоже были такие случаи — поджигали танки, обстреливали солдат. Естественно, что в ответ солдаты стреляли, в том числе и из танковых орудий, отчего начинали гореть дома.
Мы, рядовые бойцы, тогда не знали подробностей и цену ввода войск в Чехословакию, но сейчас известно, что во время ввода войск Организации Варшавского договора погибло 11 советских военнослужащих, а свыше 80 солдат и офицеров получили ранения и травмы. Пытаясь преградить путь танкам, чехи ложились прямо перед гусеницами боевых машин. Танки останавливались — по людям никто не шел. Хорошо известен случай, когда путь танковой колонне преградила группа женщин и детей. Чтобы не наехать на людей, механик-водитель головной машины свернул круто в сторону, танк опрокинулся с обрыва, упал на башню и загорелся. Двое танкистов получили тяжелые травмы, один из них впоследствии умер.
— Кто были те, кого называли «контрреволюционерами»?
— Организованные группы молодых людей, которые разбрасывали листовки, выкрикивали антисоветские лозунги, иногда обстреливали солдат. Что было написано в листовках, мы не знали — нам запрещали их читать.
— Какие задачи ваша танковая часть решала в Брно?
— Нашу часть разместили в здании госпиталя в центре города Брно недалеко от почтамта. Там же находилась боевая техника. Танки повзводно разбросали по всем точкам, занятым нашим полком. Одиночных танков нигде не было. В нашу задачу входило патрулирование улиц на танках. Никто не знал, что может произойти, поэтому танки были снабжены полным боекомплектом. В нашу задачу входило патрулирование улиц в радиусе 500 метров от центрального почтамта. У нас тогда не было собственных типографий и агитационных отрядов. Но в каждом экипаже были стопки газет, в которых разъяснялся смысл ввода войск в Чехословакию. Эти газеты мы раздавали чехам.
— А как жили солдаты войск ОВД в Чехословакии?
— Спали мы в казармах, устроенных в здании госпиталя. Увольнений и прогулок по городу не было. Для нас готовили горячую пищу на полевых кухнях. Но первое время питание мы получали сухим пайком. В общей массе чехи были настроены к нам дружелюбно, но среди людей находились небольшие группы «контрреволюционеров», которые выкрикивали антисоветские лозунги, распространяли листовки с призывом к вооруженному сопротивлению союзным армиям. Разъяснительные беседы с местными жителями вели офицеры. Мы, солдаты, обычно находились рядом. Иногда нам удавалось вставить в разговор слово-другое. Контроль над поведением советских солдат был строгий и со стороны офицеров, и со стороны политработников. Неформальное общение рядового состава с местным населением не поощрялось.
— А как действовали военнослужащие других соцстран?
— Как и мы. Но солдаты из ГДР действовали наиболее жестко. Они четко выполняли приказы своего командования по обеспечению порядка. Немцы не пускались в уговоры, не разъясняли причину своего прибытия в Чехословакию, а в случае провокаций открывали огонь. Не могу сказать, что они прицельно били на поражение, но убитые среди чехов были. Нам порой приходилось взаимодействовать с венгерскими солдатами, но они действовали корректно — они получали распоряжения от нашего командования. К тому же их было меньше, чем нас и немцев из ГДР. То, что Румыния отказалась ввести свои войска в Чехословакию, мы не знали и не обсуждали.
— А как реагировала армия Чехословакии?
— В основном она находилась в казармах. Чешские офицеры, учившиеся в СССР и знавшие русский язык, помогали нам — они выступали в роли переводчиков и помогали разъяснять рядовым чехам причину ввода войск.
— Когда вы покинули Чехословакию?
– В канун Нового, 1969 года, когда выводили остальные войска. Мы уходили колоннами на танках с сознанием выполненного союзнического долга. Чехи провожали нас молча и не забрасывали цветами.
Беседовал Виктор Володин, «Время новостей»
Tweet