Плен еще не поражение

В эти дни, когда во всем мире отмечают День узников фашистских концлагерей, хотелось бы вспомнить о том, что предпочитают забывать современные европейцы. Казалось бы, известны почти все тайны Второй мировой войны. Однако многие годы ни Германия, ни Советский Союз не были заинтересованы в том, чтобы раскрыть всю правду о нацистских концлагерях.

Причины для этого были, разумеется, разные. Немцы – одна из самых динамично развивающихся после войны наций Европы – не хотели вспоминать и ковыряться в самом больном для них: массовом и циничном уничтожении в концлагерях миллионов людей. Советским историкам, а сегодня и российским, в силу многих причин и по сей день недоступны огромные массивы военных документов и свидетельств. Особенно деликатной всегда считалась тема военнопленных.

Сразу возникал целый ряд болезненных вопросов, на которые достаточно трудно и непросто ответить даже сегодня. Вот только некоторые из них. Как могло получиться, что в фашистском плену оказалось более пяти миллионов советских военнослужащих, то есть практически вся Советская армия кануна войны, включая резервы? Почему сотни тысяч советских граждан поменяли знаки различия Красной армии на власовские погоны и воевали против своих? Чем объясняется, что отношение к советским военнопленным в нацистских лагерях разительно отличалось от отношения к пленным других стран? Почему советских граждан, выживших в плену и сохранивших верность присяге, встречали на Родине как предателей и заключали в лагеря?

От ответа на эти вопросы зависит не только честная оценка событий давно минувших дней. Еще важнее, на мой взгляд, вынесли ли мы уроки из драмы военных лет и готовы ли мы принять правду, какой бы горькой она ни была.

Пленники и изменники

Официальная советская пропаганда, а вместе с ней и историческая наука многие годы замалчивали драматические страницы пленения наших солдат и офицеров. Если и писали о тех, кто оказался в плену, то, как правило, о ставших широко известными отдельных героях: генерале Д. Карбышеве, участнике французского Сопротивления В. Порике, поэте М. Джалиле, разведчике М. Гусейнзаде, летчике М. Девятаеве. Все они, за исключением Девятаева, были награждены посмертно званиями Героев Советского Союза. Девятаев получил Звезду Героя при жизни, но через много лет после своего подвига. Но ведь были и тысячи других, кто волею обстоятельств оказался в плену, мужественно вел себя, но оказался забыт Родиной и стерт из памяти людей.

Только в первые годы перестройки в 1988 году в журнале «Вопросы истории» впервые была обнародована цифра, давно известная на Западе. 5,8 миллиона советских военнослужащих оказались за годы войны в плену, и 3,3 миллиона из них погибли в нацистских концлагерях. Потрясает и численность взятых в плен по годам. В 1941 году в плену оказались 3 миллиона 355 тысяч, а в 1942-м – 1 миллион 653 тысячи. Трагедия советских военнопленных во Второй мировой войне не имеет аналогов в мировой истории. Как не имеют аналогов и масштабы геноцида, который проводили нацисты по отношению к пленным из СССР.

Много писалось о том, что Красная армия оказалась неподготовленной к войне. Но первые тяжелые поражения и тысячи военнослужащих, оказавшихся в плену, – это результат не только господства немцев в небе и на земле. Это еще и последствия особого предвоенного воспитания, когда советским людям внушалось, что победа над врагом будет одержана малыми силами и на чужой территории. Для многих, кто попал в плен, особенно для офицеров, первым чувством было отчаяние. Им был хорошо знаком полевой армейский устав, где утверждалось на законодательном уровне, что военнослужащий ни при каких обстоятельствах не мог сдаться в плен. В ином случае он становился военным преступником.

Известна и позиция И. Сталина по отношению к тем, кто даже тяжелораненым оказался в плену. «У нас нет пленных, а есть изменники Родины», – заявлял он. Понятно, что приказ Ставки Верховного главнокомандования от 16 августа 1941 года отразил эту позицию. Военнопленных здесь характеризовали как «неустойчивые, малодушные, трусливые элементы». Самое страшное, что согласно этому приказу, семьи попавших в плен красноармейцев лишались государственного пособия и помощи. Иногда это было равносильно смертному приговору. Что же касается семей политработников и командиров, то они «подлежали аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров».

Большая часть тех, кто попал в плен, была с этим приказом знакома, и ощущение безысходности, конечно же, подтолкнуло немало людей к вступлению в ряды власовской армии. Нельзя не сказать и о том, что СССР не подписал международную Женевскую конвенцию, которая определяла положение и права военнопленных. Таким образом, солдаты и офицеры Красной армии были поставлены вне закона, а международный Красный Крест не имел возможности контролировать условия их содержания и оказывать помощь.

В принципе нацистская идеология рассматривала задачу уничтожения русских военнопленных как рутинную, обязательную работу. Вот что говорил Гиммлер в 1943 году: «Как приходится русским, как приходится чехам, мне совершенно безразлично. Живут ли другие народы в довольстве или умирают от голода, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нашей культуре как рабы, в противном случае это меня не интересует».

Но среди тех, кто поднимал руки перед немцами в первом же бою, были и политические противники. Не будем забывать о сталинских репрессиях, коллективизации и голоде 30-х годов в стране, последствиях уничтожения религиозных структур. Только крестьян в условиях насильственной коллективизации с 1929 по 1933 год было репрессировано около 15 миллионов человек. Некоторые из этих людей или их родственники с надеждой встретили приход гитлеровцев. Очень скоро им об этом пришлось пожалеть. Завоеватели показали свое истинное лицо, и даже те, кто ненавидел большевиков, поняли, что «русский вопрос» для Гитлера означал уничтожение большей части славян и превращение оставшихся в рабов.

Обратной дороги нет

По-разному люди попадали в лагеря и по-разному там себя вели. В первые месяцы войны, когда количество советских пленных превышало все возможные пределы, в некоторых лагерях заключенные охраняли сами себя. Из их числа выбирались добровольцы, которые следили за раздачей пищи, строительством бараков, выгребных ям и т.д. По существу, эти люди осуществляли административные функции. Потом нацисты сами стали выбирать себе помощников.

Немецкая администрация оказалась неспособной хоть каким-то образом организовать и обустроить многомиллионную армию пленных. Собственно, возможность создания института добровольных помощников нацистов в лагерях была заложена специальными приказами вермахта за несколько дней до войны. Уже в первых концлагерях желающих послужить немцам оказалось немало. Первой причиной для многих было желание выжить. Именно выжить, а не наесться вдоволь лагерной похлебки. О том, как питались советские военнопленные, – это отдельная тема.

Лагерный полицейский получал, естественно, особый паек, ему могли в случае необходимости оказать медицинскую по-мощь. Таким вот образом возникло явление совершенно уникальное – лагерная полиция. Ничего подобного не было ни в одном из лагерей для западных военнопленных. Что интересно, соблюдая при выборе своих помощников принцип добровольности, немцы для полицейской работы выбирали не всех. Особым приоритетом пользовались люди, служившие в советской милиции. Оказавшись на службе у нацистов, полагая, что, дескать, подкормится и выживет, человек не всегда понимал драматизм своего положения. Уже в декабре 1941 года был издан приказ вермахта, где говорилось: «Если в исполнение приводится приговор о повешении, то комендант данного лагеря должен найти среди советских военнопленных подходящих людей, которые за это должны получить какое-либо вознаграждение (деньгами, продуктами и т.д.).

О приведении приговора в исполнение немецкими военнослужащими не может быть и речи». Так вот, однажды смалодушничав, человек становился убийцей, палачом своих товарищей. Обратной дороги назад уже не было. Психологию таких людей описал Василь Быков в своей книге «Сотников». В архивах иерусалимского музея Яд Вашем мне показывали документы, сохранившие свидетельства очевидцев. Одному из полицейских в лагере Россошь Воронежской области было приказано расстрелять военнопленного, который оказался его товарищем по службе в Красной армии. Обреченный на смерть, уже голый, он находился в яме, но полицейский не смог выстрелить, заплакал, выронил из рук винтовку. Стоявший рядом немец подхватил винтовку, застрелил его товарища, а затем погнал полицейского в лагерь, где его и казнили.

Тщательно и изощренно нацисты разыгрывали в лагерях национальную карту. Еще в фильтрационных пунктах военнопленных сводили в национальные группы, а по прибытии к месту заключения размещали в отдельных блоках. Продуманная нацистская тактика должна была вызвать национальные распри. В июле 1941 года начальник генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер пишет в своем дневнике: «Украинцы и прибалты будут отпущены из плена». Из плена отпускали также финнов. Среди военнопленных, после евреев, в худшем положении находились русские, в лучшем – украинцы. Гестаповцы подвели под это и «теоретические» изыскания. В одном из документов, в частности, указывалось, что «украинский народ, впитавший в себя польско-литовскую кровь, более «зрел», чем великороссы… представляющие смесь славянской, финской и татарской крови». Неправда ли, очень похоже на речи, звучащие сегодня на Украине. Тех украинцев, кто не был отпущен из лагеря, охотно набирали в полицию. Преимущество при этом отдавалось выходцам из Западной Украины.

Доктор Арон Шнеер – один из самых глубоких исследователей нацистских концлагерей из иерусалимского института Яд Вашем, на которого я не раз буду ссылаться, в беседе со мной приводил данные, что среди начальников лагерной полиции попадались уголовники, но чаще это были кадровые офицеры. Одной из важнейших задач полиции, помимо поддержания порядка, было выявление полит-работников, комиссаров, сотрудников НКВД, евреев. За каждого «выявленного» немцы приплачивали особо. Нацисты поощряли публичные расправы руками полицаев, полагая, что это носит «воспитательный характер».

В лагере в Миллерово предатель указал на политрука. Полицаи, получив у коменданта разрешение на самосуд, раздели политрука, привязали к столбу посреди лагеря, облили бензином и подожгли. Тех из заключенных, кто не хотел на это смотреть, били нагайкой по лицу. А. Шнеер пишет, что безраздельное господство лагерной полиции закончилось к весне 1942 года. В результате «естественного отбора» в лагерях выжили и не сломились самые сильные.

Эти люди уже не боялись лагерной полиции и могли дать организованный отпор. Вскоре немцы сами ликвидировали институт лагерной полиции. Те из полицаев, кто продолжил службу в вермахте, свою жизнь спасли. Судьба остальных была незавидной. Они переводились в другие лагеря на положение обычных заключенных. Скрыть их прежнее «место работы» было трудно. С бывшими полицаями расправы были быстрыми.

Один случайно «оступился» и утонул в выгребной яме, другой «повесился», а у третьего обнаружили в ухе забитый по самую шляпку гвоздь. Интересное свидетельство приводит И. Асташкин, работавший в Бухенвальде санитаром. Подпольная организация этого лагеря, изучив карточки учета вновь прибывших, сразу выясняла, кто работал полицаем. Этих людей под предлогом обследования направляли в лазарет, где искусственно заражали туберкулезом или умерщвляли уколом фенола. Выживший после лагерей И. Гетман вспоминает: «Когда американцы освободили нас, мы сразу указали на полицаев, которые издевались над нами, убивали пленных. Троих вывели. Американцы дали автомат нашим ребятам, и их тут же расстреляли».

Здоровые или мертвые

Немалая часть советских солдат и офицеров оказывалась в плену после тяжелых ранений, контузий. Ужасающие условия содержания в лагерях, особенно в первые годы войны, несли с собой массовые инфекционные заболевания, простуды. Судьба раненых и заболевших была трагической. За несколько дней до начала войны немецким военнослужащим, как правило, в устной форме были отданы приказы «с ранеными русскими не возиться, а добивать на месте». Этот приказ повсеместно исполнялся. Были и исключения, особенно в первые месяцы войны, когда взаимное ожесточение еще не стало повсеместным. Некоторые из выживших в плену советских военнослужащих вспоминают, как их оперировали и лечили немецкие врачи, ничем не отличая от своих солдат.

Что же касается самих лагерей, то здесь была создана настоящая индустрия смерти. Эрих Кох, комендант гитлеровского концлагеря Бухенвальд с самого основания этого страшного объекта в 1937 году, любил повторять: «В моем (!) лагере больных не бывает. У меня есть только здоровые или мертвые». Тот же Кох вместе со своей женой Ильзе – большой любительницей изготовления абажуров из человеческой кожи – придумал простой и надежный способ умерщвления людей. По его приказу раздетые догола заключенные часами стояли на морозе.

Впрочем, здоровые заключенные в «хозяйстве Коха» ценились тоже высоко. Именно на них ставились самые страшные опыты, которые нацисты тщательно засекречивали. Эти эксперименты проводились с разрешения самого Гиммлера. В истории человечества это был единственный случай, когда живых людей в интересах нацистской «науки» сотнями заражали самыми опасными болезнями, а порой просто потрошили для практики.

В основном жертвами этих опытов становились советские военнопленные. Поразительно, что в числе палачей были не только эсэсовские офицеры, но и крупные ученые Германии, знаменитые доктора, химики, тысячи рядовых врачей, медперсонал. В том же Бухенвальде проводились эксперименты по заражению тифом, желтой лихорадкой, оспой. Согласно нацистской идеологии, в числе подлежащих уничтожению помимо евреев, цыган, коммунистов были и гомосексуалисты. Для борьбы с этим злом заключенных в порядке эксперимента кастрировали, пересаживали половые органы, вводили синтетические гормоны.

В Дахау «специализировались» на варварских экспериментах по замораживанию людей. По указанию Гиммлера нацистские врачи пытались определить, сколько времени человек может продержаться в ледяной воде. Это было связано с гибелью сбитых фашистских летчиков, которые не выживали в холодных водах Атлантики. Некоторые из «экспериментов» повторялись уже не в «научных» целях, а для развлечения высоких эсэсовских чинов и членов их семей.

Особым шиком считалось наблюдать за половыми актами, которыми заставляли заниматься полумертвых мужчин после ледяных ванн и женщин-заключенных, которых специально для этого привозили из лагеря Равенсбрюк. Здесь же врач нацистской авиации доктор Рашер в специально оборудованном «вагоне» резко повышал или понижал атмосферное давление, наблюдая при этом за агонией жертв. Умирающих, но еще живых людей он хладнокровно оперировал, вскрывал грудную клетку, наблюдая, как долго еще бьется сердце. Очень мало осталось свидетелей этих опытов, так как нацисты не были заинтересованы в разглашении зловещих экспериментов.

Остались свидетельства отчаянного мужества советских людей, обреченных на смерть и страдания. Самое страшное, что подвиги, которые они совершали, как правило, остались неизвестными. И таких людей было много. Гораздо больше, чем тех, кто носил власовские погоны. Нам еще предстоит узнать о лагерном сопротивлении, о подпольных организациях, о взаимной помощи друг другу. О том, что люди даже в самых тяжелых условиях оставались людьми.

Рафаэль Гусейнов, газета Трибуна